Завтра утром я начну путешествие под именем графини Готланд. Может быть, я сплю и проснусь в моей комнате в Соо? Мари войдет и даст мне маленького Оскара. Я расстегну рубашку и дам Оскару грудь… Но сундуки в моей комнате слишком реальны…

Оскар, дорогой мой, не только по причине слабого здоровья твоя мать возвращается во Францию. Я долго не увижу тебя, а когда увижу, ты не будешь уже ребенком. Во всяком случае, ты уже не будешь моим ребенком. Ты будешь настоящим принцем, воспитанным как принц крови. Потому что для того, чтобы стать королем, нужно получить особое воспитание.

Жан-Батист рожден, чтобы управлять. Что касается тебя, то тебя воспитают так, как это нужно, чтобы ты в дальнейшем был хорошим королем, настоящим королем.

По поводу моего отъезда при дворе было много разговоров шепотом. Но мне никто ничего не говорил, и мне не пришлось объяснять свой отъезд. В Дротнингхолм я поехала лишь для того, чтобы увидеть летнюю резиденцию Ваза, где мой сын будет проводить каждый год свои летние каникулы.

В день приезда был дан концерт в маленьком театре. Коскюль спела несколько арий. Король восторженно аплодировал, а Жан-Батист остался совершенно равнодушен. Странно! Зимой в Стокгольме мне показалось… А теперь, когда я уезжаю, эта высокая с золотыми кудрями Валькирия потеряла все свое обаяние для него?!

Сегодня вечером Их величества устроили в мою честь ужин и даже небольшой бал. Они сидели на тронах с высокими жесткими спинками, и на их лицах были приятные улыбки. Я немного потанцевала с Мернером и Браге. Потом я сказала:

— Здесь жарко, я хочу выйти!

Мы вышли в парк.

— Я хочу поблагодарить вас, граф Браге. Вы были моим верным рыцарем с первых моих шагов здесь, и знаю, будете до того момента, когда завтра проститесь со мной возле моей кареты. Вы сделали все, чтобы мне здесь было легче. Простите меня, если я вас огорчала. Завтра все закончится.

Он опустил голову и покусывал тоненький ус. Он отпустил усы, вероятно, чтобы казаться старше.

— Если Ваше высочество желает… — начал он, но я энергично покачала головой.

— Нет, нет, дорогой граф. Поверьте, мой муж знает, что делает, и если он назначил вас своим секретарем несмотря на вашу молодость, то это значит, что вы нужны ему здесь, в Швеции.

Он не поблагодарил меня за комплимент. Он продолжал покусывать ус, потом решительно поднял голову:

— Я прошу Ваше высочество не уезжать. Я вас умоляю…

— Это дело решенное, граф, и я думаю, что поступаю правильно.

— Нет, Ваше высочество. Я еще раз прошу вас хотя бы отложить ваш отъезд. Время для этого, мне кажется, неподходящее… — он остановился.

Потом, запустив пальцы в свою светлую шевелюру, он почти закричал:

— Вы выбрали неудачное время для отъезда!

— Неудачное время? Я не понимаю вас, граф.

Он наклонился ко мне.

— Царь прислал письмо. Я не могу сказать вам больше, Ваше высочество.

— И не говорите. Вы — секретарь наследного принца, и вам, конечно, нельзя разглашать переписку Его высочества с другими государями. Я очень рада, что от царя пришло письмо. Наследный принц высоко ценит поддержание хороших отношений с русским царем. Я надеюсь, что письмо дружеское…

— Слишком дружеское!

Интонации Браге были непонятны. Какое отношение могло иметь письмо царя к моему отъезду?

— Царь предлагает наследному принцу в знак своей дружбы… — проговорил Браге с усилием, не глядя на меня, — царь начинает свое письмо так: «Дорогой кузен», а в знак дружбы…

— Конечно. Царь называет бывшего сержанта Бернадотта своим кузеном. Это необходимо для… Швеции, — я улыбнулась.

— Вопрос стоит о союзе. Россия хочет отказаться от союза с Францией и покончить с Европейским блоком. Поэтому царя интересует, с кем будет Швеция: с Россией или с Францией. И та и другая страна предлагает Швеции союз.

— Да, я это знаю. Жан-Батист не сможет больше удерживать нейтралитет.

— Поэтому царь пишет Его королевскому высочеству: «Дорогой кузен, если это может укрепить ваши личные позиции в Швеции, я вам предлагаю…»

— Финляндию, правда?

