– Не двигайся, – велел Кристи.

– Не валяй дурака. Если хочешь, завяжи мне глаза, но выпусти поразмяться.

– Я же ясно сказал – не двигайся.

Что я и делал, минут эдак семь. Потом открылась дверь, зазвучали шаги и голоса, дверь закрылась. Опять шаги и голоса. Хлопнули дверцы машины, заработал мотор, машина снялась с места, и еще минуту спустя затворилась тяжелая дверь, которую уже закрывали после нашего приезда. Потом кто-то открыл дверцу, к которой прижималась моя голова.

– Все в порядке, – раздался голос. – Можете выходить.

Пришлось совершить маленький акробатический трюк. К счастью, он мне удался. Я стоял слегка пошатываясь на бетонном полу возле бетонной же стены в помещении без окон площадью примерно шестьдесят квадратных футов, весьма скудно освещенном. Вертя головой, я насчитал вокруг семь или восемь машин. А также четверых мужчин: Кристи, который огибал наш «олдсмобиль» сзади, и еще троих молодцов довольно внушительного вида и возрастом постарше, чем наш водитель, который куда-то скрылся.

Ни слова не говоря, двое из незнакомой троицы стали меня обыскивать. Сперва извлекли пистолет из наплечной кобуры, потом уж приступили к обычному обыску. Обстоятельства явно не благоприятствовали мне, поэтому я решил не препираться и стоял молча по стойке «смирно». Сработали они ловко и профессионально, без лишней суеты и не пытаясь ущемить мое и так ущемленное достоинство.

– Вот что значит опыт, – похвалил я.

– Угу, – согласился более высокий из двоих неожиданно звонким фальцетом. – Следуйте за нами.

Он двинулся к стене, я не отставал. Между машинами и стеной оставался проход, по которому мы добрались до двери, где нас поджидал третий молодец. Он распахнул дверь перед нами – я опознал ее по звуку, – и мы прошли в небольшую прихожую с глухими бетонными стенами без единого оконца. Напротив, шагах в трех от нас, вниз уходила лестница, по которой мы и спустились – я насчитал четырнадцать невысоких ступенек – к широченной металлической двери. Мой провожатый ткнул кнопку в стальном косяке. Я ничего не услышал, но в следующую секунду дверь открылась и перед нами возник субъект с одутловатой физиономией и заостренным подбородком.

– Арчи Гудвин, – произнес мой спутник.

– Входите.

Я вежливо подождал, чтобы пропустить моего провожатого вперед, но тот отступил в сторону, а его коллега нетерпеливо сказал:

– Проходите, Гудвин.

Я перешагнул через порог, и охранник закрыл за нами дверь. Эта комната была побольше, чем прихожая, и хорошо освещалась, хотя обстановка не тянула на роскошную: голые бетонные стены, стол, три стула, радиатор и стопка журналов и газет.

Второй охранник, который сидел за столом и что-то записывал в книге, похожей на бухгалтерскую, покосился на меня и больше не замечал моего присутствия. Его товарищ пересек комнату, подошел ко второй металлической двери, которая располагалась напротив первой, и открыл ее. Я заметил, что толщина двери составляла дюймов пять. Охранник мотнул головой и приказал:

– Заходите.

Темница оказалась просто шик. Стены от кафельного пола до самого потолка обшиты сероватым деревом с розовыми прожилками. Ковры такого же сероватого оттенка с розовой каймой. Свет льется вниз с желобков, опоясывающих весь потолок. Шесть-семь стульев и диван обиты розовато-серой кожей, которую использовали также для обрамления картин – по две на каждой стене. Должен признаться, впечатление это производило внушительное.

– Арчи Гудвин, – представил охранник.

Человек, сидевший за столом, предложил:

– Присаживайтесь, Гудвин. Спасибо, Шварц.

Охранник покинул нас и притворил за собой дверь.

Я бы несказанно удивился, узнав, что Пит Рёдер, лишь недавно нагрянувший в наши края, котируется столь высоко, но удивляться мне не пришлось. За столом сидел вовсе не Пит Рёдер. Хотя я никогда не встречал этого человека, представлений не требовалось. Как ни старался он избегать общества, его фото несколько раз попадало в газеты. Например, когда он преподнес свою яхту в дар береговой охране Соединенных Штатов во время войны. Да и описывали его мне неоднократно.

Наконец-то я мог как следует рассмотреть эту легендарную личность, благо от серовато-розового стула, на который я опустился, до стола было меньше десяти футов. Собственно, кроме лба и глаз, ничего приметного в лице не обнаруживалось. К тому же это был не лоб, а скорее купол, вздымавшийся выше и выше до самой линии бесцветных жиденьких волос. Что касается его глаз, то на сборочном конвейере явно случилась ошибка. Глаза, безусловно, предназначались акуле, но кто-то отвлекся и допустил просчет. Теперь, правда, они не выглядели совсем уж акульими, поскольку мозг Арнольда Зека успел поэксплуатировать их годков пятьдесят, что не могло не отразиться на них.

