С Лингрэмом? Ари в бешенстве вскочила на ноги:

— Вы с ума сошли?! Я никогда не дам своего согласия! Лучше я выйду за монастырского садовника, чем за этого мерзавца!

Да, за кого угодно, за старика с блестящей лысиной, который стоял рядом с королём на службе и постоянно промокал правый уголок рта от слюны; за садовника Герберта — хромого и горбатого; за лысого черта… Но не за этого злодея, штурмовавшего их замок! За человека, о котором даже за монастырские стены просачивались такие слухи, что кровь стыла в жилах.

— Дитя моё, ты слишком недальновидна и не можешь оценить великой милости нашего монарха, — матушка Имельда уже откровенно издевалась. — Предназначение женщины твоего круга — стать достойной супругой и произвести на свет здоровых наследников. Быть набожной и во всём послушной своему мужу. Разве не этому мы учили тебя все эти годы? Ты станешь женой  лорда-маршала, красивого и богатого. Любая девушка в королевстве мечтает стать избранницей лорда Лингрэма. Вот, взгляни, у меня есть его портрет…

Ари выхватила у неё из рук кусок полотна. С портрета на нее смотрел сероглазый темноволосый мужчина с высоким лбом, сжатыми в ироничную улыбку тонкими губами,  носом с едва заметной горбинкой. С лицом, перечеркнутым тонкой белой линией шрама, идущей справа налево. Как есть — презренный пират, потомок Аберраха, даже шрам такой же, как в ее сне. И взгляд, как у пирата, тяжелый, оценивающий, пронзающий насквозь. Взгляд убийцы.

Ари замахнулась, чтобы бросить портрет в камин, гордо вздернула голову:

—  Лучше смерть, чем… — она запнулась, увидев, что камин с утра не растапливали, швырнула портрет на пол и вдавила каблук прямо в глаз лорда.

Аббатиса рассмеялась:

— Бедное заблудшее дитя, счастье совсем вскружило тебе голову. Всевышний, дай мне сил вразумить это чадо, — в её голосе появились стальные нотки. Она вдоволь натешилась с жертвой и перешла к сути: — Девочка, тебя никто не спрашивает. Из-за твоей строптивости монастырь утратит благосклонность короля, но это тебя, разумеется, не волнует. Тебе безразлично, что твоя подруга станет носить обноски и работать в огороде, не разгибая спины, как подобает обычной послушнице. Но подумай о том, что жизнь твоих отца и матери тоже в твоих руках – сейчас король милостив, но стоит тебе пойти наперекор его воле, он не увидит больше причин оставлять в живых твоих родителей, запятнавших себя изменой. Зачем они ему, когда он может пожаловать ваши земли преданным людям?

— Мой отец не изменник! — почти выкрикнула Айри, не в силах больше выносить эту бесконечную ложь. — Хольм всегда был вольным княжеством. И никто не звал под наши стены лорда Лингрэма с его армией.

— А вот об этом тебе лучше поговорить со своим будущим мужем. Думаю, ему по силам научить тебя и здравомыслию, и покорности.

Ари без сил опустилась в кресло. Это было подло и низко, но что еще можно было ожидать от аббатисы?

— Если же ты станешь противиться королевской милости, мы сошлём тебя в самый бедный монастырь, дитя. Там не будет ни цветущего сада, ни хорошей комнаты, никаких приличествующих воспитаннице королевского приюта занятий — только тяжкий труд, скудная еда и ежедневные молитвы. Ты не расположена ни к тому, ни к другому, ни к третьему. Я бы сказала, что ты  не выдержишь там и дня… Подумай, стоит ли твоя строптивость жизни твоих родителей и унижения твоей подруги. Твоя смерть тоже не станет для них облегчением.

Ари словно вновь оказалась в тёмной каморке в подвалах осажденного замка. Когда ядра попадали в стены, над головой гулко гудел свод, с него сыпались камешки и мелкая пыль. И она не успевала стряхивать их с волос. Только тогда у неё был брат, её Бастьен. Он утешал её, говорил, лихорадочно блестя глазами в темноте: «Вот увидишь, мы их победим, папа у нас — настоящий воин». А теперь она осталась совсем одна, ей никто не поможет, не соврёт, что все наладится, не похитит из монастыря.

Она как во сне присела в реверансе перед аббатисой,  как будто чужим голосом произнесла: «Благодарю вас, матушка» и, не помня себя, побежала по ступенькам, всё ниже и ниже, в глубины ада, куда её толкнула набожная аббатиса.

