Приободрившаяся лютая опустила котомку на пень и пристроила так, чтобы пролезть сквозь натянутую лямку. Одежду скидывала, приплясывая от холода, а трамбовала в поклажу еще быстрее. Ветер коварно ластился, почуяв легкую добычу.

– Ниче, ща отомщу, – клацнула зубами Нюра, закрывая глаза.

Вообще-то, закрывать глаза не обязательно. Да и ритуалов особых волчья шкура не требует. Достаточно вспомнить о мягких листьях под подушечками лап. Об остром запахе ветра, что рассказывает даже о том, чего и не видишь вовсе. О быстром беге на четырех лапах, что быстрее двух ног. Тут-то шкура сама и появляется. Так уж вышло, нырять в память удобнее с закрытыми глазами. Так и картинка сочнее, и оборот легче. А с открытыми глазами смена зрения вызывает у Нюры дурноту. Хотя, мать подобное не ощущает вовсе, а лишь посмеивается над барскими замашками дочки.

Холод усиливался. Кожа покрылась твердыми пупырышками. Зубы клацали громче волчьих. Руки тряслись как при падучей. А шкуру все не появлялась. Нюра открыла глаза, пощупала себя, и снова попыталась перекинуться. Показалось, или раздался тихий смешок?

Попытка за попыткой не приносили результата. Смешки раздавались все чаще и звучали все грустнее, словно невидимый соглядатай сочувствовал беде.

– С-с-с ч-че-его-о б-б-ы это-о? – простучала лютая и вытряхнула одежду.

После незапланированных воздушных процедур, рубаха казалась выстывшей и колкой от холода. Негнущиеся пальцы не могли справиться с веревочками на штанах, и Нюра подскакивала то на одной, то на другой ноге, пытаясь согреться. Если до этого ей было чуть-чуть не уютно, то сейчас шансы подхватить простуду резко возросли. Хотя, до сего клока она ни разу не слышала, чтобы дети Зверя болели подобным, но ведь и проблемы с оборотом впервые.

– Ты ведь знаешь, да? – обратилась Нюра в пустоту, когда оделась.

Она неторопливо бежала по лесу, надеясь согреться хоть так. Еще раньше она заметила, что невидимый спутник показывается только в лесу или в совсем уж пустынной местности. Стоит появиться телеге, как ощущение чужого присутствия исчезает. Правда, пугает невидимка редко. То ли сил на частые представления не хватает, то ли у пакостей есть жесткий предел.

Невидимка не ответил. Только лесная тишина стала гнетущей. Он молчал так долго, что лютая не выдержала:

– Ответь! Ответь! – крикнула она, чувствуя, как скатывается в истерику. – Почему оборот не удался? Ты всегда пугаешь. Ответь хоть раз! Что я тебе сделала?

В сгущающейся тишине едва слышный вздох показался падением камня. Лютая вздрогнула и завертелась на месте. Раньше невидимка походил на неуспокоенный дух. Сейчас же в нем слишком много от живого. Не может он вздыхать вот так! Или может?

Жалобные всхлипы-вздохи стихли, сменившись ветром. Ветер усиливался, все выше и выше поднимая с земли опавшую листву. Он швырялся ей до тех пор, пока не поднял достаточно высоко, чтобы швырнуть в Нюру. Она только и успела задержать дыхание, когда комок листьев мягко стукнул в грудь. Как раз с той стороны, где должны быть сердце. Цельное сердце, а не его половина.

– Раньше получалось. Точно получалось. Я же гуляла, уже после… что не так-то?

Вздох прозвучал еще горше. Невидимка явно не желал отвечать. Он злобно кидался листьями вдаль, точно пытался выплеснуть ярость.

– На кого ты хоть злишься?

Лютая снова начала зябнуть и помчалась. К бегу она приноровилась быстро и уже не задыхалась, говоря. По телу разливалось приятное тепло. А одежда больше не казалась сотканной из снега.

Очередной вздох и новая порция поднятых листьев. Они кружили в танце, выстраиваясь то ли в картину, то ли в фигуру. Точно в фигуру. Нюра даже остановилась, всматриваясь в такие знакомые очертания. Лица не разобрать, да это и не нужно. Рост, стать, телосложение – все до боли узнаваемое. Ошибиться невозможно.

– Дарен, – шепнула она и со всхлипом уселась на землю. – Я поняла, – она уткнулась лицом в платок, пытаясь успокоиться. – Он погиб и унес с собой вторую половинку моего сердца. Так?

