Из Льежа пришло письмоот камергера графа Левенштейна. Он спрашивает меня, не знаю ли я, где Его высочество.

«Я не знаю, господин камергер, но могу себе представить. Он вернулся из своего добровольного изгнания, мой Жан-Батист. Он вернулся на свою бывшую родину и нашел руины. Я не могу ответить вам, господин камергер, и прошу вас, имейте терпение. Его высочество ведь тоже человек. Оставьте его в покое на несколько дней, таких мрачных дней его жизни, и на несколько таких же мрачных ночей».

Вчера, 29 марта, в половине седьмого утра, Мари вошла в мою спальню.

— Скорее поезжай в Тюильри.

Я посмотрела на нее с удивлением.

— В Тюильри?

— Король Жозеф прислал коляску. Ты должна скорее поехать к Жюли.

Я поспешно встала и оделась. Жозеф назначен комендантом Парижа и пытается спасти город. Жюли подчинилась его приказу не видеться со мной, и мы не видимся с нею уже несколько месяцев. А сейчас такая поспешность…

«Не разбудить ли мне одного из моих адъютантов? Если будить, то которого? Виллата — моего военнопленного, или Розена? Не буду будить никого. Для того чтобы повидаться с сестрой, мне не нужен адъютант», — решила я.

— Я всегда удивлялась, зачем ты таскаешь за собой этого офицера, — ворчала Мари.

Дрожа от утренней прохлады, я ехала по пустынным улицам Парижа. Расклейщики афиш только что наклеили на круглые столбы свежие прокламации. Я остановилась, чтобы прочесть одну из них.

«Парижане! Придите в себя! Поступайте, как ваши братья в Бордо! Призовите на трон Людовика XVIII. Он даст вам мир!» Подписано: «Принц Шварценберг, главнокомандующий австрийской армией».

Двор Тюильри был забит экипажами. Мне пришлось выйти из коляски и пробираться пешком. Я попросила, чтобы обо мне доложили Жозефу.

— Скажите, что приехала его свояченица, — сказала я дежурному офицеру. Он посмотрел на меня удивленно:

— Слушаюсь, Ваше высочество.

Меня еще не забыли в Тюильри!

К моему удивлению, меня проводили в покои императрицы. Когда я вошла в большую гостиную, мое сердце на мгновение остановилось… Наполеон? Нет, нет, только Жозеф, который старался изо всех сил в эту минуту походить на брата. Жозеф стоял возле камина со скрещенными руками и быстро говорил что-то, откинув назад голову.

Императрица, которую теперь называют регентшей, потому что Наполеон оставил ей все полномочия на период своего отсутствия, сидела на диване рядом с м-м Летицией. М-м Летиция накинула на плечи шаль, как крестьянка, в то время как императрица была в дорожном пальто и шляпе.

Мари-Луиза имела вид гостьи, которая только на минуту присела.

Я заметила Менневаля, который был сейчас секретарем регентши, и нескольких членов Сената.

Высокий, стройный, в какой-то фантастической форме, сзади м-м Летиции стоял Жером Вестфальский, младший сын, который в детстве был так прожорлив. Уже давно союзники отняли у него его государство.

Комната была ярко освещена свечами. Их свет смешивался с серым рассветом. В этом печальном освещении комната и все присутствующие казались нереальными, какими-то тенями из сна.

— Здесь, вот здесь все это написано, — Жозеф достал из кармана письмо.

— «Реймс, 16 марта 1814. …не оставляй моего сына и всегда помни, что мне лучше узнать, что он утонул в Сене, чем попал в руки врагов Франции. Судьба Астианакта, пленника греков [20], всегда казалась мне самой страшной. Любящий тебя брат Наполеон».

— Дальше Наполеон пишет, — Жозеф вновь поднес письмо к глазам. — «Держитесь хорошо у стен Парижа. Поставьте по две пушки на батареи у каждых ворот и приставьте к ним Национальную гвардию. У каждых ворот нужно иметь всегда 50 человек, вооруженных военными или охотничьими ружьями, и 100 человек с пиками. Всего 150 человек у каждых ворот».

— Можно подумать, что я не умею считать. Так он пишет мне. И дальше: «Необходимо, кроме того, иметь всегда резерв из 300 вооруженных ружьями или пиками солдат, резерв, который можно быстро перебросить в любую часть города, где будет особенно трудно защищаться. Любящий тебя брат» — подписано — «Наполеон».

