Виктор и Ицхак обменялись взглядами.

— Я хочу, чтобы все были готовы, — сказала она. — Когда я вернусь, думаю, за спиной у меня будут очень злые люди.

Виктор убедился, что узел затянут туго.

— И сколько злых людей?

— Пожалуй, вся армия будет наступать мне на пятки.

Ицхак нежно погладил морду Са’дина.

— А из-за чего они должны злиться? Если мне можно спросить…

— Помимо попытки выкрасть их волшебника, я собираюсь хорошенько разворошить это осиное гнездо.

Виктор раздраженно вздохнул.

— Мы будем готовы — но если ты попадешь туда, я не уверен, что сможешь выбраться.

Никки тоже сомневалась в этом. Она помнила то время, когда приводила в действие свои планы, не заботясь, умрет при этом или нет. Но теперь ей было не все равно.

— Если я не вернусь, вам придется показать все, на что вы способны. Думаю, что если даже меня убьют, я смогу забрать с собой хотя бы Кроноса. Но в любом случае мы приготовили им много сюрпризов.

— Ричард знает о твоих планах? — подняв на нее глаза, спросил Ицхак.

— Думаю, что знает. Это не игра. Мы сражаемся за наши жизни. Если проиграем, то погибнет столько невинных людей. сколько не в силах охватить ваше воображение. Я была по другую сторону баррикад и знаю, что приближается сюда. Я пытаюсь это предотвратить. Не хочешь помочь — уйди с дороги.

Никки посмотрела по очереди на каждого из мужчин. Они хранили молчание.

Виктор быстро закончил связывать ее запястья. Затем вынул нож из сапога и срезал остаток веревки.

— Кто отведет тебя к солдатам? — спросил Ицхак.

— Я думаю, это лучше сделать тебе, Ицхак. А Виктор тем временем предупредит всех и проследит за приготовлениями; ты же будешь представлять мэра.

— Хорошо, — сказал Ицхак и поскреб впалую щеку.

— Отлично, — кивнула женщина, дернув поводья. Прежде чем она успела сказать что-нибудь еще, Виктор прочистил глотку.

— Я хотел поговорить с тобой еще кое о чем. Но мы оба были заняты…

— В чем дело? — спросила Никки.

— Ну, в обычный день я бы ничего не сказал… Но я подумал, что, может быть, сейчас тебе следует знать.

— Знать что?

— Люди начинают спрашивать о Ричарде.

Никки нахмурилась.

— Спрашивать? Что ты имеешь в виду? Что за вопросы?

— Обсуждаются причины его ухода. Люди беспокоятся, отчего он оставил их и общее дело, чтобы гоняться за призраками. Они задаются вопросом, стоит ли следовать за таким человеком. Прошел слух, что он… что он, знаешь, невменяем или вроде того. Что мне им сказать?

Никки глубоко вдохнула, собираясь с мыслями. Этого она и боялась. Это была одна из причин, из-за которых, считала она, ему нельзя было уходить — особенно вот так, прямо перед нападением.

— Напомни им, — сказала она, наклонившись к нему, — что лорд Рал — волшебник, а волшебник может видеть то, чего не видят они. Например, скрытые, далекие угрозы. Волшебник не обязан объяснять свои действия. Лорд Рал ответственен за многое — не только за этот город. Если здешние люди хотят жить свободно, жить своей жизнью, они должны выбрать этот путь ради самих себя. Они должны верить, что все действия Ричарда, как лорда Рала и как волшебника, служат на пользу нашего общего дела.

— А ты в это веришь? — спросил кузнец.

— Нет. Но есть разница. Я могу следовать за идеалами, которые он мне показал — и в то же время работать, пытаясь привести Ричарда в чувство. Это можно совмещать. Но люди должны верить в своего вождя. Если они сочтут его сумасшедшим, то могут поддаться страху и сдаться. Сейчас мы не можем позволить себе так рисковать. В своем уме Ричард или нет — это не влияет на справедливость дела. Правда есть правда — с Ричардом или без него. Войска, идущие убить нас, — реальны. Если они победят, то те, кого не убьют, снова окажутся в ярме Имперского Ордена. Жив Ричард или мертв, в здравом уме или нет — это не меняет дела.

Виктор, сжав кулаки, кивнул.

