Но появление Дульсины в странно возбужденном состоянии, с испуганно расширенными глазами, прервало его размышления.
— Знаешь, откуда я? — спросила Дульсина, не снимая плаща.
— Не представляю, — осторожно ответил он.
— Из дома твоей подружки!
Он с демонстративным недоумением посмотрел на нее.
— Да-да! от Мириам Асеведо! Я отучила ее шляться с чужими мужьями.
«Опять оправдываться, юлить!» — подумал было он. Но что-то во взгляде Дульсины заставило его замереть.
— Что ты… что ты сделала, Дульсина? — спросил он, почувствовав недоброе.
— Убила ее! — коротко ответила она и опустилась на кушетку.
Роза смотрела на Рикардо, словно он был чудовищем, лишенным стыда и совести.
— Как ты решился прийти ко мне?!
— Я хотел бы объяснить тебе…
— Я ничего не хочу слышать! Что ты сделал со мной? Эрнесто прав: я для тебя игрушка! И только!
— Дай же мне сказать. — Он схватил ее за руку. Она рванулась, но тщетно.
— Уходи вон! Я сейчас тебя чем-нибудь двину!
Она сделала еще одну попытку вырваться. Но он перехватил ее за талию, приподнял и, прежде чем она что-либо успела предпринять, сел на стул и положил Розу ничком себе на колени. Задрав платье, он с самым серьезным видом стал шлепать ее, словно провинившуюся девчонку.
Она сердито визжала и звала на помощь. Он продолжал невозмутимо шлепать ее, сильно размахиваясь и каждый раз задерживая ладонь, прежде чем нанести удар, чтобы не причинить настоящей боли.
— Он убьет меня! — вопила Роза. — На помощь!
— Я тебя не убью. Я тебя перевоспитаю! — отвечал он ей. На вопли прибежали Томаса и Хустина. Томаса ошеломленно поинтересовалась у Рикардо, что это он делает.
— Учу эту бестию разуму! — подмигнул он Томасе. Попугай Креспин, изумленно склонив голову набок, молча наблюдал за еще невиданной им человеческой игрой. Щенок Рохелио возбужденно тявкал и путался у всех под ногами.
По просьбе Хустины Рикардо наконец отпустил Розу. Она не пожелала превращать все в шутку, подошла к дверям и распахнула их:
— Уходи! И теперь уже навсегда! Он подошел к ней.
— Ну как же ты не понимаешь, что если бы я обманывал тебя, то не пришел бы сейчас, а спрятался от тебя!.. Ну, положим, лиценциат Валенсия принесет развод. Так мы ведь порвем его, и все!
— И рвать уже нечего. Мы разведены! — буркнула она. Он опять взял ее за руку.
— Я хочу, чтобы ты поехала со мной.
— Куда еще?
— К лиценциату Валенсии.
— Не тащи меня. Я сама пойду. Он опять подмигнул Томасе:
— Донья Томаса, я скоро привезу Розу. Или, если она будет плохо себя вести, привезу то, что от не останется.
— Как же! Держи карман шире!..
Роза мрачно последовала за Рикардо. Томаса и Хустина в растерянности слушали, как за окном взревел мотор его машины.
Никогда еще Федерико Роблес не попадал в такое положение. Он не видел выхода из него.
— Что же нам делать?.. — спросил он в растерянности.
— У тебя-то нет никаких проблем, — ответила Дульсина, неожиданно обнаружив довольно трезвое представление о нем как о своем муже.
Он рванулся было к ней. Но она отшатнулась.
— Не подходи! Ты мне противен. Ты больше мне не муж! Я уйду от тебя.
— Не делай этого, — стал умолять он.
Она сказала, что за вещами пришлет потом, а сейчас возвращается в дом Линаресов.
Тогда он напомнил ей, что она убила женщину.
— Кто-нибудь видел тебя? Она зарыдала:
— Соседка! Она оттащила меня… Но она меня не знает. Федерико покачал головой.
— Она заявит в полицию, и полиция найдет тебя. Ирма Дельгадо ей поможет. Она первая скажет, что это ты убила Мириам.
— В таком случае, пусть меня арестуют в моем доме, а не в этом вертепе, от которого меня тошнит.
Он умоляюще протянул к ней руки. Она с омерзением отшатнулась.
— Теперь-то я понимаю, что ты любил не меня, а мои деньги.
