Он коснулся руками лица Кары и поцеловал в лоб.

Он надеялся, что она не страдает. Он надеялся, что хотя бы конец ее жизни будет спокойным, жизни, в которой было все, кроме покоя.

Она была так бледна, дыхание едва заметно…

Возненавидев холод, сковавший тело Кары, Ричард отбросил одеяло и обнял ее в надежде, что так она сможет отогреться.

— Возьми мое тепло, — шептал он ей на ухо. — Возьми все, что тебе нужно. Пожалуйста, Кара, забери мое тепло.

Сжимая ее в объятиях, Ричард впал в состояние, близкое к беспамятству. Он знал, как много этой женщине приходилось страдать. Знал, какова была ее жизнь. Знал, сколько тяжелых часов и дней выпало на ее долю. Он пережил то же, что довелось прежде пережить ей — во время безумного правления своего отца, Даркена Рала. Он прошел через ту же боль и ощущение безнадежности, что и она. Наверное, никто другой не мог бы понять ее лучше, чем он. Когда-то жестокие люди бросили ее одну в мире боли и безумия. Ричард знал, каково ей пришлось, потому что сам побывал там. И теперь он хотел любым способом вызволить ее из этого темного и отвратительного места.

— Возьми мое тепло, Кара. Я здесь для тебя.

Он открыл ей себя, открыл свое страдание, открыл себя ее страданию. Рыдая на ее плече, еще крепче обнял ее. Ему казалось, что если держать достаточно крепко, это не позволит ей сорваться в пропасть смерти. Ричард чувствовал, что она еще жива, и боялся не выдержать до конца. Он так жалел, что Никки не смогла ничего сделать! Если кто и заслужил исцеления, то именно Кара. В тот момент больше всего на свете ему хотелось, чтобы ее исцелили.

Всего себя, всю душу Ричард вложил в это желание.

Он весь превратился в сочувствие к этой женщине, которая столько для него сделала. Она не единожды рисковала жизнью, выполняя его приказы, и еще чаще рисковала жизнью ради него, открыто пренебрегая его приказами. Она следовала за ним по всему свету. Бессчетное количество раз она вставала на пути опасностей, грозивших ему или Кэлен. Кара заслуживала жизни, заслуживала всего лучшего, что только есть в жизни. Он не желал ничего, кроме ее исцеления. Чтобы осуществить это отчаянное желание, он хотел найти хотя бы искорку жизни, погружаясь в водоворот ее агонии. Стоило мелькнуть этой мысли — и его сознание оказалось рядом с ее душой, пораженной мучительной болью.

Он крепко стиснул зубы, задержал дыхание и впустил в себя эту боль. Отвести от нее страдание — вот все, чего он хотел. Он не пытался защититься от неожиданного удара. Он чувствовал все, что чувствовала она. Боль вошла в него настолько властно, что он прижался открытым ртом к плечу девушки, чтобы сдержать крик.

Они находились в пустом, темном, лишенном надежды пространстве… безжизненном пространстве. Его бил озноб, хотя пока что он принял на себя только часть ее ноши. Она держалась за боль, не хотела ею делиться, особенно с ним. Но ей трудно было сопротивляться, она была очень слаба; и он смог против ее воли отобрать еще частичку, и еще… Поднимая и раздвигая пласты страданий, он почувствовал ледяное прикосновение смерти, смерти внутри нее. Тьма и лед буквально пропитали все существо Кары. Ричард дрожал от муки, от ужаса, разделенного на двоих. Его разум содрогался от пульсирующей боли, и все свелось к жестокой, невыносимой борьбе за то, чтобы просто сохранить собственную волю к жизни.

Ричарда уносил бурный холодный поток горя и безнадежности. Казалось, ему не выдержать этого, но он выдержал и продвинулся дальше. Он хотел, чтобы она взяла взамен его силу, его жизненную энергию. Но для этого сначала надо было выдержать воздействие вливающегося в душу жгучего яда.

Время потеряло всякое значение. Боль превратилась в вечность.

— Смерть будет часто приходить, предлагая забрать тебя… желая забрать тебя, — шептал он ей на ухо. — Не принимай это предложение. Держись, Кара! Не принимай смерть!

— Я хочу умереть.

Это короткая фраза всплыла из глубин агонии и безысходности. Она потрясла и напугала Ричарда. Что, если стремление сохранить жизнь оказалось свыше ее сил? Что, если он взял на себя задачу невыполнимую, непосильную? Потребовал от нее большего, чем она может вытерпеть? Больше, чем имел право требовать или просить?

