Вчера у нас был совершенно неожиданный гость. Граф Талейран, князь Беневентский. Князь заявил, смеясь, что решил нанести визит соседям. Ведь княжество Беневент где-то совсем рядом с Понте-Корво. Мы одновременно были удостоены этих владений — князь Талейран и мы.

Наравне с Фуше Талейран — один из самых могущественных слуг Наполеона. Однако уже год, как Талейран оставил свой пост министра иностранных дел. Говорили, что это случилось после крупной ссоры с Наполеоном, когда Талейран предостерегал императора против новых войн. Он отказался от своего портфеля. Однако Наполеон не отказался от его дипломатических услуг. Он дал Талейрану титул камергера двора и просил его совета каждый раз, как этого требуют внешние дела нашего государства.

Я питаю некоторую слабость к этому большому, прихрамывающему камергеру; он умный и очаровательный, он никогда не говорит с дамами ни о войне, ни о политике, и мне трудно поверить, что когда-то он был епископом. Но это правда. Он был даже одним из первых епископов, перешедших на сторону Революции. Но так как он был родом из аристократии, то его переход на сторону Революции ничем ему не помог, и он был бы арестован Робеспьером, если бы не скрылся на время в Америку.

Всего несколько лет тому назад Наполеон просил Папу снять с Талейрана сан епископа, так как Наполеон требовал, чтобы его министр иностранных дел женился, а не менял любовниц.

Наполеон с некоторых пор стал чрезвычайно требователен к нравственности своих придворных.

Талейран, однако, категорически отказался жениться. Он хотел остаться холостяком. И все-таки ему пришлось жениться, и поэтому он обвенчался со своей последней любовницей. Но стоило ему на ней жениться, как он перестал показываться с ней в свете.

Я слышала эти сплетни от одного епископа. Думаю, что в них есть зерно истины.

Как бы то ни было, вдруг этот человек нанес нам визит.

— Как это случилось, что я не вижу вас в Париже давным-давно, дорогой князь?

На это Жан-Батист учтиво ответил:

— Может ли это удивить, ваше превосходительство. Я взял отпуск из армии по причине расстроенного здоровья.

Талейран кивнул и справился о здоровье Жана-Батиста. Так как Жан-Батист ежедневно ездил верхом и выглядел хорошо, ему пришлось констатировать, что его здоровье значительно улучшилось.

— Имеете ли вы что-нибудь интересное из-за границы? — спросил Талейран.

Вопрос довольно странный. Во-первых, Талейран знает, знает лучше, что кто бы то ни было, все новости из-за границы, а во-вторых…

— Спросите у Фуше. Он прочитывает все письма, которые я получаю, даже раньше меня, — спокойно ответил Жан-Батист. — В общем же я не имею из-за границы никаких новостей, которые стоили бы внимания.

— Даже приветов от ваших друзей шведов?..

Этот вопрос меня не удивил. Все знали, что Жан-Батист отпустил на родину шведских офицеров, вместо того чтобы держать их в плену. Конечно, он время от времени получает письма от этих господ, фамилии которых совершенно невозможно выговорить. Однако вопрос был задан со значением, и Жан-Батист поднял голову, пытаясь что-то прочесть во взгляде Талейрана. Потом он ответил.

— Да, конечно. Приветы я получаю. Разве Фуше не рассказывал вам? Он мог бы даже показать письмо.

— Бывший профессор математики человек очень усердный, и, конечно, показывал мне письма, но я не нашел в них ничего предосудительного.

— Шведы заставили своего сумасшедшего короля отречься от престола и провозгласили королем его дядю Карла XIII, — заметил Жан-Батист.

Разговор начал меня интересовать.

— Правда? Этот Густав, который воображал, что небо послало его, чтобы уничтожить императора?

Мне не ответили.

Жан-Батист и Талейран смотрели друг другу в глаза. Молчание показалось мне стеснительным.

— Как вы думаете, ваше превосходительство, этот Густав действительно сумасшедший? — спросила я, чтобы прервать молчание.

— Мне трудно судить об этом, — улыбнулся Талейран. — Но мне кажется, что его дядя не сулит больших возможностей для будущего Швеции. Ведь он уже стар и слаб. Кроме того, он бездетен, если я не ошибаюсь, князь.

