Та гаденько улыбнулась и мягко произнесла:
– За бульоном побегу. Тебе ж бульон нужен. Ты отдыхай. Отдыхай. Вернусь сейчас, – непрестанно бормоча женщина пятилась к двери, точно боялась показать спину пришлой медоедке.
«Да не съем я тебя!», – захотелось крикнуть Весте, но она лишь с облегчением вздохнула, когда та наконец вышла и захлопнула дверь.
Она встала и, держась за стену, подошла к окну. Ее пошатывало, а шаги вышли такие крошечные, будто ноги связанны. Стоило распахнуть створки, как в комнату ворвался запах застарелого пота, помоев и щелочи. «Угадала», – усмехнулась она. Господские окна сплошь выходили на цветущие клумбы да красивые виды. И лишь челяди предстояло любоваться видом двора, или глухой стены без окна.
В комнате удушающе пахло цветочной водой надсмотрщицы и лекарственными настойками, плошки с которыми в изобилии стояли на стуле рядом с кроватью. Из окна также несло отнюдь не розами. Веста как раз пыталась определить, от какого из запахов ее мутит больше, когда вернулась Галочка.
– Ты зачем окно отворила? Не велено! – прикрикнула она, ставя чашку с ароматным бульоном и сухариками на стул. К окну метнулась с такой скоростью, точно Веста сделала нечто неприличное.
Медоедка, не раздумывая, передвинулась и загородила с трудом добытый, хоть и не чистый, воздух.
– Кем не велено?
– Челяди открывать окна запрещено, – Галка хищной птицей кружила вокруг, но прикасаться чужачке боялась. Только и осталось, что злобно зыркать, да фыркать от ярости.
– А я гостья. Отлежусь уйду!
– Гостья значит? – процедила надсмотрщица надменно и кинулась за дверь.
«Ябедничать пошла!», – сообразила Веста и зацепилась за грязный подоконник. После пережитого «боя» болтало сильнее и кровать, вдруг, показалась кошмарно далекой. Она уже пожалела о том, что не уступила сразу, но противная ящерица до того раздражала, что молчать и улыбаться получалось не всегда.
Игидар вошел с видом величайшего одолжения. Брезгливо сморщил длинный породистый нос, откинул прядь пегих волос и прищурил черные глаза. Он прошелся по горнице, будто бы измеряя ее шагами, глянул во двор и негромко спросил, буравя Галочку тяжелым взглядом:
– Почему моя гостья до сих пор здесь? Разве я не распорядился перевести ее в господскую светлицу?
– Виновата, ваше высокородие! – сиделка бухнулась на колени и стукнулась лбом об пол.
Князь поджал губы, словно увидел нечто гадкое. Ткнул Галку кончиком чебота.
– Встань. Иди готовь горницу. Та, что поближе ко мне, – он усмехнулся и добавил: – Моя гостья достойна самого лучшего.
Надсмотрщица умчалась с такой скоростью, что Веста лишь изумленно охнула. Игидар расценил это по-своему. В два шага он пересек комнатушку и крепко обнял Весту.
– Рано тебе стоять. Давай в постель. Я подержу. Раз…
К такой далекой близкой кровати Веста добралась не без труда. Шагая под его счет, она никак не могла определиться насколько пристойно происходящее. Одной не дойти, а с ним, ужас до чего, неловко. Князь, как заботливая нянюшка, укрыл лоскутным одеялом и, смерив масляной улыбочкой, выскользнул за дверь. Медоедка осталась разбираться в скачущих, как блохи, мыслях. Милость Светлейшего князя вызывала дрожь и оторопь. Знай она чем обернется спор с Галкой, заткнула бы рот подушкой. Чтоб наверняка. А теперь остается уповать на Зверя всемогущего. Другой защиты в княжьем терему у нее нет.
Новая горница разительно отличалась от прежней. Она оказалась до того большой, что Веста испуганно спросила:
– А кто тут еще живет?
– Только Ваше благородие, – Галочка угодливо согнулась, сверкая злыми глазищами.
Она уже не раз попеняла Зверю на забывшего заветы Игидара. Где это видано привечать врага?! Придумает же?!
– А купальня тут есть? – медоедке подозрительно принюхалась к себе. Запах, идущий из окна, пожалуй, поприятней будет. Ее еще потряхивало и от слабости подкашивались ноги, но уж больно хотелось избавиться от мерзкого запаха.
