Точно так же, как Лорна, я не догадывалась, что страстно полюблю свое дело. Работаю уже шесть лет. Шесть лет выслушиваю ее болтовню — иногда кажется, будто всю жизнь.

Почти целый день мы просидели в молчании, насыщенном подтекстом. Лорна, оскорбленная и раненая, и я, охваченная праведным негодованием. Как вы знаете, мне нападать на нее неприятно, но хотя бы при этом она умолкает. Благодаря чему я всех обзвонила, добилась ответов по поводу съемок, к половине шестого уговорила наших подопечных расстаться с деньгами и, наконец, направилась к двери. Лорна целый день практически не отрывала глаз от бумаг и компьютера, и я, неловко себя чувствуя, улыбнулась перед уходом, сказав:

— Прости, что я утром на тебя окрысилась. Честно, не хотела. До завтра.

Она взглянула на меня влажными глазами олененка Бэмби, усмехнулась с жалостью к себе и молвила самым искренним тоном:

— Ничего, все забыто, Ребекка. До встречи.

Мы с Дэном провели безмятежный вечер перед телевизором, Уильям слонялся вокруг, отыскивая постельных клещей со старой, где-то найденной лупой, Зоя сидела в своей комнате на кровати в наушниках, глухая к окружающему миру. Я пыталась рассказать Дэну о своих неудачах и неприятностях за день, но при этом трудно не выглядеть десятилетней дурочкой. В конце концов, о чем речь? Я набросилась на Лорну из-за того, что она наговорила про меня Мелани, из-за чего она же на меня обиделась. Невозможно описать пассивную враждебность, хотя я хорошо понимаю, что Лорна изо всех сил старается выставить себя жертвой, а меня агрессором. Такова ее цель. Действует она отлично. Это надо видеть, чтобы по-настоящему оценить детали и нюансы. Чтобы понять, что, хоть она реально ничего плохого не делает, на самом деле делает все возможное самой манерой поведения. Я старалась сымитировать детский голосок, прослезившиеся глаза, полуулыбку, практически незаметные обвинения, но вышло только изображение крошки Нелл, тогда как я сама предстала гонявшимся за ней горбуном.

— Знаешь, мы с ними встречаемся в выходные, — напомнил через некоторое время Дэн.

— Знаю, — кивнула я. — Постараюсь вести себя хорошо.

В самом деле, надо постараться.

Утром я пришла в контору раньше Лорны, погремела посудой, заварила кофе, занимаясь своим прямым делом, и тут Джошуа сунул голову в кухонную дверь и спросил, есть ли у меня минутка. По первому побуждению хотелось сказать «нет». Когда у тебя кто-то спрашивает насчет свободной минутки, это почти никогда не сулит ничего хорошего. Впрочем, я ничего плохого не сделала, поэтому предложила ему кофе. Он взял чашку, и я проследовала за ним в кабинет.

Джошуа изображает из себя заботливого дядюшку. Ему только пятьдесят три года, но в его присутствии я забываю, что он старше меня всего на двенадцать лет, и превращаюсь в шестилетнего ребенка. Хочется, чтоб он меня похвалил, назвал хорошей девочкой. Объясняю это его сединами, добродушной морщинистой физиономией, преждевременно постаревшей от двадцати с лишним сигарет, выкуриваемых в день в течение двадцати с лишним лет. А также своим собственным вечным благоговейным трепетом перед властью. Когда меня просто приветствует полицейский, начинаю покорно пред ним пресмыкаться, несмотря на то что, во-первых, ни в чем не виновата, во-вторых, он, возможно, в сыновья мне годится. С врачами еще хуже. Пускай докторша моя ровесница, обязательно извиняюсь, что отняла у нее время, практически снимая шляпу перед ее величием. Перед тем как войти в кабинет, энергично уговариваю себя быть уверенной, требовательной и придирчивой. Если врачиха не обратит внимания на те или иные симптомы, надо настаивать на своем праве сделать анализы. Но ведь она училась в университете на четыре года дольше меня… В результате ничего никогда не выходит. В один прекрасный день я наверняка умру от какого-то тривиального неизлеченного заболевания, потому что мне не хватило настойчивости с ней поспорить.

— Ну, как дела? — спросил Джошуа, и я сразу занервничала, как бы застигнутая на месте преступления. Какие дела?

— Отлично, — говорю. — Все в порядке.

