— Ты не хочешь понять моего положения… У меня, незамужней, будет ребенок! Что скажут друзья? Что будет, когда об этом узнает Дульсина?
Рикардо обнял ее за плечи.
— Ну успокойся. Не ты первая, не ты последняя… Скажи мне, ребенок от Роблеса, ведь правда?
Кандида, рыдая, подтвердила зто кивком.
— Он уже знает о твоей беременности? Она опять кивнула.
— И что он говорит?
— Он в растерянности. Он не ожидал.
— Чего же он ожидал?
— Он просил меня принимать меры предосторожности. А я отнеслась небрежно к его просьбе. Это я виновата!
Рикардо не согласился с ней. Он считал, что лиценциат должен нести ответственность за свои поступки. И сказал, что уж об этом-то он по-братски позаботится.
— Прошу тебя, Рикардо, не разговаривай об этом с Федерико.
— Он должен жениться на тебе.
— Он не отказывается. Но месяца через два-три… Дульсина убьет меня.
— Да что ты ее так боишься? В этом деле не она главная. А что касается Федерико Роблеса — я сам им займусь.
Федерико тем временем с энтузиазмом докладывал Дульсине о своих успехах в деле приумножения состояния Линаресов.
— Все идет как нельзя лучше. Теперь надо будет поместить другую часть денег в банк.
Дульсина проявила готовность тут же выписать чек.
— Не хватает двадцати пяти миллионов, — подсказал ей лиценциат.
Чек тут же перешел в его руки. Настал черед страстных поцелуев, перемежаемых благодарностями Дульсины за неустанный труд Федерико на ниве коммерческой деятельности в пользу Линаресов. Он в свою очередь благодарил ее за доверие.
После одного особенно затяжного поцелуя Дульсина вдруг мягко отстранилась и, переведя дыхание, спросила:
— Федерико, не думаешь ли ты, что настала пора подумать о нашем брачном союзе?
Роблес выразил сомнение: не преждевременно ли это? Не должны ли они лучше узнать друг друга? Дульсина удивленно и несколько разочарованно заметила, что вот уже в течение многих лет они видятся чуть ли не ежедневно. .Опасную эту беседу прервал приход Рикардо, пригласившего лиценциата к себе для важной беседы. Дульсина предложила было поговорить в ее присутствии. Но Рикардо пожелал беседовать с глазу на глаз. Получив обещание Федерико немедленно последовать за ним, Рикардо ушел.
— Определенно он станет говорить о деньгах. Будь стоек. В этом месяце я дала ему вдвое больше, чем ему причитается.
Но когда лиценциат вошел в комнату Рикардо, оказалось, что разговор пойдет о Кандиде. Роблес попытался сделать непонимающее лицо. Но Рикардо быстро расставил все по местам.
— Я знаю, что у нее будет ребенок от вас. И вы тоже знаете об этом.
«Проговорилась все-таки! А обещала молчать!» — подумал про себя Роблес.
— У вас нет другого выхода, как только жениться на Кандиде, — продолжал Рикардо.
— Но нет такого закона, который мог бы заставить…
— Вас заставит не закон. Вас заставлю я. Лиценциат подумал.
— Прости, Рикардо, но это дело мое и Кандиды… И потом, ты что-то быстро забыл то зло, которое тебе причинили сестры. Они сделали все, чтобы выжить твою жену из дома. А ты сострадаешь одной из них?
— Вы еще более циничны, чем я думал.
— Я тоже не думал, что ты так наивен. Они посмотрели друг на друга как враги.
Томаса очнулась и с трудом поднялась и побрела по улице, не сознавая куда и зачем идет.
Она не замечала пролетавших мимо нее машин, и одна из них чудом не сбила ее. Сколько времени она пролежала в кустах и что перед этим произошло, она не могла бы рассказать.
Она смутно узнавала какие-то, похоже, известные ей улицы. Некое странное, доселе неведомое ей чувство, толкало ее направо или налево за угол, как будто она шла к неосознаваемой, но необходимой ей цели, к чужому, но зачем-то нужному ей дому…
Ребятишкам, созванным Палильо на поиски Томасы, пропадавшей уже четвертый день, и в голову не могло бы прийти искать ее в этих местах. Они напрасно прочесывали районы, как близкие к их новому жилью, так и хорошо знакомые пустыри, прилегавшие к разрушенному «затерянному городу».
