– Чаво одна сидишь? – Горыня заглянул через забор, но заходить не стал. Для разговоров его роста и так хватает.

– Солнце караулю, – буркнула Нюра, отворачиваясь. – Как пропадет совсем, гулять пойду.

– Чужака ждешь, – оскалился главный хуторской бабник. Конкуренции он не терпел в принципе, а уж от пришлого – в двойне обидно. – Жди, не жди, а не придет он.

– Ты знаешь чего? – всполошилась Нюра. Не подскочила, но насторожилась и даже глянула на приставучего соседа. – Скажи!

– Пойдем гулять, скажу.

«Врет!», – решила Нюра, но пошла. Сидеть все одно скучно, а там слово за слово может и правда выяснится чего.

Горыня непрерывно балаболил. Новости лились сплошным потоком. Лютая с удивлением обнаружила, что с приходом чужака совсем отдалилась от «своих». Она и раньше не вписывалась, а теперь пропасть разрослась так, что и не перепрыгнуть. Ох права была маменька, называя ее чумной и спустившейся с неба.

– С чужаком что? – грубо оборвала она. Хуторяне и раньше мало интересовали ее.

– Да подожди ты, – вошедший в раж Горыня махал руками, приседал, подскакивал и живописал в лицах. Многим нравилось. Ее раздражало.

Она шныряла взглядом по толпе. Сплошь знакомые, да такие чужие, что хоть вой от тоски. Пожалится и то некому. Засмеют и ославят. Она все больше отставала от Горыни, который, похоже, этого не замечал. Шел размашистым шагом и бубнил сам себе.

– А где тот твой?

Нюра оглянулась. На лавке, чуть поодаль, отдыхала Лукерична. Она лепила фигурку за фигуркой. Но лепят-то пальцами, а язык свободен.

– Не мой, – хмуро отозвалась молодая женщина и примостилась рядом на лавку.

Горыня пропажу даже не заметил. А Лукерична, найдя собеседницу, приободрилась. Старая волчица целыми днями лепила, шила, пряла и отчаянно скучала. Ноги ее с возрастом ходили все хуже. Оттого она больше сидела, поднималась лишь изредка, да и то с чьей-то помощью.

– А все одно. Куды делся-то?

– Не знаю я, – вздохнула Нюра, почувствовав родственную душу. – Он же всегда сам приходил. Все секретничал. Я ведь даже откуда идет-то не знаю.

– Эх, молодежь. Всему вас учить надо, – старушка отставила очередную фигурку, макнула пальцы в миску с водой. – Пришлых надо сразу в оборот-то брать. Сбягут ведь. А ты с ним все хороводишься. А у нас шаман хороший. Не чета Фроське. Но хороший.

– Да как же его к шаману вести, коли сам не зовет?

– А так и вести. За разговором. Ты шамана заранее к реке пригласи. А туда и пришлого приведи. Тишком.

Нюра представила брезгливое недоумение на породистом лице Дарена и надула губы. Все что угодно, но не это. Пусть лучше исчезает.

– А и правильно, – тут же передумала Лукерична и лукаво улыбнулась. – Я тебе так кажу. От пришлых одни беды. Была у нас одна такая. И себя не сберегла. И нам проблем доставила.

– Расскажите, бабушка. – взмолилась Нюра.

Она прожила в Горенках все восемнадцать лет, но о пришлой слышала впервые. То есть о заброшенной могилке она, конечно, знала. Да хуторяне говорили о ней неохотно, а мать попросту отмахивалась. А тут такой шанс.

– Да неча особо сказывать, – старая волчица выставила фигурки на просушку, обмыла руки и достала недошитый передник. На лавочке рядом с ней примостился целый склад полезных вещиц, чтобы не вставать лишний раз и не тревожить больные ноги. – Давно это было. Шкур двадцать уж минуло.

– Все равно, – совет быть понастойчивей Нюра запомнила особенно хорошо. А зачем откладывать, если можно воспользоваться тут же?!

Лукерична промолчала, и лишь иголку вогнала в ткань с такой силой, что уколола свою же ладонь.

– Тьфу пропасть, – рассердилась она.

– Ты куды девалася? – некстати вернулся Горыня, наконец заметивший пропажу. Больше всего Нюре захотелось ему засветить кулаком в нос. Она почти договорилась. Почти. А тут этот приперся.