Минутку посидели в молчании, пока он набирался храбрости высказать то, что задумал сказать. Джошуа изо всех сил старается не вникать в мелочные детали офисной политики. Я смотрю на свои руки, в окно на чердачные крыши магазинов через дорогу.

— Вы знаете, как мы с Мелани ценим вас, — начал он, и сердце у меня упало. Не похоже, что мне хотят повысить зарплату, и это уже полный постыдный облом, ибо я собиралась в ближайшие дни попросить о прибавке. После того как три дня проходила на курсы, где учат уверенности в себе.

— Спасибо, — поблагодарила я неизвестно за что.

— Вы неотъемлемый член компании. Все клиенты вас любят.

Пожалуй, звучит чуточку лучше. По крайней мере, не кажется, что он выдаст мне выходное пособие и укажет на дверь.

— Дело в том, — продолжал Джошуа, — что порой вы бываете… э-э-э… несколько… как бы сказать… резковатой.

— Резковатой?..

Не совсем понимаю, о чем идет речь. Сам только что сказал: клиенты меня любят; я точно знаю, что у меня хорошие взаимоотношения с продюсерами, режиссерами, ассистентами режиссеров по кастингу, с которыми приходится иметь дело. Кое с кем мы даже стали друзьями, конечно, не настоящими, а деловыми, с которыми можно выпить кофе или быстренько опрокинуть по рюмке. При этом я нередко получаю ценные подсказки насчет планирующихся постановок.

— Н-нет… — слегка замялся Джошуа, собрался с силами и выпалил: — Хотя и так можно сказать. Как я понял, Лорне иногда кажется, будто вы в чем-то стараетесь взять над ней верх…

Дальнейшего я уже не слышу: кровь от ушей прилила в мозг, чтобы его успокоить, пока я не взорвалась. Так вот в чем дело. Видно, Лорна вчера вечером после моего ухода плакалась ему в жилетку. «У-у-у… Ребекка меня угнетает!»

— Значит, она на меня жаловалась? — перебила я босса.

— Нет, конечно, — соврал он, поняв, что, возможно, усугубил ситуацию. — Я просто заметил, вчера она была немного расстроена…

Я поборола искушение уточнить, почему он считает, что Лорна расстроилась из-за меня, если она сама не пожаловалась. Какой смысл? Джошуа явно ей покровительствует. Победить невозможно, надо молчать и вернуться к работе.

— Даже не знаю, чем могла ее расстроить, если это действительно моя вина, — говорю я и добавляю: — То есть определенно не собиралась расстраивать.

— Разумеется, верю. Но… вы знаете… какая она…

Знаю. Коварная и ленивая интриганка, что еще добавить?

— …какая она чувствительная. Просто я решил побеседовать не с ней, а с вами, зная, что вы не обидитесь. По-моему, вы должны постараться наладить нормальные отношения.

Видимо, он заметил, что я побагровела, поэтому оговорился:

— Я имею в виду, что вы обе должны постараться. Напряженная атмосфера в офисе крайне мне неприятна. И вредит делу.

Я сделала глубокий вдох. Чудовищная несправедливость. Однако ссора с боссом ничего хорошего не принесет.

— Разумеется, — говорю. — Очень жалко, что вам померещилась серьезная проблема. Ее на самом деле не существует.

Он улыбнулся улыбочкой дядюшки Джоша и молвил:

— Я и сам подумал, что Лорна преувеличивает, — признавая тем самым, что она действительно жаловалась. — Как дела с фотосессией? — осведомился начальник, круто и полностью сменив тему.

— Все готово, — выдавила я улыбку. — Никаких проблем.

— Отлично поработали, — провозгласил он и опустил глаза на бумаги на своем столе.

На этой реплике я вышла.

Лорна в приемной снимает пальто. Как обычно, на пять минут опоздала. Улыбнулась мне широко и невинно, выдохнув:

— Доброе утро!

— Привет, — бросила я, постаравшись, чтобы тон звучал угрожающе, но не подсудно.

Вечер пятницы сказочный, замечательный — впереди два дня свободы. В пятницу вечером можно делать что хочешь. Хотя теперь я в пятницу вечером мало что делаю, только готовлю ужин, потом сижу с детьми и Дэном у телевизора. И все равно перед уходом с работы испытываю приятное волнение. Мой мир — моя раковина. Там все возможно. Все время в этом мире мое, никто мне не указывает, как его тратить. Разумеется, вы угадали, что сейчас я добавлю: кроме нынешних выходных. Вечер нынешней пятницы оккупировал враг.