– Мы общались с вами по телефону, – сказал он.

Я кивнул.

– Когда я работал на Вульфа. Всего три раза… Нет, даже четыре.

– Верно, четыре. А где Вульф? Что с ним случилось?

– Точно не знаю, но подозреваю, что он где-нибудь во Флориде. Тренируется с аквалангом, теша себя надеждой подловить вас в вашем бассейне и утащить на дно, когда вы нырнете.

В акульих глазах не отразилось ровным счетом ничего.

– Меня предупреждали о вашей своеобразной манере разговаривать, Гудвин, – заметил он. – Я не имею ничего против. Я принимаю людей такими, какие они есть, либо вообще не принимаю. Мне нравится, что вы стараетесь не терять лица, хотя наша встреча наверняка произвела на вас впечатление. Впрочем, мы зря тратим время и слова. Вам известно, где находится Вульф?

– Нет.

– Но предположения есть?

– Да, я вам только что их изложил. – Во мне закипало раздражение. – Допустим, я сообщу вам, что он в Египте, где у него собственный дом. Ничего такого я, конечно, не скажу, но допустим. Что тогда? Вы пошлете какого-нибудь мозгляка в Каир, чтобы он продырявил Вульфа? Зачем? Почему вы не можете оставить его в покое? Верно, недостатков у него хоть пруд пруди. Одному Богу известно, сколько я от него натерпелся. Однако он многому меня научил. И где бы он ни был, он мой любимый толстяк. И лишь из-за того, что он невольно расстроил вашу сделку с Рэкхемом, вы хотите его преследовать? К чему вам это, раз уж он исчез с глаз долой?

– Я вовсе не хочу его преследовать. У меня и в мыслях такого нет.

– Вот как? Тогда чем вызван такой интерес к моей персоне? Ваши Макс Кристи и бородатый умник поручают мне плевую работу за тройную оплату. Вы меня заарканиваете, ставите свое тавро на моей шкуре, а потом, когда приходит время, пользуетесь мною, чтобы добраться до Вульфа и отплатить ему. Нет. – Я помотал головой. – У меня тоже есть свои принципы. И вы все, вместе взятые, не заставите меня их преступить.

Не будучи знатоком рыб, я не ведал, мигают ли акулы, но, глядя на Зека, предположил, что нет. Он моргал раз в десять реже положенного. Он спросил:

– Почему вы взялись за эту работу?

– Потому что речь идет о Рэкхеме. Он меня интересует. И я был рад убедиться, что не меня одного. Я хотел бы приложить руку к его судьбе.

Он и глазом не моргнул.

– Вы, должно быть, думаете, что вам известен род моих занятий?

– Мне известно, что о вас говорят. А еще один инспектор нью-йоркской полиции сообщил мне, что вы недосягаемы.

– Кто именно?

– Кремер. Уголовная полиция Манхэттена.

– Ах, этот. – Тут я впервые заметил, что Зек шевельнулся, по крайней мере, распрямил и снова согнул указательный палец. – А по какому случаю?

– Он не поверил, что я не знаю, где скрывается Вульф. Решил, что мы с ним замышляем насыпать соли вам на хвост, вот и начал меня поучать. Я предположил, что он имеет личный интерес в том, чтобы сбить нас со следа, но заявил, что он зря теряет время, поскольку Вульф дал деру.

– Пожалуй, не самый разумный ответ, верно?

– Да. Я был не в духе.

Зек моргнул, совершенно точно. Я сам видел.

– Мне хотелось познакомиться с вами поближе, Гудвин. Я уделил вам столько времени потому, что желал посмотреть на вас и послушать, как вы говорите. Да, вы имеете некоторое представление о моей деятельности и о моих интересах, а раз так, то понимаете, что главная моя трудность – люди. Мне не помешало бы иметь раз в десять больше толковых людей, на которых я смогу положиться. О людях я сужу частично по досье, частично по отзывам, но главным образом руководствуюсь собственным нюхом. Вы разочаровали меня в одном отношении. Ваш вывод о том, что я хочу через вас выйти на Ниро Вульфа, чтобы поквитаться с ним, не делает вам чести. Я не преследую противника, который оставляет поле боя. Мне это невыгодно. Но если он вернется и снова встанет у меня на пути – я раздавлю его. Да, я хочу «заарканить» вас, как вы выразились. Сейчас надежные люди нужны мне больше, чем когда бы то ни было. Многих из тех, кто получает от меня деньги через третьи руки, я никогда не видел и видеть не желаю. Но должны быть и такие, кого я допускаю до себя, чтобы через них претворять свои замыслы. Вы могли бы стать одним из них. Я готов попытаться. Вы должны запомнить одно: если скажете «да», менять свое решение будет крайне непрактично. Даже невозможно.