Наступило молчание.

— Ну… — Мари-Луиза, спокойная и как будто безразличная. — Ну что же вы решили? Должна ли я уехать вместе с Римским королем или остаться здесь?

— Мадам, — Жером вышел из-за дивана и стал перед ней. — Мадам, вы знаете клятву офицеров гвардии: пока регентша с королем Римским в Париже, Париж не будет сдан!

— Жером, — вмешался Жозеф, — у нас только пики против пушек и почти нет людей, способных сражаться.

— Но гвардия пока еще в порядке.

— Всего несколько сот человек… Но, поверьте, я не могу взять на себя ответственность за судьбу императрицы. Кроме того, народ Парижа… И все-таки, отъезд…

— Как хочешь. Бегство, как ты говоришь, регентши и короля Римского не смогут остаться тайной для народа Парижа, и я боюсь, что тогда… — он не закончил фразы.

— Ну? — спросила императрица.

— Вы должны решить сами, — сказал Жозеф устало. Сейчас он совсем не был похож на Наполеона.

— Я не хотела бы сделать ничего такого, что впоследствии могло бы быть направлено против меня, — заявила Мари-Луиза со скукой в голосе.

М-м Летиция вздрогнула, как от электрического тока. Вот так жена у Наполеона!

— Мадам, если вы покинете Тюильри сейчас, вы можете потерять права свои и вашего сына на корону Франции, — зашептал Жером, наклонившись к ней. — Мадам, отдайтесь под защиту гвардии, доверьтесь народу Парижа!

— Я остаюсь, — сказала Мари-Луиза и стала развязывать ленты своей шляпы.

— Мадам, но письмо Наполеона… Он предпочитает, чтобы его сын утонул в Сене, — почти скулил Жозеф.

— Не повторяйте хоть этой ужасной фразы, — удержалась я от восклицания.

Все лица повернулись ко мне. Это было ужасно. Я стояла на пороге. Я поклонилась императрице и извинилась:

— Простите, я нечаянно.

— Наследная принцесса Швеции в гостиной регентши? Мадам, это невозможная ситуация! — зарычал Жером, делая шаг в мою сторону.

— Жером, я просил Ее высочество приехать, так как… так как Жюли… — бормотал Жозеф.

Я проследила за его взглядом. В глубине комнаты, на диване, угадывались три тонких силуэта. Жюли и ее дочери. Они были такими робкими, такими жалкими!

— Прошу вас, садитесь, Ваше высочество, — любезно пригласила Мари-Луиза.

Я прошла через комнату и подсела к Жюли. Она обнимала Зенаид и гладила пальцы девочки.

— Не волнуйся так, — прошептала я ей на ухо. — В случае беды приезжай ко мне с детьми.

Подошел Жозеф.

— Вы тоже, Жозеф, можете жить у меня, — сказала я ему.

Он покачал головой.

— Может быть, Наполеон еще успеет приехать, чтобы спасти Париж. Я благодарю вас от всего сердца за Жюли и детей, — он поцеловал мне руку: — вас и вашего супруга.

Камердинер провозгласил:

— Князь Беневентский просит аудиенции!

Мы посмотрели на Мари-Луизу. Улыбаясь, регентша повернулась к двери.

— Просите.

Талейран, прихрамывая, быстро подошел к Мари-Луизе.

— Ваше величество, я говорил с министром обороны. У него есть вести от маршала Мармона. Маршал просит Ваше величество немедленно покинуть Париж вместе с королем Римским. Маршал не знает, сколько времени еще он сможет удерживать врага на дороге в Рамбуйе. Я в отчаянии, что вынужден принести вам эту ужасную весть.

Молчание было глубочайшим. Слышался только шелест лент шляпы императрицы. Она вновь завязывала их под подбородком.

— Быть может, я встречу Его величество на дороге в Рамбуйе? — спросила она.

— Но вы же знаете, что Его величество на пути к Фонтенбло, — сказал Жозеф.

— О, я говорю о Его величестве, императоре Австрии, моем отце!

Жозеф побледнел так, что даже губы его стали серыми. Жером заскрежетал зубами. Только Талейран слегка улыбнулся, не показывая ни малейшего удивления. М-м Летиция довольно бесцеремонно дернула невестку за руку:

— Ну же, мадам, поезжайте!