– Нельзя еще. Рано, – перепугалась надсмотрщица, помнящая о жестком наказе князя.
– Тащи, – упрямо потребовала Веста, присаживаясь на лавку. Стоять тяжело, пачкать собой белоснежное белье неохота, остается лавка.
Руки противно дрожали, когда она развязывала завязки поневы и рубахи, ноги подкашивались, но удовольствие от теплой ароматной воды того стоило. Она опустилась в бадью, покрытую чистой простыней, прислонила голову к борту и закрыла глаза. Клонило в сон и хотелось лежать вечно и не шевелиться. Даже мысль о движении вызывала тошноту. Стоило признать, вредная Галка волновалась не зря, пусть и по другой причине.
«Только бы не уснуть», – подумала Веста перед тем, как задремать.
Проснулась она от взгляда. Черные мрачные глазюки дотянулись даже до сна. Ей снилось, что Игидар вновь стоит у постели и гипнотизирует приторно масляным взглядом. Он ухмылялся так гадко, словно уже победил в негласной битве. Ощущение вышло до того реалистичным, что она открыла глаза и столкнулась со взглядом пронзительных черных глаз.
Князь стоял, облокотившись на стенку, с таким видом, точно ничего не обычного не произошло. Веста даже подумала, что слишком мало знает о обычаях ящеров. Может у тех так принято?! Иначе почему он здесь?
– Напугал, – усмехнулся он, как будто довольно. – Ты долго не выходила. Я подумал, что тебе плохо. Все-таки три клока в горячке лежала.
Веста замерла, испуганно глядя на нежданного визитера. Вода мало что скрывает, а перед мужчиной в таком виде она раньше не была. Она всегда думала, что первым ее нагую увидит супруг, но никак не князь ящеров. Кто же знал, что он настолько бесцеремонный и невоспитанный.
– Благодарю, Ваше высокородие за заботу. Я в порядке, – выговорить это оказалось неимоверно трудно. Хотелось плеснуть в наглеца грязной водой, да так, чтобы оттирался подольше.
Князь несмешливо приподнял брови, обозначил поклон и вышел.
И вроде мутноватая вода мало что скрывает, а душу греет. Вроде как защита, пусть и надуманная. Медоедка выждала шерстинок восемь, – а ну как вернется, – торопливо поднялась и закуталась в заготовленную сухую простынь.
В горнице поджидал сюрприз: грязное рванье исчезло. Вместо истерзанной поневы на кровати нашелся богато украшенный наряд. Одна кичка ослепляла сиянием, не говоря об остальном. Веста осторожно потрогала его. Гладкий материал холодил руки и навевал мысли о княгине, которую разоблачили специально для нее. Надевала его медоедка до того осторожно, словно от одного неверного прикосновения оно могло исчезнуть.
– Ишь, кривится? – раздался от двери ядовитый шепот. Галка вернулась, как всегда, неожиданно и тихонько подкралась.
Веста вздрогнула, обернулась и с недоумением посмотрела на дурно воспитанную челядь. Она бы в своем тереме такую не потерпела. Но в том-то и дело, что это не ее терем.
– Завязать помоги, – произнесла она со всей надменностью, на какую способна.
– Конечно, Ваше благородие, – надсмотрщица опять улыбалась и льстиво заглядывала в глаза. – Вам очень идет, – угодливо похвалила она. – Светлейший князь не поскупился. Велел отобрать все самое лучшее из готового. Вот тут я все уложила. А завтра портниха придет. Закажите, что пожелаете. Еще краше станете.
Веста прижала пальцы к вискам. От угодливой трескотни разболелась голова и поплыли перед глазами цветные пятна.
– Помоги. Прилечь хочу, – недовольно оборвала она и сердито добавила: – Да не тревожь. Спать буду.
Князя это, конечно, не остановит, но может хоть похожая на крысу надсмотрщица уйдет.
Первые два клока Веста даже не притворялась больной. Пусть жар спал, но слабость сохранялась, награждая ее благородной бледностью и подозрительной зеленоватостью. На третий клок с успехом симулировала слабость. Она уже не могла определиться, что раздражает больше: горница, к которой прикована, или Галка, которая к ней приставлена. Но регулярные посещения Игидара придавали сил. Она не сомневалась, что ни с одной другой дамой в тереме он себе подобного не позволяет. Ее некому защитить, и ушлый ящер как никто это понимает.