Игидар, видя, что его помощь не требуется, занялся разбивкой лагеря. И место удобное, и идти дальше нельзя: неизвестно сколько пролежит лютая в беспамятстве. Дарен закончил перевязку и приподнял голову Нюры. Веста поняла без слов. Сбегала к котлу и зачерпнула новую порцию варева. Вливала она ложечкой осторожно, словно кормит ребенка. Вначале больная сглатывала неважно и давилась, но к тому времени, когда плошка опустела, процесс наладился. Дело пошло до того шибко, что Нюра пару раз открыла глаза и посмотрела так удивленно, точно не могла понять в каком из трех миров находится.

– А тебе не все ли равно, если я рядом? – усмехнулся Дарен.

Дышала молодая женщина ровно и чисто, к лицу вернулся румянец, и лишь рванная рана да слабость напоминали о произошедшем. Нюра приоткрыла рот, но не смогла произнести ни звука. Она виновато улыбнулась и успокоено закрыла глаза, поворачиваясь на бок.

– Вот и правильно, – Веста подскочила, чтобы достать походное одеяло. – Сон лучшее лекарство. Но зелье ты все же сохрани. Дельная вещь.

Мерно потрескивал костер. Лежанки давно были готовы. На одной из лежанок отдыхала Нюра, которой стало лучше настолько, что она чуть-чуть поела. Оставшаяся троица сидела вокруг костра и задумчивыми взглядами буравила огонь. Зверь сдержал слово, и выпустил прошедших испытание. Осталось понять, что ждет здесь.

К утру рука Нюры потемнела и перестала сгибаться. Пальцы тоже не шевелились. И вроде боли нет, но и чувствительности нет тоже. Лютая с усилием растирала руку здоровой рукой и не могла дождаться, когда остальные проснуться. Изредка ей казалось, что руку словно покалывает иголочками, но стоило сосредоточиться на ощущении, как оно тут же исчезало.

– Очень интересный эффект, – задумчиво пробормотал Дарен, когда проснулся.

– Интересный? – Нюра подпрыгнула от возмущения. – Ты мне скажи, рука будет работать? – Он в ответ коротко глянул и промолчал, изображая сосредоточенный осмотр. – Не пугай меня! Итак, страшно.

– Перекинуться попробуй, – вновь ушел он от ответа.

Нюра кое-как поднялась и поковыляла к кустам. Слабость почти прошла, а неустойчивость осталось. Тело потряхивало, как при ознобе. Все вокруг словно раскачивалось, да и земля под ногами, казалось ходила ходуном. Ужасно хотелось пить. Она уже выпила столько, что побулькивала при ходьбе, но жажду утолить не смогла.

Волчица вышла худее обычного. Шерсть у нее свалялась. Глаза тускло светились. Лапы разъезжались. Зато работали все четыре. Пострадавшая лапа радовала отсутствием шерсти, но вес держала как надо, не подгибаясь и не подворачиваясь. Лютая немного прошла и с изумлением уставилась на Дарена. Подушечки лапы ощутили и жесткость камней, и мягкость травы.

– Что-то подобное я и подозревал, – признался мужчина. Он не выглядел ни изумленным, ни хотя бы озадаченным. – Перекидывайся обратно.

Лютая уковыляла в кусты и, едва получила возможность говорить, закидала вопросами:

– Что подозревал? Когда подозревал? Ты знал, что на меня нападут? Знал и не предупредил? И кто ты после этого? Хотя кто знаю. Неправильный медведь с неправильным цветом шерсти и неправильным запахом.

– Тихо! Тихо! Тихо! – засмеялся Дарен, выставив ладони вперед. – Не мог я предупредить о том, о чем лишь смутно подозревал. Хотя и пытался. Помнишь, я советовал ничего не просить у Зверя, когда он так близко? – Нюра улеглась на лежанку и сосредоточенно кивнула, начиная догадываться что происходит. – Так вот. Он тебя услышал и исполнил желание. Чародейкой тебе не быть. А ведьмой очень даже. Со временем тебе будут подвластны темные силы. Вот и отомстишь бесам за превращение.

– А рука? Рука останется уродливой навсегда? – темная и как будто отмершая рука пугала до дрожи.

Глаза Дарена затуманились. Без зелья много в не разглядишь, но ближайшее грядущее узреть можно.