— Нет, не то. Но… «Если это сможет укрепить ваши личные позиции, ваше положение в Швеции, я предлагаю вам стать членом моей семьи»… — Браге глубоко вздохнул. Его плечи, обычно такие широкие, обвисли как под тяжелым грузом.

Я глядела на него, не понимая.

— Что это значит? Царь тоже хочет нас усыновить?

— Царь пишет лишь о наследном принце… — наконец, он поднял голову и заглянул мне в глаза. У него был измученный вид.

— Есть другие возможности, чтобы стать родственниками, Ваше высочество…

Тогда я поняла. Есть другие возможности… Наполеон женил своего пасынка на баварской принцессе, Наполеон сам стал зятем австрийского императора и стал родственником Габсбургов. Очень близким родственником. Для этого надо жениться на принцессе. Это очень просто. Официальная церемония, как та, на которой Жозефина прочла документ о разводе. Жозефина, плачущая, страшно постаревшая за одну ночь…

— Это укрепит положение Его высочества, вне всякого сомнения.

— Но не у нас в Швеции. Царь отнял у нас Финляндию, мы до сих пор переживаем эту потерю. А перед остальной Европой, Ваше высочество…

…Жозефина, рыдающая на своей постели… Это было так просто… Но Жозефина не родила ему сына!..

— Перед остальной Европой Его высочество несомненно укрепит свое положение…

…Но у него не было сына от Жозефины…

— И я настаиваю, что время для Вашего отъезда неподходящее, Ваше высочество.

— Нет, граф Браге, именно теперь… Когда-нибудь вы поймете, — я протянула руку. — Я прошу вас, всем сердцем прошу — сохраняйте верность моему мужу и его делу. Здесь много недоброжелателей у моего мужа. Его верный адъютант, полковник Виллат возвращается во Францию со мною. Постарайтесь заменить моему мужу его адъютанта. Он будет очень одинок. Завтра я вас увижу еще, граф.

Я не сразу вернулась в зал. Я углубилась в аллею и шла как потерянная. Этой ночью парк казался мне бесконечным. Ветер тихо шелестел деревьями.

Вдруг я заметила силуэт. Какая-то тень приближалась ко мне. Я закричала. Я хотела бежать, но остановилась, как прикованная.

— Жалею, что испугала вас.

Передо мной на гравии дорожки в лунном свете стояла вдовствующая королева в своих траурных одеждах.

— Вы меня… вы меня ждали здесь, мадам? — спросила я, не в силах говорить связно, так билось мое сердце.

— Нет. Я не могла думать, что вы предпочтете прогулку танцам. Я постоянно гуляю белыми ночами в парке. Я плохо сплю, мадам, а этот парк навевает мне столько воспоминаний.

Я не знала, что ей ответить. Ее сына и внука изгнали из страны и призвали моего мужа и сына. Что могла я сказать ей?

— Я покидаю эти места и завтра утром уезжаю во Францию, мадам, — сказала я ей, чтобы сказать хоть что-нибудь.

— Я не предполагала, что смогу когда-нибудь поговорить с вами наедине, — медленно сказала она. — Я рада этой возможности. Я часто думаю о вашем отъезде и думаю, что, вероятно, только я одна знаю мотивы вашего отъезда.

— Не нужно об этом говорить, — сказала я, идя рядом с нею.

Она взяла меня за руку. Ее прикосновение меня испугало, и я была готова выдернуть руку из ее тонких пальцев. Она почувствовала это.

— Вы боитесь меня, дитя мое? — ее безжизненный голос приобрел оттенок грусти. Мы остановились.

— Нет, конечно. То есть, я хочу сказать… да, я боюсь вас.

— Вы боитесь одинокой и больной женщины?

Я кивнула

— Да, потому, что вы меня ненавидите. Так же, как и остальные дамы вашей семьи. Как Ее величество, как принцесса София-Альбертина. Я для вас повод для огорчения, я втерлась в вашу семью… — Я кусала губы. — Нам не о чем говорить, это не изменит ничего. Я прекрасно вас понимаю, мадам, потому что мы стоим на разных полюсах…

Я почувствовала, что по моим щекам бегут слезы. Этот последний вечер был действительно полон самого горького в моей жизни. Я не могла сдержать рыданий. Одно рыдание, и я взяла себя в руки.