Веста уселась на подлокотник скамьи. Пока шла, ей казалось, слов столько, что не перечесть. А вот дошла, и сказать нечего. Обида прошла давно. Она научилась жить одна. И без возможного мужа. И без сына. Не сказать, что перегорело. Скорее потухло, лишившись подпитки. И теперь, когда практически разом появились и сын, и почти муж, она не знала, что с ними обоими делать. Да и нужно ли, если одной легче и проще. А вместе… начинать сначала – это очень больно. И она не была уверенна, что готова рискнуть однажды снова остаться без всех.

– Мне казалось, все было не так уж и плохо. Я тогда так хорошо все придумал. Так тщательно проработал. И лишь теперь понимаю, что та благостная картина существовала лишь в моем воображении, – Игидар первым нарушил молчание. Этот диалог он вел сам с собой много шкур подряд и ни разу не получал ответа. – Почему? Почему Веста? Почему, если все было так плохо… почему ты просто не сказала об этом мне? Почему молча сбежала? Да еще и не одна? Или ты не знала?

– Знала, – глухо обронила та. Плечи она сгорбила до того сильно, что походила на крючок. – А ты бы отпустил, если бы знал?

– Это мой сын, – князь вскочил и стиснул руки за спиной. – Я имел право знать и воспитывать его.

– Имел. Но ведь я имела право жить так, как хочу я, – очень тихо ответила она.

– Тебе здесь лучше? – он снова ощутил тяжесть лет, сброшенных в баньке добродушной привратницы. И точно не в силах справиться с грузом сел прямо на снег.

– Спокойнее, – призналась она и выдохнула то, что мучило все прошедшие шкуры: – Я не хочу быть амантой. Я не хочу быть чужой женой. Я хочу быть или твой женой, или не быть вовсе. Но ты ведь никогда не спрашивал, чего хочу я?! Тебя всегда интересовало лишь то, что хочешь ты.

Игидар снова вперил взгляд в снег. Он изучал его долго, словно и вовсе не собирался отвечать. Веста уже собралась тихонько уйти, сбежать, укрыться, как можно дальше от прошлого, что принесло столько горя, заслонившего радость, когда он ответил.

– Еще не поздно? Скажи, не поздно! Вот только титул княгини я предложить, увы, не смогу. Свой народ я оставил племяннику. Детей у меня нет. Точнее не было, до сегодняшнего мига.

– Твой народ. Мой народ, – горько усмехнулась Веста, которая всерьез задумалась о новом побеге. Вот только куда? Раз здесь нашел, то и везде найдет. А впрочем… – Зачем они все, если отличным от них нет места в их сердцах. Не велика честь стать княгиней тех, кто однажды предал. Сам-то сможешь отказаться от прежних почестей?

– Уже отказался. Я оставил там все что имел. Все! Лишь для того, чтобы однажды назвать тебя суженной.

– Брось! Почести никуда не денутся. Твой народ любит тебя.

– Ты настолько не хочешь становиться моей? – он пристально вглядывался в ее лицо, точно пытаясь по нему прочесть самые сокровенные мысли. – Значит, дело не в чужой жене…

– Хочу. Очень хочу! Только страшно. Так страшно, что, кажется, сбежала бы на край света. Да вот беда, я уже там.

– Мне тоже страшно, – признался Игидар, впервые улыбнувшись с начала разговора. Ее мысли оказались удивительно созвучны с его. Тяжесть отступила, возвращая вторую дареную юность. – Вместе бояться легче. Попробуем?

Веста спустилась на колени и молча прижалась лбом ко лбу, словно передавая мысль, что не могла выразить словами. Тревога последних клоков ушла, растаяв, точно снег под ногами. А на ее место тихой мышкой вкрадывалась счастье.

Когда страсти улеглись, выяснилось, что дойти до царства Зверя мало. Надо суметь выйти, что гораздо сложнее.

– Как так? – возмущалась Нюра, расхаживая по светлой горнице. – Привратница ни о чем таком не говорила. Она готовила нас к трудностям со входом. А про обратный путь ничего не сказала.

– Это логично, вообще-то, – Игидар натачивал кинжал, сидя на скамье. Под спину подложил ворох подушек и казался довольным новой жизнью. – Если бы выход был свободным, то и проблем бы не было. Зачем бы тогда мы сюда шли.

– Гунька должна была предупредить!

– Вот еще! Ее задача впустить. Выход – ее не касается.