– Восстановиться рука. Внешне, – с озорством улыбнулся он, – это прощальный подарок Зверя. Эта рука тебе очень пригодится. Ты еще не раз поблагодаришь его за подарок.

– А волчица? Волчица что? Я же только недавно ее вернула? Опять терять?

Ведьмовство Нюре представлялось далеким и неправдоподобным. А волчица – всегда с ней. Ее терять жаль.

– А что волчица? С тобой она, ты же видела. Может цвет шерсти поменяет на черный. Будешь такой же особенной, как и я.

– Белый медведь и черная волчица – ты уверен, что мы подходящая пара?

– А ты нет? Я уверен. И Зверь тоже. Иначе бы не посодействовал.

– И нареченная-ведьма тебя не оттолкнет?

– Нареченной-ведьмой можно только гордиться.

Нюра гордо задрала нос, не поднимаясь с лежанки и довольно ухмыльнулась.

– Нареченным-чародеем – тоже!

На стоянке они провели еще три клока, ожидая пока раненная хоть немного окрепнет. А как только Нюра смогла стоять, не боясь упасть, и более-менее долго ходить, отправились в путь на поиск обещанного пристанища.

Город они увидели с пристани. Его полукруглые купола слепили на солнце, отчего смотреть приходилось урывками. Перед каменной стеной с арочными воротами расположилась ярмарка. Ровные рядки одинаковых столиков с навесами стояли стройными рядами. Чем тут только не торговали. Но поразил Нюру не выбор.

– А тихо-то как. Наши обычно орут, что в лесу слышно. А тут, словно и неживые все. А может и правда?

– Выходит и мы с Вестой не живые, – коварно улыбнулся Дарен. – Откуда сюда прибыли остальные горожане еще неизвестно. А мы точно из породы беспокойников! – он вытянул руки и завыл дурниной.

– Ну тебя, балбес! – Нюра с сердитым видом стукнула его по рукам, но тут же рассмеялась.

– Вы гляньте, какие цацки знакомые?! – Игидар поднял вверх ожерелье из клоков и перьев. Торговка, румяная молодуха, подскочила с лавки, готовясь отбивать товар.

– Шаманские, – удивленно протянула Веста. – А я думала они сами их делают.

– Самим им силенок не хватает, – презрительно фыркнул Дарен. – Только и могут, чужими амулетами пользоваться. Да травить тех, в ком силу чуют.

– Брось. Не стали бы они, – Веста теребила одежду и оглядывалась до того нервно, словно прошлое дотянулось и сюда.

– И это говоришь ты? – чародей неторопливо шел вдоль рядов, примечая те местечки, куда можно после вернуться, чтобы пополнить запах ингредиентов. Варить снадобья он предпочитал сам. – Ты хоть знаешь, за что тебя шаман выгнал?

– За вештицу, конечно, – тихо отозвалась Веста и едва слышно призналась: – Зря я ее слушалась. Ничего путного не вышло.

– Беспутным меня еще никто не называл. Тем более собственная мать, – развеселился Дарен.

– Ничего, – Игидар хлопнул его плечу. – Я тоже беспутный. Кабы не шаман, не встретились бы мы в лесу.

Веста переводила взгляд с одного на другого и не знала, что сказать. До сих пор ей казалось, что коли не собственная глупость, то сложилось бы все по-другому. Лучше. Неизвестно как, но лучше! А выходит, лучше некуда. И пусть дорога вышла трудная, да зыбкая, а все ее. И разменять ее она не готова. Потому что… да просто не готова.

– Вы у меня самые путные! – выдала Веста, определившись.

– Вот! – Игидар ухмыльнулся и направился к воротам и стражникам, стоящим возле них. – Мы давно тебе это говорим. А ты не веришь.

– А шаман? Что шаман? Зачем выгнал? – с потоком вопросов Нюра справилась не без труда, и по праву собой гордилась.

– А и правда? – заинтересовалась Веста, которая до сих пор считала, что знает о себе все.

– Ты помнишь, как умер дед? – издалека начал Дарен.

– Папа? Он болел долго.

– А почему он болел?

– Как почему? Все болеют… – медоедка с недоумением смотрела на сына, пытаясь сообразить к чему тот клонит.

– Все, да не все. Дед старейшиной был. А старейшины на особом почете у Зверя. Глупые детские хвори их не берут.

– Шаман отравил или кто другой? – Игидар, не знакомый ни с тем, ни с другим легко разобрался в происходящем, потому как относился беспристрастно.