Никки отвела ногу назад, ударила Са’дина пяткой, заставляя коня подойти ближе к ограде, и оглянулась через плечо на кузнеца.

— Спусти мое платье до талии, и побыстрей — солнце скоро сядет.

Ицхак отвернулся, качая головой.

Виктор мгновение колебался, затем, вздохнув, сделал, как было сказано, и спрыгнул с ограды во двор.

— Хорошо, Ицхак, нам пора. Веди. — Она оглянулась через плечо на Виктора. — Я приведу врага следом за уходящим солнцем.

— Что сказать людям? — спросил Виктор.

Никки напустила на себя холодный вид, который так часто использовала в жизни — холодное спокойствие госпожи Смерти.

— Скажи им, пусть вспомнят, как льется кровь.

И впервые лицо Виктора исказила мрачная усмешка.

Всадники на громадных боевых конях во все глаза пялились на Никки, когда Ицхак подвел ее к общественному колодцу на маленькой площади близ восточной окраины города. Ее собственный жеребец, Са’дин, в присутствии этих чудовищ казался крошкой. Наголовники и грудные пластины прикрывали уязвимые места солдат, давая преимущество в конной атаке и защищая от случайных стрел. Могучие кони забили копытами, взрывая землю, и презрительно зафыркали на своего меньшего соплеменника — но Са’дин моментально отступил на пару шагов, оказываясь вне досягаемости их зубов, и остановился совершенно спокойно. Конь Никки даже не вздрагивал, словно его это и вовсе не касалось.

Вражеские кони выглядели ужасно, и всадники были им под стать. Облаченные в кольчуги и безрукавки из черной кожи, увешанные устрашающим количеством оружия, эти солдаты не только внушали ужас, но и своей статью превосходили любого из защитников города. Никки понимала, что именно из-за подобной внешности их отобрали для этой миссии. Орден любил демонстрировать недвусмысленные угрозы. Всегда полезно заранее вселить страх в сердца врагов.

Из занавешенных окон, приоткрытых дверей, узких улиц и тенистых переулков люди украдкой смотрели, как солдатам Ордена отдают обнаженную по пояс женщину со связанными руками. Никки перетерпела проезд через весь город, стараясь думать не о себе, а о том, как бы поскорее справиться с делом и догнать Ричарда. Это было важнее всего. А смотрят на нее или нет — какая разница? Когда они доедут до ставки Ордена, будет еще хуже.

— Я помощник господина мэра, — подобострастно сказал Ицхак, обращаясь к великану-солдату, сидевшему на могучем кауром жеребце. К его седлу был прикреплен белый флаг. Всадник зажал его древко в мясистом кулаке и сидел, как истукан, неподвижно и молча. Ицхак облизнул губы и склонился еще ниже. — Он послал меня с этой женщиной… своей женой… это подарок для великого Кроноса. Мы хотим доказать нашу искренность в желании угодить ему, исполняя его волю.

Всадник — по-видимому, офицер среднего чина, — самодовольно ухмыльнулся, не отрывая взгляда от груди Никки. На широких ремнях, пересекавших его могучий торс, разместились несколько ножей, на поясе висел короткий меч. Боевой цеп и топор с лезвием в форме полумесяца дополняли картину. Когда конь топнул копытом, мелкие колечки доспехов шумно зазвенели, а амуниция устрашающе лязгнула. Никки порадовалась, что офицер оказался незнакомым, — но на всякий случай опустила голову пониже и старалась не смотреть ему в глаза.

Офицер не сказал ничего.

Ицхак снял шляпу и прижал ее к груди.

— Прошу вас, передайте наши уверения…

Офицер швырнул Ицхаку белый флаг. Ицхак моментально вернул шляпу на голову, чтобы успеть поймать древко свободной рукой, в то время как второй все еще держал поводья Са’дина. Древко флага было тяжелым, но Ицхак грузил фургоны всю свою сознательную жизнь и потому удержал его без труда.

— Кронос даст вам знать, если подарок ему понравится, — прорычал офицер.

Ицхак кашлянул — больше для того, чтобы прочистить горло, так как сказать было нечего, — и снова склонился перед солдатами. Те переглянулись с циничными ухмылками и продолжили любоваться прелестями Никки. Было заметно, что им доставляет удовольствие ощущать собственное превосходство над другими людьми.