Напрасен был и приход Розы к той даме, для которой Томаса стирала белье в последний раз. Единственное, что удалось узнать от служанки, это то, что Томаса была около восьми вечера и что ее предупреждали об опасности поздних прогулок. Больше добавить она ничего не могла.
— Тут и днем-то убить могут, а уж в темноте… — горько сказала Роза и ушла ни с чем…
А Томаса, бредя по одним Провидением определяемому маршруту и двигаясь подобно сомнамбуле, вышла к богатому дому, окруженному решеткой, за которой служанка садовыми ножницами подстригала кусты.
Томаса тяжело оперлась о решетку. Ее тошнило. Служанка заметила, что пожилой женщине плохо, и подбежала к ней. Видя, что одной ей не справиться, служанка позвала на помощь. Первой откликнулась хозяйка дома. Она подбежала к несчастной и при первом взгляде на нее ахнула:
— Боже! Это же Томаса… Эдувигес! — позвала она, и кормилица, тяжело переваливаясь, пересекла газон и, наклонившись над лежащей на земле плохо одетой женщиной, убедилась, что хозяйка права: это несомненно была Томаса, только постаревшая, совершенно разбитая и почему-то вся в синяках.
Томасу перенесли в дом. Она не узнавала ни Паулетту, ни кормилицу.
— По-моему, она потеряла рассудок, — сокрушенно предположила Эдувигес.
— Или память, — сказала Паулетта. — С ней явно что-то стряслось… Томаса, это я, Паулетта, мать Розы. Где она? Где Роза?
Но Томаса смотрела нее отсутствующим взором и не произносила ни слова.
— Судьба продолжает играть с тобой, дочка, — сказала Эдувигес, ласково погладив руку Паулетты.
Паулетта распорядилась немедленно вызвать врача.
Лиценциат Роблес сомневался, что сможет спокойно поговорить с Кандидой в доме Линаресов. Она была в состоянии, когда разговор мог пойти на повышенных тонах и привлек бы к себе внимание кого-либо из домашних. Это не входило в его планы. Он пригласил Кандиду в ресторан. Это тоже было не лучшее место, если учесть ее самочувствие, но выбора не было.
За десертом он спросил, зачем она рассказала брату о своей беременности. Она начала оправдываться, говоря, что она в растерянности, что советоваться с Дульсиной не может, что Рохелио относится к ней как к чужой, а тут подвернулся Рикардо, ну и…
— И ты сказала ему, чтобы он потребовал от меня жениться на тебе?
— Как? Разве он говорил с тобой?!
— Не просто говорил, а угрожал. Кандида смотрела в сторону.
— Вообще-то говоря, жениться на мне с твоей стороны было бы самым естественным.
— Но я не собираюсь на тебе жениться! Кандида перевела глаза на него.
— Как?! Значит, ты все время обманывал меня?
— Просто я не рожден для семейной жизни.
— Но у меня будет ребенок от тебя!
Федерико медленно и непреклонно проговорил, что, как бы ему ни угрожали, он ни на ком не собирается жениться. И пусть Кандида говорит потише: на них уже смотрят.
— Пусть смотрят! — Кандида уже не управляла собой. Роблес решил использовать последний шанс:
— А почему ты с такой категоричностью заявляешь, что у тебя будет ребенок? Это ведь совсем не обязательно…
Но Кандида, поняв, что ей внушают мысль об аборте, пришла в страшный гнев. Хотя внешне она стала даже спокойнее.
Со всей решительностью она отвергла этот выход, который считала аморальным, и сказала, чтобы Роблес не рассчитывал, что она не совершит этот смертный грех: она будет рожать, она хочет иметь ребенка!
— В таком случае разговор закончен, — сказал Федерико и позвал официанта, чтобы рассчитаться.
Официант подошел не сразу. Кандида еще успела сказать ему несколько фраз с интонацией, которой он у нее еще не слышал.
— Клянусь памятью моей матери, что ты мне заплатишь за все зло, которое причинил мне.
И, не дожидаясь его, пошла к выходу.
— Рикардо мне угрожает, Кандида мне угрожает. Не хватает еще, чтобы мне угрожала Дульсина, — криво усмехнулся лиценциат ей вслед.