Он стал клясться ей в настоящей любви, говорил, что чувствует себя обязанным помочь ей в трудную минуту. Она отвечала, что не нуждается в его помощи, что это он еще будет молить, чтобы она помогла ему.
— Я была слепа. Но и сейчас твое будущее в моих руках, Федерико Роблес! И я клянусь, что ты кончишь под забором, потому что это единственное место, которое ты заслуживаешь.
Кабинет лиценциата Альберто Валенсии ничем не походил на претендующий на роскошь кабинет его коллеги Роблеса. Это было скромное, хотя и очень удобное помещение, где все было подчинено строгой целесообразности.
Валенсия с улыбкой смотрел на Розу, которую Рикардо Линарес привез и усадил около рабочего стола адвоката.
— Во-первых, я хочу сказать вам, что я занялся делами вашего друга, и не позднее чем завтра его выпустят.
На мрачном лице Розы появилось подобие улыбки.
— Здорово! Спасибо вам…
— Что же касается вашего развода, то вот разрешение. Он показал ей какую-то бумагу.
— Я хотел, — продолжал он, — вручить его вам по возвращении, чтобы вы оба подписали его, поскольку не знал о том, что Рикардо переменил свое решение.
— Вот он, Рикардо этот, и должен был вас дождаться, а не увозить меня раньше времени, говоря, что мы все еще женаты, — назидательно произнесла Роза.
Он склонил голову в знак безусловного согласия.
— Но без ваших подписей эти бумаги все равно ничего не стоят. Вы продолжаете состоять в браке.
Он весело посмотрел на Рикардо.
— Ну а уж если Рикардо сделает то, что он, по-моему, и собирается сделать, тогда они будут стоить и того меньше.
Он передал бумаги Рикардо, и тот, глядя на Розу, порвал их на мелкие клочки и демонстративно подкинул в воздух, так что все они опустились на рабочий стол Альберто Валенсии.
— Ты зачем это сделал? — спросила Роза.
— А зачем они? Мы ведь не разводимся. Она недоверчиво смотрела на него.
— Если ты не веришь мне и Альберто, найди кого-нибудь, кто подтвердит тебе, что это правда, — пожал плечами Рикардо.
Она продолжала внимательно смотреть на него.
— Это хорошая мысль!
Она вдруг стала собирать клочки со стола.
— Зачем ты их собираешь? — рассмеялся Рикардо.
— Склею и отнесу человеку, которому целиком доверяю, — важно ответила Роза.
— Это кто же такой?
— Дон Анхель де ла Уэрта.
Кандида заканчивала вязать шарф для Рохелио. Шарф был длинный, и работа потребовала много времени. Но Кандида была им очень довольна.
Успокаивающее это занятие продолжалось бы до самого сна, если бы в комнату сестры решительным шагом не вошла Дульсина. Вид у нее был странный. Она не поздоровалась, а начала быстро и нервно ходить от двери к окну и обратно.
Потом вдруг остановилась и сказала безжизненным голосом:
— Кандида, я пришла с вестью, которая должна тебя обрадовать.
Сестра вопросительно посмотрела на нее. Потом перевела глаза на Рохелио, вошедшего вслед за Дульсиной и теперь стоявшего в дверях с таким же, как у Кандиды, недоумением следя за нервными перемещениями сестры.
— Я больше не жена Федерико Роблеса, — заявила Дульсина.
Рохелио и Кандида одновременно изумились:
— Что ты такое говоришь?
— Как тебя понимать, Дульсина? Она дала выход своей ярости:
— Он изменил мне, он растоптал мою жизнь. И теперь я растопчу его!
— Откуда ты знаешь о его измене? — спросил Рохелио.
— Мне представили доказательства. Я сама удостоверилась… Я была в доме у этой его… у Мириам Асеведо.
Она на секунду замолчала.
— Теперь она мертва.
— Как — мертва? — ошеломленно спросила Кандида.
— Я убила ее, — ответила Дульсина.
В доме была мертвая тишина. Федерико Роблес всеми своими нервами чувствовал сейчас, что означает это определение «мертвая». Он был один. И не было на земле человека, которому бы он мог пожаловаться на это одиночество. Когда зазвонил телефон, он поднял трубку с безнадежным чувством бессмысленности того, что делает.
Звонила Ирма Дельгадо.
— Что еще тебе нужно от меня? — спросил он.