Конечно, нормально идти Джим не мог — шатался из стороны в сторону, как будто его разбивал частичный паралич. Будь он повыше, вести его было бы проще — а так Себу приходилось сгибаться, чтобы, закинув безвольную руку себе на плечи, вести его, удерживая за подмышки.

 — До машины… — прохрипел Джим. — Рядом…

Стоило хотя бы порадоваться, что он лёгкий — особенно в сравнении с Грегом, которого Себ таскал недавно. «Себ Майлс — услуги по транспортировке бессознательных тел в любой кондиции», — подумал он, но признал, что шутка вышла очень слабенькая. Ещё Джиму в плюс перед Грегом можно было отнести запах. Он, конечно, вонял потом, но куда меньше.

В лифте с выбитой лампочкой Джим слегка взбодрился и даже сам начал держаться на ногах, но по дороге к машине всё равно загребал пыль носками модных туфель.

 — Карман…

Знал бы Себ заранее — заехал бы за «Фордом» прежде, чем отправляться к Джиму. Не любил он водить этот «Ягуар».

Джима пришлось пристёгивать: упав на пассажирское сиденье спереди, он, кажется, совершенно растерял последние остатки сил и буквально повис на ремне.

 — Куда едем?

 — К Британскому музею, — через несколько минут скомандовал Джим, и Себ поехал.

Ночью в воскресенье дороги были совершенно пустыми. Джим устроился на сиденье и не то просто затих, не то уснул. Машина шла легко. Себ чувствовал, что напряжение слегка ослабевает. И тут вспомнилась Джоан.

Глупо до смешного. Он спокойно рассказывал ей сегодня про девяносто шесть убитых своими руками — и не сомневался, что она сможет понять. А спроси она, чем занимался сегодня весь вечер… Он бы не смог ответить. Вернее, не захотел бы. Что-то придумал бы, говорил бы про пункт о неразглашении в контракте, но правды бы не сказал.

Смерти на войне были нормальным явлением. А Джим находился за гранью нормальности. Такой вот постыдный секрет. И не только для Джоан, но и для Сьюзен. Когда-нибудь её вопросы о папиной работе станут более конкретными и настойчивыми. Возможно, однажды его ложь перестанет действовать, но даже ей он скорее расскажет о сотне убитых. 

Чтобы заглушить неприятные размышления, Себ повернул колесо громкости, и магнитола тут же наполнила салон какой-то инструментальной музыкой. Себ в ней совершенно не разбирался, но звучало достаточно бодро и красиво, так что он не стал искать радио.

Джим чуть пошевелился, но глаз не открыл, так что, видимо, ему музыка тоже не мешала.

Себ сосредоточился на дороге, выкидывая из головы лишние мысли. Без пробок до Британского музея они долетели за двадцать минут. Джим очнулся за мгновение до того, как Себ сбросил скорость и начал оглядываться в поисках места для парковки.

 — На той стороне, — сонным голосом скомандовал Джим, а потом сам отстегнулся и выбрался из машины. Кажется, короткий сон пошёл ему на пользу — он уже держался на ногах и смотрел осмысленным, трезвым взглядом. Улыбнулся, поднимая голову вверх и подставляя лицо редким дождевым каплям.

 — Пойдём, детка. Здесь недалеко.

И он, сунув руки в карманы пальто, первым зашагал по узкой, заставленной машинами улице.

После нескольких поворотов они выбрались на широкую Хай Холборн, Джим остановился, повернулся к Себу и спросил с неожиданным участием:

 — Ты голоден, дорогой?

До этого вопроса Себ о еде не думал — хватало забот. Но тут осознал, что обед был достаточно давно и особой плотностью не отличался. Ответить он не успел — Джим, как обычно, всё прочитал на его лице и заметил:

 — Тебе понравится. Жди здесь, — и, наплевав на сигнал светофора, перешёл на другую сторону улицы.

Себ следил за ним, как если бы он был целью — не выпуская из виду ни на секунду. Он прошёл ещё немного по улице и остановился под козырьком — судя по всему, там был какой-то магазин. Правда, учитывая позднее время, он должен был быть закрыт — но Джима это явно не смущало.

Из-под козырька он отшёл через несколько минут, держа небольшой свёрток в одной руке. Отчётливо запахло едой.