Фигура из листьев с тихим шуршанием кивнула и опустилась рядом на карточки в ту самую позу, в которой любил сидеть павший чародей. Невесомая ладонь коснулась щеки лютой и осторожно погладила. Нюра подняла взгляд и тихо шепнула:

– Я верну тебя. А с тобой свое сердце. Вот увидишь.

Фигура отчаянно замотала головой. Часть листьев осыпалось на землю. Ощущение присутствия ушедшего к Зверю тут же пропало. Теперь это был просто морок из листьев. И не более.

– Найду. Найду! – разозлилась Нюра, глядя на облетающую фигуру, что явно пыталась сказать что-то еще. – Да что ты вообще понимаешь, чародей бесов? Только и умеешь прятаться за мороки. А я найду. Найду! Да у меня и выбора теперь нет. Куда я без своего волка? В хуторе шаман сгноит, коли прознает! А ты чем мешать, помог бы. Скажи куда идти! – потребовала она.

Ни вздоха, ни всхлипа, ни шороха. Отвратительная тишина, что давит и мешает дышать. Да все усиливающееся ощущение беды. Неотвратимой. Неминучей.

– Не пугай. Не испужаешь! Мне давно бояться нечего, – равнодушно отозвалась Нюра.

Невидимка больше не казался страшным. Пугающим и то не казался. Чародеев она что ль не видала?! Одному, вон, даже сердце отдала. Может и зря, да теперь уж неважно. Не воротить уж былого. Авось договориться получится.

– Мост! Запрет! – листья сложились в кривые, но читабельные буквы.

– А на пакости, стало быть, запрета нет. Еще и мост приплел какой-то.

Лютая шарахнула кулаком по листьям, обрывая надпись и пошла в ту же сторону, куда и раньше.

– Не хочешь помогать – не мешай! – постановила она, ища подходящее место для ночевки. Это волчица смогла пройти еще, а женщине требовался отдых и хоть немного света. А то и до беды недалеко.

Спала Нюра плохо, несмотря на усталость. Известие о невозможности оборота тонкой иголочкой воткнулось в сердце, мешая дышать. Ощущение собственного всемогущества тоже пропало. До этого ей казалось, лес милостив. Теперь ощущение защиты исчезло. А может это лишь воображение? Ведь все сызмальства знают, что без сильного зверя в лес лучше не соваться.

– А может вернуться?

Показалось или кто-то рядом тихонько вздохнул, словно б не веря услышанному. Лютая открыла глаза, всматриваясь в темноту. Подсказок не было. То ли чародей не настроен на разговоры, то ли тоже слишком устал.

– А вот не дождешься! – огрызнулась она и наконец уснула.

Принятое решение подарило долгожданное успокоение. Она будет идти. Будет. Пока горит свеча. Потому что запертая волчица, что бьется внутри, тоже в нее верит…

К Малым хвостикам Нюра вышла спустя три клока. Вышла бы и раньше, кабы шла прямой дорогой. Да путь она не выбирала. Каждое утро, будучи в полудреме, она искала путеводный огонь. Поразительно, но его направление менялось. То он возникал слева, то справа, то вовсе точно перед лицом. В начале она пыталась уловить логику в выбранном направлении и предсказать поворот, но быстро сдалась. Разобраться в этом мог разве что шаман, да Зверь. А обычной лютой загадка оказалась не по клыкам.

«Малые хвостики» оказались крошечным хуторком дворов на пять. Скособоченные избы плотно вросли в землю и пугали одним своим видом. А уж вонь, доносящаяся через распахнутую дверь, вовсе сбивала с ног.

– А я думала, это мы с мамкой худо живем. Понять бы зачем я тут?

Огонь, заведший в такую глушь, резко лишился доверия. Уж точно ясно, что Дарена тут быть не может. Да и того, кто подскажет дорогу, – тоже вряд ли. Сведущие в путях Зверя отшельниками живут. А тут с двадцатку сохатых наберется. Маловато – для хутора, многовато – для сведущего.

Нюра с недоумением прошлась по единственной улочке, постучала в избу, что выглядела чуток приличней остальных.

– Чаво надо? – замурзанная бабища так глянула, что лютая пожалела о приходе.

Ежели подумать, двадцать сохатых – ой как, много. Одолеть одну странницу у них сил хватит.