Жозеф как-то намекал, что они живут в полуподвале. Я нашла лестницу, ведущую вниз, толкнула дверь и очутилась в кухне м-м Буонапарт. Это была большая комната, и углы ее прятались в тени, так как кухня была освещена только одной свечой, вставленной в разбитую чашку. Запах в комнате был ужасный!
Жозеф в бумажной сорочке, без галстука, сидел за столом возле свечи и читал газету. Напротив него Люсьен что-то писал. На столе стояли тарелки с остатками ужина. В темном углу стирали белье. «Плюх… плюх…» Кто-то с ожесточением бил вальком. Комнату наполнял пар от белья.
— Жозеф, — сказала я, — Жозеф!
Он подскочил:
— Кто там? — «Плюх… плюх…» прекратилось, и на середину комнаты вышла м-м Летиция, она вытирала руки фартуком.
— Это я, Эжени Клари.
Жозеф и Люсьен закричали хором:
— Ради господа, что случилось?
— Арестовали Наполеона.
Сначала все молчали, потом м-м Летиция вздохнула:
— Святая Мария, мать Господа!
Жозеф грустно сказал:
— Я это предвидел.
А Люсьен произнес:
— Это ужасно!
Они посадили меня на хромоногий стул изаставили рассказать подробно.
Из соседней комнаты вышел еще один брат — Луи, толстый шестнадцатилетний парень. Он выслушал мойьрассказ и заскулил. Прибежал девятилетний Жером, преследуемый Каролиной. Девочке было всего 12 лет, но она осыпала Жерома такой бранью, которая в ходу, пожалуй, лишь в портовых кварталах. Она пыталась отнять что-то, что он торопился засунуть в рот.
М-м Буонапарт шлепнула Жерома и оттолкнула Каролину. Потом она отняла у Жерома то, что он хотел съесть (это оказалось куском нуги), и разделила лакомство детям пополам. Потом она крикнула:
— Тише, у нас гостья!
Каролина увидела меня и крикнула:
— О, ля-ля! Одна из богатых Клари!
Она подошла к столу и уселась на колени Люсьену.
«Какая ужасная семья», — подумала я и сейчас же осудила себя за эту мысль. Они не виноваты, что бедны, что кухня является гостиной, где принимают гостей.
Жозеф спрашивал:
— Кто арестовал? Значит, вы говорите, что не полиция, а военные?
— Это были военные.
— Тогда он не в тюрьме.
— Какая разница? — сказала м-м Летиция, всхлипывая.
— Очень большая, — ответил Жозеф. — Военные власти не могут судить генерала. Они его отправят в военный трибунал.
— Вы не представляете, как это ужасно для нас, синьорина! — м-м Летиция, усаживаясь на табурет рядом со мной и положив мне на колено разбухшую от стирки руку. — Наполеон — единственный в нашей семье, кто получает жалованье регулярно, и он так много работает и так экономит, что отдает мне половину денег на остальных детей.
— Теперь-то уж он не сможет настаивать, чтобы я поступил в военную школу, — произнес толстый Луи почти торжествующе.
— Придержи язык, — крикнул толстяку Жозеф.
В свои шестнадцать лет Луи не работал, и Наполеон хотел направить его в армию, чтобы в семье стало одним ртом меньше. Я, правда, не представляю себе, как мог бы Луи маршировать. Ведь у него плоскостопие. Хотя, может быть, Наполеон отдал бы его в кавалерию.
— Но почему его арестовали? — спросила м-м Летиция.
— Наполеон был дружен с Робеспьером-младшим. Через него он передал военному министру свои бессмысленные планы. Какое безумие! — губы Жозефа судорожно подергивались.
— Политика, всюду политика! — простонала м-м Буонапарт. — Синьорина, политика принесла несчастье нашей семье. Покойный муж тоже увлекался политикой и, умирая, оставил нам одни долги. А что мне постоянно повторяют сыновья? Что нужны связи, что нужно стать известным Робеспьеру, а потом вот как это кончается, вот, к чему это приводит! — Она гневно ударила рукой по столу. — Это приводит в тюрьму!
Я опустила голову.
— Ваш сын, мадам, Наполеон — гений!
— Да, увы! — она поправила пламя свечи.
— Нужно узнать, где он находится, и помочь ему, — сказала я, глядя на Жозефа.
— Но вы же знаете, что мы маленькие люди и не имеем связей, — захныкала м-м Летиция.
Я смотрела на Жозефа. Он молчал, зато заговорил Люсьен:
— Военный комендант города должен знать, куда поместили Наполеона.