Нюра смерила князя задумчивым взглядом и подошла к окну. Через тонкую слюду отлично просматривался заснеженный город. Его жители спешили по делам и вовсе не считали себя ущербными. Смех, улыбки и приветствия – типичные будни города.

– А зачем, вообще, идти? – об этом лютая задумалась впервые. – Можно и тут жить. Вон, остальные живут как-то.

– Вот именно как-то! – мрачно процедил Дарен. – Они удачно подражают жизни, но все-таки не живут. При переходе эмоции утрачиваются начисто. Здесь многие отдали бы все, чтобы их вернуть.

– Так вот зачем ты проводил тот обряд?! – Нюра, которая слушала эти откровения, отвернувшись к окну, резко развернулась. – А волчица? Что ты с ней сделал?

– Теперь с ней все в порядке. Проверь.

– Теперь? – ответ лютой не понравился. – Я что всегда буду зависеть от тебя? Есть ты – есть волчица, нет – жду возвращения?

Дарен виновато вздохнул и, пряча взгляд, ответил:

– Если выберемся, не будешь. При переходе разрушенная связь с волчицей полностью восстановится.

– Значит, выберемся!

Игидара интересовало другое. Ради этого он даже отвлекся от кинжала.

– Что за обряд? – нахмурившись спросил он, выразительно глянув на Весту.

– Ей он не нужен, – вместо нее ответил сын. – Ее забирал Зверь лично, так что проблем большинства она не испытывает.

– Отчего же, – встрепенулась Веста, – ходить по городу, где ни одного «живого» взгляда, очень жутко. Пока ты, Дарен, не пришел, мне даже поговорить не с кем было. Вроде, улыбаются, смеются, а взгляд застывший. Неживой точно. Я поначалу из дому не выходила вовсе. После привыкла, конечно. Даже подруг завела. Из тех, что побойчее показались.

– Куда идти-то? – с тем, что отдохнуть не получится, Нюра смирилась быстро. К походам она уже попривыкла. Не сказать что втянулась, но не пугалась точно.

– К Зверю. Все вместе и пойдем.

Откладывать не стали. Нюра всех заразила энтузиазмом. Она носилась по дому, перепрыгивая через ступеньки и все время пела. Ее звонкий голос легко проникал во все горницы и вызывал улыбки у домочадцев. Три клока ушло на сборы, а в четвертый – с утра они вышли во двор, крепко-накрепко закрыв дверь дома, в который не рассчитывали больше возвращаться.

– А закрывать-то зачем? Пусть пользуются, – Нюра притопывала от нетерпения, поторапливая остальных.

– Открыть умельцы всегда сумеют, – отозвался Дарен, закрывающий дверь, – а до Зверя сложно даже не дойти. Сложно войти. А после убедить. Так здесь поговаривают.

– Чудно как. Я думала, кто найдет его, того и выпустят.

– Чего искать-то? Дорога в замок Зверя всем известна. Он стоит на самой высокой горе. Поднялся и вот он. Только войти дано не каждому.

– Стало быть, дорогу искать не надо?

– Вон она, – Веста махнула рукой. Вдали виднелась белоснежная громада с тонкими темными ручейками со всех сторон. – Видишь те ниточки? Это и есть желающие видеть Зверя. Отсюда не разглядеть, но вблизи хорошо видно.

– Вместе идти легче. Да и сообща проникнуть проще.

Дарен закрыл калитку в заборе, кинул на дом прощальный взгляд, и задумчиво произнес:

– Путь у каждого свой. Это издали он единым кажется, – Веста рассеянно кивнула, вслушиваясь в его слова. – Ты думаешь, мы пройти не пытались? Пытались. Два раза уже. Не так это просто, как выглядит.

Нюра озадачено примолкла. Известие о трудностях ее не испугало. Она и не ждала, что будет просто. Скорее перестала смотреть на поход, как не увеселительную прогулку. Игидар молчаливо шагал неподалеку и тоже до рези в глазах вглядывался в ручейки. Издали смотрелось так, словно бы все в них движутся в едином ритме, но то издали. Тем, кто уже побывал на горе, определенно виднее.

Пользуясь случаем, вновь прибывшие не забывали и про город. Пока они искали дом им было не до красот местностей. У Игидара все силы уходили на то, чтобы понять куда идти. У Нюры – на то, что бы поспеть за его быстрым шагом. Князь боялся потерять связь с рунами, чья сила по мере приближения к источнику поиска слабела. Сколько отведено и как долго он будет чувствовать направление, он не знал, и потому практически бежал. А вот теперь и шаг медленнее, и посмотреть есть на что.