— Он усыновил молодого человека, которого назначил наследником трона. Это князь Христиан Август фон Гольдштейн Зондербург-Аугустенбург.

— Как прекрасно вы произносите эти иностранные фамилии, — восхищенно сказал Талейран.

— Я жил довольно долго в Северной Германии. Там привыкаешь к этим именам, — ответил Жан-Батист.

— Вы не изучали шведский язык, дорогой друг?

— Нет, ваше превосходительство. У меня до сих пор не было ни малейшего повода для этого.

— Это меня удивляет. Год назад вы со своими войсками были в Дании, и император предоставил вам судить, нападать на Швецию или нет. Мне помнится, я писал вам по этому поводу. Но вы предпочли оставить Данию под эгидой Швеции и ничего не предприняли. Почему? Я давно хочу спросить вас об этом.

— Вы говорите, что император оставил это на мое усмотрение. Он хотел помочь царю захватить Финляндию. В другом случае наша помощь не была необходима. Мне следовало быть более внимательным к Дании, что я и сделал.

— А перспективы? Они вас не интересовали, дорогой друг?

Жан-Батист пожал плечами.

— Ясными ночами можно видеть из Дании огоньки на шведской стороне пролива. Но в основном ночи там хмурые. Я редко видел эти огоньки.

Талейран наклонился и оперся подбородком о массивный золотой набалдашник своей трости, с которой он никогда не разлучался из-за хромоты. Я не понимала, почему его так занимает этот разговор.

— Много огоньков в Швеции, дорогой друг?

Жан-Батист поднял голову и улыбнулся. Его тоже очень забавлял этот разговор.

— Нет, там мало огней. Швеция бедная страна. Она была могущественна раньше.

— Может быть, она будет еще могущественна?

Жан-Батист покачал головой.

— Нет. Они не сильны в политике. Может быть, в какой-нибудь другой области, я не знаю. Каждый народ имеет какие-то возможности, если сможет забыть свое героическое прошлое.

Талейран улыбнулся.

— Каждый человек тоже имеет возможности, если может забыть свое… скромное прошлое. Мы знаем примеры тому, дорогой князь.

— Вам это легко, ваше превосходительство. Вы происходите из знатного рода, и вы много учились с молодых лет. Те примеры даже гораздо лучше, чем тот, который вы хотели привести.

Удар был нанесен. Талейран помолчал, потом улыбнулся.

— Я понял ваш намек, дорогой князь, — сказал он спокойно. — Бывший епископ просит извинения у бывшего сержанта.

Он, конечно, ожидал, что Жан-Батист тоже улыбнется. Но мой муж сидел, нахмурясь и опустив голову.

— Я утомлен вашими вопросами, слежкой министра полиции, утомлен тем, что я постоянно окружен нездоровым вниманием. Я очень устал от этого, дорогой князь Беневентский, очень устал!

Талейран быстро поднялся.

— Тогда я быстренько изложу свою просьбу и ухожу.

Жан-Батист тоже встал.

— Просьбу? Я не представляю, чем может быть полезен маршал, находящийся в немилости, министру иностранных дел…

— Видите ли, дорогой Понте-Корво, речь идет о Швеции. Случайно ли мы говорили сейчас об этой стране? Вчера я узнал, что Государственный Сейм Швеции прислал в Париж своих представителей, которые уполномочены наладить дипломатические отношения своей страны с нами. Действительно, шведы выслали своего молодого короля, действия которого были неразумны, и поставили на его место его пожилого дядю, данные которого также недостаточно хороши, чтобы обнадежить народ Швеции. Эти господа, я не знаю, скажет ли вам что-нибудь, если я назову вам их фамилии: это м-сье фон Эссен и граф Пейрон, интересовались вами, находясь в Париже.

Жан-Батист поморщился.

— Эти имена мне ничего не говорят. Я понятия не имею, зачем я им понадобился.

— Молодые офицеры, с которыми вы ужинали тогда в Любеке, много рассказывали о вас в Швеции. Они считают вас… другом Северной Европы, дорогой Понте-Корво. И эти господа, прибывшие в Париж, как шведские доверенные, надеются, вероятно, что вы выступите на их стороне перед императором.