 — Один парень уверял меня, что это лучшая шаурма в Лондоне. Тебе должно понравиться, — подмигнул Джим, вручая свёрток Себу. — Надеюсь, ты можешь есть на ходу.

За Джимом следом Себ пошёл совершенно ошарашенный: что это вообще сейчас было? Не найдя ни одного внятного ответа, Себ принялся за шаурму — лучшую там в Лондоне или нет, но горячую, свежую и, определённо, отменную.

Они уверенно двигались в сторону Сити, но Себ даже не пытался угадать, зачем. Может, Джиму просто хочется прогуляться по знакомым местам? А может, где-то на крыше уже заготовлена винтовка? Себ успел расправиться с шаурмой, когда они вышли к Собору Святого Павла. Джим остановился, разглядывая собор, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую. Приблизился к ступеням и, чуть поколебавшись, присел на одну из них — мокрую и наверняка холодную. Кивнул, приглашая присоедниться.

 — Я лучше постою. И вам советую.

Джим фыркнул:

 — Сумасшедшим не страшна простуда, — и добавил задучиво: — Я люблю это место. Особенно купол. Мне нравится думать о том, чего нет.

Это заявление Себ не прокомментировал никак.

 — Здесь в разное время стояло четыре разных собора. Мне нравится их разглядывать. Особенно предпоследний… Каменная громада, склонившаяся перед буйством огня.

Угадав намёк на лондонский пожар, Себ мысленно вывел себе отличную отметку по истории — и подтвердил её, вспомнив год. Он-то думал, что эти знания остались где-то в старшей школе.

 — Здесь всё пылало, знаешь… Сердце Лондона в языках пламени, осыпающиеся камни, перекрытия, прогорающие до головёшек, — Джим сощурился с наслаждением. Кажется, мысль о пожаре доставляла ему удовольствие. Открыв глаза, он ухмыльнулся: — Не бойся, я не собираюсь поджигать город. Который час?

 — Двенадцать… — Себ глянул на часы, — двадцать три.

 — Почти, — он протянул руку. Себ помог ему подняться, и они двинулись в обход собора. 

У Себа не было ни одной идеи, куда именно они идут и зачем, но он даже не тратит силы на то, чтобы угадать. 

Через несколько минут Джим остановился возле отдельного церковного здания, тоже, похоже, достаточно старого. Себ не помнил, что это за церковь, а вот Джим погладил каменную колокольню с нежностью, опёрся о неё рукой и достал из кармана пальто маленький бинокль, похожий на театральный. Поманил Себа подойти поближе и поднял бинокль, вглядываясь во что-то на другой стороне улицы. Даже без этой сомнительной, особенно в ночных условиях, оптики Себ увидел, как из поворота выходит человек. 

Джим нервно облизнул губы, продолжая смотреть на него, а Себу оставалось только прищуриться. Человек попал в свет фонаря, и Себ узнал его. Они с Джимом уже как-то наблюдали за ним — в какой-то студии, с помощью скрытой камеры. И вот, теперь решили посмотреть, как он гуляет ночью. 

Шёл мужчина ровно, но тяжело, словно тоже пережил приступ или просто был пьян. Перейдя дорогу в положенном месте, он сел на лавочку возле Собора Святого Павла и, запрокинув голову, посмотрел наверх. К Себу с Джимом он теперь сидел спиной, но кажется, Джима это не смущало. 

Мужчина на лавочке не двигался. Джим только изредка глотал ртом воздух. Себ скучал. 

Так прошло больше часа, а потом на улицу выехал чёрный «Ягуар». Тяжело поднявшись, мужчина оглянулся ещё раз на собор и сел в машину. Когда та скрылась за поворотом, Джим опустил бинокль и закрыл лицо ладонью, а потом вдруг истерично расхохотался.  

Когда он успокоился и спрятал бинокль, Себ спросил:

 — Кто он?

 — Я, — отозвался Джим. — Ну, не смотри с такой ревностью. Тебе достаточно знать, что он — это я. Только, знаешь, чуть более правильный. Однажды… — язык Джима опять начал заплетаться, и конечно, появился акцент, — однажды он меня узнает и уже не сможет забыть.  Будет думать обо мне каждую минуту, повторять моё имя, ненавидеть меня каждой клеткой тела и разума. Ох, — он улыбнулся, — не могу дождаться. 

 — По вашему тону, — слегка осмелев, заметил Себ, — непонятно, вы его хотите… или хотите убить?