– Медоеды, я помню устои! И клятву Зверю! – произнес он так тихо, что те, кто стояли позади, придвинулись. – Но так о себе может сказать не каждый из нас. Отступница! – взревел он и ткнул пальцем с желтым крючковатым ногтем в сторону белобрысой девчонки. Такой мелкой и неказистой, что и медведицу в ней не признать. То ли дело, первая сельская красавица: крутобока, черноволоса да румяна. Так и пышет здоровьем.

Толпа шарахнулась от отверженной, образуя кольцо, а та обхватила себя худенькими ручками посильнее и слегка наклонилась вперед, как от холода. И лишь огромные глазищи на треугольном лице с острым носом поблескивали от сдерживаемых слез.

– Не виновна! – прошептала она, раскачиваясь, и исступленно добавила, кренясь все сильнее: – Не виновна! Не виновна!

– Хватит! – гаркнул шаман, выдергивая бревно и указывая им на девчонку. – Зверь указал на тебя, Веста. Ты отступница. Тебе не место среди медведей. Убирайся!

Он кричал все громче и громче, брызжа слюной и тыкая грязным посохом. Перепуганные медоеды все плотнее сжимали кольцо и тянули к несчастной грязные пальцы. Та стояла и качалась, закрыв глаза. И вдруг резко распахнув их, явила миру мутные бельма и каркающе рассмеялась:

– Я уйду шаман. А ты… ты пожалеешь, что изгнал нас. Помни шаман. Всегда помни. Ты нарушил порядок! Ты изменил судьбу!

Девчонка упала в грязь, как будто сил не осталось, да так и осталась лежать ничком на стылой и мокрой земле. Хуторяне не пинали, но и помочь не пытались, а бежали как можно быстрее от проклятого ныне места, чтобы у дома обернуться и кинуть прощальный взгляд на отверженную.

И чудилось им, что над хрупкой, поникшей фигуркой белеет тень с провалами вместо глаз и рваной дырой на месте рта и безумно хохочет. Они торопливо заскакивали в натопленные дома, запечатывали дверь и окна знаком Зверя. А после подбегали к окну, чтобы насладиться жутковатым зрелищем. Беготня продолжалась до утра.

К утру девчонка исчезла. И даже следа не осталось на влажной земле.

Медоеды обнесли оскверненное место частоколом, да и позабыли о выброшенной сиротке, точно той не существовало вовсе. А меж тем, запущенный Судиславом жернов судьбы раскрутился и ускорился, выходя на новый путь. Путь, которого не было.

Веста брела, не разбирая дороги, не замечая холода и промокшей насквозь одежды. День или ночь – не все ли равно, когда лишился дома. Знать бы за что?! Шаман назвал отступницей, но не пояснил почему. Неужто прознал о снах?

Мысль настолько поразила, что медоедка остановилась и зябко передернула плечами. Теплее не стало, но хоть мурашки исчезли. А ведь и правда, мог знать. Кому не знать о подобном как шаману. А меж тем, пугающие сны начались на святки, и не закончились по сей клок. Молодая женщина подняла одну ногу, другую и наконец заметила, что замерзла. Догадка словно отрезвила. Когда приснился первый сон, не пошла к Судиславу, потому как догадывалась о реакции.

Она ускорила шаг, стремясь согреться, да только на холодном воздухе в промокшей одежде от этого мало толку. Можно перекинуться в медведицу, но где после одежду взять. У нее и дома вещей почитай нет, да и то, что есть, взять не рискнула. А ну как закидают камнями?! Так и сбежала в том, чем была. Ни котомки, ни припасов.

В животе заурчало, и она облизнула губы. Кушать хочется, но не настолько, чтобы питаться сырым мясом. И что делать, если даже огнива с собой нет?!

Чтобы отвлечься попробовала считать шаги, но быстро сбилась. Тогда сосредоточилась на звуках: отсыревшие ветки под ногами вяло хрупали, земля – чавкала и хлюпала. За плечом стрекотал жук, а поскольку звук не отдалялся и не приближался, казалось, насекомое сопровождает. Над головой щебетали птицы, в пяти шагах позади мелкий зверек с шуршаньем удирал. Благодать, одним словом, кабы не голод и холод.

