Стоит упомянуть, что на севере существуют три основных сословия: трэллы — по сути рабы, не считавшиеся полноценными людьми, правда, с некоторыми оговорками и нюансами; карлы — сословие свободных людей, имевших все основные гражданские права, включая право голоса на тингах (тинг — публичное народное собрание, ради принятия решения по каким-либо спорным вопросам, аналог вече у русичей.); и, наконец, ярлы — сословие воинской знати. Собственно, каждый из кланов севера был роднёй одного из ярлов, владеющих землёй и правящих ей от имени конунга.

— Я и про те сапоги помню, — Усмехнулся Андрей, в мыслях борясь с подступившей от воспоминаний о том случае тошнотой. — Продолжай, тут все свои.

— Естественно, я сразу бросился к тем, кто уходил с ним в поход, узнать, что с ним произошло. — Взволнованный, вновь переживая болезненные воспоминания, продолжил Скорняк. — Представь себе мою ярость, когда я узнал, что ему перерезали горло во сне! Мы уже не попируем вместе в Вальгалле из-за того, что какой-то выродок Ангрбоды подло убил моего друга, прервав его сон вместе с жизнью, обрёк его на вечность в объятиях Хель. — Он ненадолго замолчал, крепко сжав кулаки. — Я расспросил всех, кто был с ним в отряде, и узнал, что его убили перед рассветом, когда на часах стоял тот толстый подлый Ходескалле. Кроме того, накануне после набега на поселение они ссорились из-за добычи. Тот выродок считал, что раз он благородных кровей, его доля должна быть больше. Но Эйнар тогда чётко объяснил ему кулаком по зубам, что являясь моим побратимом, он имеет на добычу больше прав, чем этот выродок и, тем не менее, не возражает против равной доли со всеми. А на утро он не проснулся. — В этот миг глаза Райнара вспыхнули болью и яростью.

— Не рассказывай дальше… Дай угадаю: ты в ярости убил того сукина сына? Но почему тогда ты сейчас не на стене? — Поинтересовался Хротгар.

— Потому, что я честно вызвал этот кусок сала на хольмганг, как и велят традиции, я всё-таки ещё не все мозги растерял… — Ответил Кровавый Клинок, гордо вздёрнув подбородок.

— Тогда я ничего не понимаю, почему ты в изгнании? — Искренне удивился Фёдд.

— А ты слушай и не перебивай! Сейчас всё поймёшь. — Немного раздражённо огрызнулся Скорняк. — Когда моя родня и его на шнекках приплыли на остров, а мы с этой отрыжкой йотунов на него высадились, я не стал сразу его убивать, хотя и мог. Я вырубил его парой ударов умбоном в морду, раздел и связал, а затем начал чистить его от кожуры, как картошку! Этот выкидыш Ангрбоды своей подлостью не заслужил быструю смерть… — Сейчас он расплылся в довольной улыбке, наслаждаясь воспоминаниями о мести. — Но мне не дали спокойно закончить. Его родня полезла на остров с оружием, пытаясь меня остановить. Я им сказал, что это моя месть и чтобы не мешали, а они ответили, что превращать поединок в публичную пытку — это уже переходит все границы, после чего полезли на меня с оружием. Я и нашинковал парочку своей верной подругой… — Он ласково и с любовью погладил лезвие своей рогатины. — Остальные удрали на свой шнеккар и уплыли, вопя мне о том, что я ещё дорого заплачу. Я довёл тогда до конца свою месть, сбросив в воду красную и кровоточащую, словно жирная освежёванная свинья, тушу выродка, хотя собственная родня умоляла меня прекратить, говоря, что ни конунгу, ни даже моему родному отцу подобное поведение по отношению к норманну не понравится. Я теперь и сам понимаю, что наломал дров, но тогда я просто наслаждался сладкой местью. Кстати, в его походной сумке я нашёл сапоги Эйнара, те самые, видать, на память оставил, паскуда. Так что я ни о чём не жалею. А уже дома отец вызвал меня и сказал, что Ходескалле в ярости, а конунг запретил начинать междуусобную резню. Да отец и сам был в бешенстве после разговора с теми, кто возил меня на остров, посланником Ходескале и конунгом. Он лишил меня наследства, сказав, что я «неуправляемый зверёныш», и выслал из Нордгарда, чтобы не перечить конунгу и не начинать войну с этими коллекционерами черепов. На стену меня отправить или казнить было нельзя, поскольку формально я не нарушил ни традиций, ни решений большого Тинга, но спускать мне с рук такое представление никто не стал. И я сомневаюсь, что родня этого выродка просто так оставит меня в покое. Вот я и решил, что объединившись с тобой шансов выжить у меня значительно больше. Да и что не говори, а мы с тобой много мяса вместе съели, Хрот, не чужие люди. — Райнар посмотрел ему в глаза достаточно красноречиво, чтобы понять, что это предложение.