Люсьен считается будущим поэтом и мечтателем.
— Как зовут военного коменданта? — спросила я.
— Полковник Лефабр, — ответил Жозеф. — Но он терпеть не может Наполеона, так как Наполеон весьма нелестно отозвался о нем в своем плане и лично ему указал на безобразное состояние укреплений.
— Завтра я пойду к нему. М-м Буонапарт, приготовьте смену белья и что-нибудь поесть. Упакуйте все и пришлите мне завтра утром. Я отнесу пакет полковнику и попрошу передать Наполеону. И вообще, буду просить…
— Благодарю, синьорина, благодарю, — бормотала м-м Летиция по-итальянски.
Вдруг мы услышали крик, плеск воды, потом кто-то заплакал, и, наконец, — ликующий крик Каролины:
: — Мама, Жером свалился в корыто!
Пока м-м Летиция доставала из корыта своего младшего сына и, предварительно отшлепав, приводила его в порядок, я собралась домой. Жозеф пошел надеть сюртук, чтобы проводить меня. Люсьен тихонько шепнул:
— Вы очень добры, м-ль Эжени! Мы не забудем, что вы для нас сделали!
Я вдруг испугалась завтрашнего визита к полковнику. Чем-то он окончится…
Прощаясь, м-м Летиция сказала, что утром пришлет ко мне Полетт со свертком для Наполеона. Она оглядела комнату и вдруг сказала:
— А где Полетт? Она пошла на полчаса к подруге вместе с Элизой, но их нет дома весь вечер.
Я вспомнила размалеванное лицо Элизы. Она, наверное, сидит со своим дружком в какой-нибудь таверне. А Полетт? Она ведь ровесница мне!
Потом мы с Жозефом шли в молчании через весь город. Я вспомнила вечер, когда он провожал меня из Дома Коммуны. С тех пор прошло около четырех месяцев… Тогда все и началось. До того вечера я была еще ребенком, хотя и воображала себя взрослой. Сегодня я знаю, что взрослой становишься тогда, когда полюбишь.
— Они не посмеют гильотинировать его, — сказал Жозеф, когда мы уже подходили к дому. — В крайнем случае, как военного, его могут расстрелять.
— Жозеф!
При свете луны было видно, как за один вечер заострились черты его лица. И все-таки я интуитивно чувствовала, что он не любит брата. Да. Не любит. А может быть, даже ненавидит. Потому что Наполеон, младший брат — Наполеон, устроил его, старшего, на службу, потому что Наполеон заставляет его жениться на Жюли, потому что Наполеон…
А Наполеон говорил мне когда-то: «Мы очень дружны, мы любим друг друга, и что бы ни случилось, в радости, в беде, будем всегда стоять друг за друга!»
— Спокойной ночи, Жозеф!
— Спокойной ночи, Эжени!
Я вошла в дом незамеченной. Жюли уже была в постели, но свеча горела. Жюли ждала меня.
— Ты была у Буонапартов, правда?
— Да, — ответила я, снимая платье. — Они живут в ужасной квартире, м-м Летиция стирает поздно вечером, а Жером, невыносимый ребенок, упал в корыто, а Элиза и Полетт проводят вечера на улицах с мужчинами. Спокойной ночи, спи, Жюли!
За завтраком Этьен сказал, что нужно отсрочить свадьбу, потому что он, Этьен, не желает иметь родственника — якобинца. Эта свадьба нанесет урон торговле и уронит семью в глазах окружающих.
Жюли расплакалась и запротестовала:
— Не смейте откладывать мою свадьбу! — потом она убежала наверх и заперлась в нашей комнате.
Со мной о Наполеоне они не говорили, так как кроме Жюли никто не догадывается, как я к нему привязана. Никто… Исключая Мари. Я думаю, что Мари догадывается…
После завтрака Мари заглянула в столовую и поманила меня. Я пошла за ней и в кухне увидела Полетт со свертком.
— Пойдем быстрее, пока нас не заметили, — сказала я.
С Этьеном мог случиться удар, узнай он о том, что я отправилась передать кальсоны арестованному Наполеону.
Я живу в Марселе всю жизнь, а Полетт — около года, однако она ориентируется в городе лучше меня. Она быстро нашла комендатуру.
Всю дорогу она болтала, а я была рада, что дома не знают о нашем походе. Маме не нравилась Полетт, потому что она слишком рано почувствовала себя взрослой и держалась чересчур развязно.