Очнулась Ари в саду у розового куста, сорвала цветок и наконец разрыдалась.

Кровь на пальцах? Откуда? Ах да, темно-зеленый стебель, который она безотчетно сжимала в ладони, был усеян крепкими острыми шипами. И нежно-оранжевые лепестки... прежде она так любила бывать здесь, даже помогала старому Герберту ухаживать за розовыми кустами. Почему она смолчала? Отчего позволила называть отца изменником? Ведь Малесса не воюет с Тарном. Вернее, воевала когда-то, но тогда их с братом еще и на свете не было. Батюшка что-то рассказывал, как тарнийцы пытались высадиться на западном побережье, но их быстро отогнали. И в его голосе слышалось сожаление. Но сейчас... с Тарном давно подписан мир, что же ужасного в том, что батюшка предпочел отослать туда Бастьена? Но из-за этого король Диармейд лишил брата титула, а ее... впрочем, что толку теперь стенать о том, что ее заточили в монастырь Святой Симоны, раз ее уже ожидает новая тюрьма? И, сдается, ее стены будут намного крепче и неприступнее. Замок лорда Лингрэма...

Ари недобро усмехнулась, вспоминая испорченный портрет. Будущая супруга лорд-маршала... Отчего бы ему не явиться сюда самому и не поговорить с ней? Да любой порядочный мужчина попытался бы сначала перемолвиться хоть парой слов со своей избранницей и поинтересоваться, согласна ли она стать его женой. Посмей Ари заикнуться об этом матушке Имельде, та бы ответила ей, что правила монастыря запрещают воспитанницам видеться с мужчинами. Но лорд Лингрэм — не обычный мужчина. Да пожелай он ночью ворваться в келью Ари, матушка Имельда сама поднесла бы ему ключи. Лорд-маршалу Малессы, человеку, пользующемуся особым доверием короля,  позволено почти все. Для него взять себе невесту — все равно что купить дорогую кобылу на рынке. А породистую лошадь не покупают вслепую. Так, выходит, он мог видеть Ари где-то и раньше?

— Тебя не было на уроке... — Ари и не заметила, как Бейтрис появилась в саду и присела на скамью рядом с подругой. — Что с тобой? Ты плакала?

— Я теперь вообще не стану ходить на уроки, — объявила Ари, вытирая глаза кончиком манжеты.

— Но тебя же накажут! — синие глаза Бейтрис расширились от испуга. Не за себя, за подругу.

— Посмотрела бы я на того, кто посмеет наказать невесту самого лорд-маршала! — горько бросила Ари.

— Лорд-маршала?

— Да! Они не придумали ничего лучше, кроме как отдать меня этому извергу! И ведь знают, что это он... он... — она чувствовала, что сейчас вновь расплачется, — что это он разорил наши земли! И... представляешь: эта гадина осмелилась заслать сватом самого короля! Зачем я ему понадобилась?

— Ты — это Хольм, — рассудительно заметила Бейтрис.

— Ах да, а я вот запамятовала... — Ари прижала ладонь к лицу, чтобы хоть как-то унять злые слезы. — Скажи, а твой замок... ведь твоих отца и братьев тоже...

— Нет, — грустно покачала головой Бейтрис. — То был старый лорд-маршал, отец нынешнего. Я тогда была совсем маленькая. Помню только, как начался пожар, я спряталась под кровать...

Прежде Ари никогда не расспрашивала подругу о гибели ее семьи, боясь ранить Бейтрис. Но их истории были похожи словно две капли воды: свободные земли на севере не желали становиться частью Малессы, несмотря на все посулы короля Диармейда. И тогда тот прибегнул к простому испытанному средству, ибо что может быть надежнее солдат и пушек?

— Какой-то человек нашел меня. Он что-то говорил мне, но я от страха словно оглохла. Он завернул меня в плащ и понес куда-то. Я только запомнила, что у него борода была — она ужасно кололась. А потом меня привезли сюда, и сестра Лизбет все причитала, что я такая крохотная да тощая.

...Человек с бородой? Ари вздрогнула, отгоняя непрошеное воспоминание. Мало ли в королевской армии бородатых солдат? А что, если это тот же самый? Тот, что отыскал их с Бастьеном на болотах, развел костер, чтобы они отогрелись, угощал каким-то ароматным питьем из своей фляги? Да нет, конечно, просто и на пути Бейтрис повстречался добрый человек — на все воля Всевышнего.