— Хорошо, можешь идти с нами, только, немного тебя зная, а также в свете того, что ты мне сейчас поведал, я согласен с твоим отцом. Когда ты в ярости, ты полностью неуправляем. — Сделал возрождённый мхатовскую паузу. — По-этому, раз ты пойдёшь с нами, мне нужна от тебя клятва, что ты будешь следовать моим приказам и не давать волю гневу.

— Клятва крови, принесённая на мьёльнире, тебя устроит? — Поинтересовался изгнанник, немного подумав.

— Вполне.

— И, напомню, я не присягаю на вечную верность, а лишь обязуюсь соблюдать твои правила, пока я в отряде. Если я с чем-то буду кардинально не согласен, я волен уйти от вас. — Пояснил Скорняк.

— В любое время, если отряд вне опасности. — Согласился возрождённый, поставив своё условие.

— Идёт, ты знаешь, Хрот, я не предатель. — легко согласился Кровавый Клинок, после чего выпростал из-за пазухи свой мьёльнир, взрезал ладонь кинжалом и, обильно полив священный символ своей кровью, поднял взгляд в небо: — Я, Райнар Рагнарсон из клана Кровавых Клинков, клянусь своей кровью выполнять приказы Хротгара Торгрифсона, что из Чёрных Топоров, покуда буду в его отряде, и пусть гнев Тора поразит меня в тот же миг, как я ослушаюсь клятвы. — При последних словах к вящему удивлению всех присутствующих, включая самого говорившего, в чистом безоблачном небе над их головами сверкнула молния, на миг осветив их лица бледно-голубым светом, а сразу после этого оглушительно грянул раскат грома.

— Знаешь, Хрот, похоже ты чем-то нравишься богам. На моей памяти ас грома ни разу лично не откликался при принесении клятвы. — С уважением опустил опальный сын ярла взгляд с небес на лицо своего давнего приятеля.

— Ты, ведь, знаешь, что это было? — Раздался взволнованный голос Эйлана, подбежавшего сразу после небесного знамения.

— Конечно знаю! — Улыбнулся ему Фёдд. — Сам Тор явил нам свой знак с небес. В грядущей битве он будет на нашей стороне! — десятник смерил его лицо недоверчивым взглядом, после чего просиял.

— Что ж, дождёмся Проныру и начинаем! — Воодушевлённо воскликнул он. — Пойду сообщу остальным, что по крайней мере один из асов сегодня с нами!

— Погоди, Эйлан, я приберёг ещё один козырь… — С этими словами северянин направился к накрытым дерюгой повозкам. — Хельм, ты у нас тут самый учётистый, так что найди где-нибудь перо и пергамент. — Андрей поймал себя на мысли, что чуть не ляпнул «ручку и бумагу» и мысленно хохотнул. — Запиши, кому и чего выдал, потом они всё вернут. Добровольно или с нашей помощью. — Ухмыльнулся он. Речь возле повозок он произнёс таким голосом, чтобы слышали все. В последней фразе явственно прозвучала угроза.

Когда все облачились в гильдейские кольчуги, приготовленные для орков, зрелище вышло крайне забавным. Дело в том, что кольчуги с коротким рукавом, которые обычно сидят поверх поддоспешника весьма облегающе, смотрелись на бойцах, как просторные халаты. Подол, который должен заканчиваться от середины бедра до колена, свисал до середины голени, а короткие рукава, обычно едва скрывавшие локоть, свисали до середины предплечья, а то и почти до запястья. И, тем не менее, со своей функцией они должны были справиться, ведь по сути кольчуга нужна только для того, чтобы рубящий или колющий удар превратился в дробящий, сдержанный металлом. А смягчить удар должен уже набивной стёганый поддоспешник. Так что в данном случае размер действительно не имел значения, больше — не меньше. Разве только некоторым приходилось подворачивать подол, фиксируя проволокой, а то в их случае он доходил до пят, мешая нормально двигаться.