Старушка, хмыкнув, посмотрела на покрасневшее от ярости лицо Нюры, на растерянного Горыню и добродушно прошамкала:

– Иди-иди, я теперь ее выгуливаю. Прогулял ты свое счастье, вертихвостый. А я подобрала, значит.

Спорить с ней незадачливый кавалер не рискнул. Сердито зыркнул, напыжился и был таков. Точно и не было.

Нюра приободрилась. А коварная Лукерична вновь умолкла. Она мастерски орудовала иголкой и исподтишка поглядывала на соседку по лавке. Та обиженно сопела, хмурилась, но молчала. Впрочем, и не уходила.

– От же настырная, – вздохнула старушка, не прерывая работы. – Далась тебе та пришлая. Как пришла, так и ушла. Быстро и внезапно.

– Куда ушла?

– К Зверю ведомо. Пришла-то она не знаю откуда. Да только пузатая уж была. Как шас помню. Прогнать мы хотели. Было в ней что-то такое… пугающее. Да Фроська не позволила. Оставила. Приголубила. Пророчествовала даже. А все зазря. Не послушала медоедка. Все советы к Зверю так и ушли запечатанными. Эх…

Нюра даже дышать боялась. Сидела, не шевелясь, и глядела строго в землю. Уж сколько вопросов теснилось у нее в голове, да ни одного не задала, дабы не спугнуть рассказчицу.

Та же смотрела куда-то вдаль, словно и впрямь видела давно ушедшую медоедку, что надолго всколыхнула хутор. Да и события, кажется, переживала заново, потому и моргала часто-часто. Лукерична всегда отличалась редкой для лютых жалостливостью.

– Дитятком-то она разрешилась благополучно. Крепкий мальчонка получился. Сразу видно, медвежонок. Фрося приняла медвежонка в клан и нам трогать не велела. Да без толку.

Старушка вновь умолкла. От нетерпения Нюра подскочила на скамейке. Лукерична положила на колени передник и посмотрела в сторону хуторского погоста. Отсюда не видно, но где расположен знают все хуторяне и обходят стороной.

– Ночью налетели ящеры. Просочились, шо гады ползучие. Мы и не услыхали ничего. И откуда только прознали подлюки. Ежели давно знали, что медоедка у нас, то чаво тянули? Эх… кровищей потом долго пахло. В ту избу с тех пор никто не селится.

– Так они обоих да? – Нюра понизила голос до шепота. Медоедов она недолюбливала, как и все лютые, но подобного ухода к Зверю не желала никому.

– Медвежонка унесли. Аль сами схоронили. Да только утром мы его не нашли. А медоедку-то проводили как положено. Чтобы наверняка, значит.

– Зачем ящерам медвежонок? – да и медоедка с ящерами не вяжется.

– А кто их знает, – старушка вернулась к шитью и только руки у нее тоненько подрагивали. – Фроська-то, конечно, знала. Или догадывалась. Да молчала шельма. Так тайну к Зверю и унесла.

– Это та самая могилка, да?

– А какаж ешо. Другой такой неточки.

Нюра молчала, не зная, что сказать. Тайна хуторян оказалась бытовой и вовсе не такой красивой, как ей казалось. Сразу стало ясным и молчание матери, и смущенное покхекивание остальных. Но волновало ее не это.

Сцена знакомства с Дареном сызнова встала перед взором. Тогда она и не заметила толком, лишь скользнула взглядом. А сейчас задумалась, что делал чужак на погосте у той самой могилки? Да и зверь его не определялся, точно и нет вовсе. А может все-таки есть?!

В Луноград Дарен вернулся ближе к утру. И пусть рассвет тут иной, но перепутать, увидев один раз, невозможно. Уснул мгновенно, проспал до обеда, но отдохнувшим себя не ощутил. То ли постоянные скачки туда-сюда дали о себе знать, то ли приготовление зелья отняло больше сил, чем всегда. В любом случае, о встрече на сегодня можно забыть. А коли так можно и другое приглашение принять.

К протектору Зверя он явился в назначенное время, чего с ним давненько не случалось. Весь ход к сборному залу его сопровождал изумленный шепоток на грани слышимости.

– Давненько его не было. Не к добру приперся.

– Так некогда ему. Все зелье колдовское ищет, чтоб самого Зверя превзойти.

– И превзойдет. А вы злобой захлебнетесь.

Две кумушки изумленно перевели взгляд на молодую женщину с разгневанным выражением лица. Поглядели, да обидно захохотали.