Посмотрела наверх, густая листва так плотно закрывала небо, что вокруг царил полумрак. И не понять давно вышла или ноги от усталости подкашиваются. Веста нащупала карманы в длинной широкой юбке, но в них не нашлось даже ножичка. Чем дальше, тем медленнее шла и сильнее замерзала. Студеный воздух щекотал кожу, дышал в затылок и забирался под одежду. К тому же знакомые места закончились, сменившись чащей.

Узловатые корни деревьев выступали из влажной земли до того высоко, что молодая женщина то и дело спотыкалась, с трудом сохраняя равновесие. Она цеплялась за толстые стволы деревьев, отдыхала и шла дальше. А когда острый сучок пропорол кожу на пальце, не сразу ощутила боль.

Кровь она слизнула, ранка закрылась почти мгновенно, но тревога усилилась. Запах крови и отсутствие оружия – наихудшее сочетание в лесу. Она сделала несколько шагов и замерла, чутко вслушиваясь в тишину. А после расстегнула рубаху. Показалось или не показалось – от усталости не поймешь, а подготовиться не помешает.

Зверь показался, когда она выпутывалась из длинной широкой юбки. Так и замерла в полупоклоне, настороженно вглядываясь в янтарные глаза и не шевелясь. Раздеться уже не успеет, как и перекинуться в медведицу.

Она отчетливо видела, как шевелится черный влажный нос, обнажаются клыки, вздымается шерсть на загривке и поднимается хвост. В иной раз прогнать волка не очень-то сложно. Но не сейчас. Не когда тот припал на лапы, готовясь к прыжку.

Веста оценивала происходящее точно со стороны. Наблюдала, оценивала, но не боялась. Может, усталость приглушила страх, может, – ужас недавних событий, да только местность словно покрылась пеленой. Перед глазами мерцала едва заметная дымка, что непрерывно колыхалась, а после кинулась вперед, стремясь атаковать первой.

Удивительно, но зверь ее тоже увидел. Или почувствовал? Но уши прижал даже быстрее, чем спрятал между задними лапами хвост. А через миг уже бодрыми скачками удирал в лес, жалобно повизгивая от испуга.

Молодая женщина с недоумением пожала плечами, неторопливо расправила одежду, не прекращая вглядываться в темноту. Загадочная дымка растворилась, как будто и не было. Может, правда не было? Но ведь кого-то же испугался волк?!

«Чудно все это! – подумала она, усаживаясь на сырую землю. Короткая стычка отняла последние силы, и ноги противно подрагивали: – Отдохну совсем чуть-чуть и дальше», – решила Веста. Спиной она привалилась к стволу старого дерева, не обращая внимания на мажущую труху. Глаза закрылись совершенно самостоятельно, хотя и пыталась их открыть. Даже потерла замурзанными кулаками, да только помогло слабо.

Вдалеке послышались тяжелые шаги, точно шел кто-то очень большой и тяжелый. Она перекатилась вперед, пытаясь встать, да так и уснула, неудобно свесив голову. Наверное, потому и приснилось море, что мягко качает на волнах.

Игидар широкими шагами мерил двор. Камни хрустели под ногами и больно впечатывались в слишком тонкую подошву чебот. Тонкий наст звучно проваливался и разбивался в крошево, мелкие лужицы разлетались грязными брызгами. Дорожное месиво неопрятными разводами осело на обуви, но Игидар продолжал метаться.

– Иг-ги, – мужчина дернулся и с неприязнью глянул на подошедшую молодуху, – Иги, так нельзя, – укорила она мягко, а ему отчего-то вспомнились шелковые путы, что тонки и легки, а зубами не перегрызешь. – Посмотри на обувь. – Он непонимающе уставился на забрызганные чеботы, и та напомнила: – Ты не позволяешь себе такого обычно. Игидар Непокорный – образец для подражания. Эта грязь, – она сморщила нос и укоризненно прошептала: – Она обличает тебя. Унижает. Выдает состояние.

Игидар сдержал вздох и повторно глянул на чеботы, которые всегда держал идеально чистыми, для чего всюду таскал за собой мальчонку с котомкой ветоши наготове.

– Услада, ты преувеличиваешь, – заметил он, глядя вдаль, лишь бы не смотреть на нее. – Это грязь приближает меня к подданным. Они смотрят на меня и думают, что я совсем как они. Потому доверяют мне.