— Кара, — шептал он ей на ухо, — мне нужно, чтобы ты жила. Пожалуйста, живи, мне это очень нужно….

— Не могу…

— Кара, ты не одна. Я здесь, рядом с тобой. Держись. Ради меня, держись и позволь помочь тебе!

— Пожалуйста, отпустите меня. Позвольте мне умереть. Умоляю, если я вам дорога, оставьте меня… позвольте мне умереть.

Она ускользала, отдалялась. Он крепче сжал объятия. Он вобрал в себя еще больше ее страданий. В глубинах души она боролась с ним, крича от невыносимой муки.

— Кара, пожалуйста, — он задыхался в захлестнувшем его потоке боли, — позволь помочь тебе! Прошу, не покидай меня!

— Я не хочу жить. Я подвела вас. Я должна была вас спасти, когда Никки пришла за вами. Теперь ваши слова открыли мне глаза, я все поняла… Я погибла бы за вас — но я не исполнила свой долг, не выполнила обязательства перед самой собой. Мне незачем больше жить. Я недостойна быть вашей защитницей. Пожалуйста, отпустите меня!

Ричарда ошеломило, но еще больше испугало это безмерное отчаяние. Он взял на себя и эту боль, постарался справиться, отвести ее прочь от Кары. Однако она цеплялась за свое последнее желание, вырывалась из его объятий и отдалялась все больше.

— Кара, я люблю тебя! — вырвалось у него. Снова и снова он твердил, как заклинание: — Не покидай меня! Ты нужна мне!

Как странно — ему пришлось отбирать у нее страдание с боем. Она сопротивлялась, расходуя последние силы, но он одолевал, она уже не могла остановить его. Он вырывал ее из плена смерти. Не задумываясь, Ричард нащупал единственно правильный путь — он открывал ей свое сердце, свой порыв, свою душу.

Она пронзительно закричала. От нее исходило чувство безграничного одиночества.

— Я с тобой, Кара! Ты не одинока!

Нелегко было, борясь с муками, порожденными тем злом, что коснулось Кары, одновременно утешать ее. Но он осознал: ее убивает не просто боль, а леденящий ужас. А теперь то же холодное опустошающее чувство медленно сокрушало и его — в то время как слепое сопротивление умирающей не пропускало к ней его исцеляющую силу.

Он вдруг почувствовал себя так, будто приплыл на помощь тонущему человеку, но вместе с ним подхвачен водоворотом, и теперь их обоих затягивало в темный омут смерти.

Отчего-то он твердо знал: в первую очередь нужно разделить с нею бремя боли, а если удастся, снять его совсем, освободить ее. Для этого пришлось не противиться боли, наоборот, приветствовать, всеми силами притягивать ее к себе.

Когда он ощутил ее горе и страдание во всей полноте, то вынужден был отчаянно бороться, чтобы сохранить собственную жизнь. И все-таки он не оставил для себя ни капли целительной мощи, он отдал Каре всю силу своего сердца. Ричарда никогда не обучали искусству исцеления, не учили, как направлять энергию; чутьем он улавливал, что Каре нужно тепло, и всеми мерами старался передать ей это тепло жизни.

— Я не хочу жить. Я подвела вас. Пожалуйста, позвольте мне умереть.

— Почему ты хочешь покинуть меня? Почему?

— Только так могу я послужить вам! У вас будет другой защитник, который не подведет…

— Кара, это неправда. Это неправильно. Здесь что-то выше нашего понимания. — Ричард произносил слова сквозь боль. — Ты не подвела меня. Ты должна мне поверить. Ты должна верить в меня. Вот что нужно мне больше всего на свете — чтобы ты была со мной и верила в меня. Это моя потребность, а не твое служение. Пожалуйста, ты нужна мне. Мне нужно, чтобы ты жила. Вот как ты можешь послужить мне — с тобою моя жизнь сделается лучше!

Всеми силами он стремился удержать Кару рядом с собой — но груз тьмы казался бесконечным. Когда чаша терпения переполнилась, он почувствовал, как будто тонет в жаркой пустоте, погружаясь все ниже, и понял, что на дне пропасти его ждет та тень, которая пришла сквозь стену по его душу. Он увидел это существо глазами Кары, ощутил ледяное острие ужаса, пронзившее ее, когда оно вломилось в комнату.