Саркис никогда не мог поплакать над своим горем. Может поэтому он так и думал? Все эти чувства и эмоции были ненавистны его душе, ибо их она и жаждала больше всего, но никогда бы не смогла почувствовать, приобрести и осознать…
Саркис гнусно улыбнулся, видя полную растерянность и жуткий взгляд врага.
— Не добивай меня. Я же ещё могу дышать. Боже… да за что ты так? — к огромному несчастью, ловушка не послушалась его плаксивых грустных слов. Окружающие снежинки ярко сверкнули, как петарды, и сопряглись друг с другом сквозь тело врага, густо укрытое белым пушистым одеялом. Снег складывался в столбы, пронзающие камень насквозь и через мгновение белое покрывало заменили лютые холодные ледяные прутья, пронзающие на части несчастное потерянное тело. Кровь дугами вылетела из капитана стражи и птичками приседала на землю.
Всё. Голем выдохнул, а слёзы по-прежнему текли по его каменным щекам, которые лишь казались не живыми и мёртвыми, на деле напоенные настоящей душой и жизнью.
— Ты… ты всё-таки сделал это. — голем смотрел на тонкие ледяные лезвия, с лёгкостью проткнувшие его несчастное смертное тело. Кровь обильно стекалась в большущую лужу подле подгибающихся умирающих ног. — Эрик — ты был мне хозяином и ты пользовался мной. Боже, почему я узнал об этом только сейчас? Истина всегда горче рабского существования. Но и ты, Саркис — ты тоже воспользовался мной, как хитрый кукловод пользуется своей марионеткой, ты меня обманул… Я должен был сказать тебе спасибо за правду, но…
— Давай простимся на этой весёлой ноте. Помирай тихо! — ледяные иглы разошлись в стороны, как хоровод, уставший ходить неизменным кругом. Руки, ноги и шея с чавкающе-хрустящим звуком разорвались на мелкие части, воссоединяясь с огромной лужей, покрывшей серую безжизненную землю.
— Сопряжение снежинок не так сильно ударило по моей внутренней энергии, потому могу сказать себе любимому лишь спасибо. — богатырь повернулся своей вытянутой спиной к частям тела бывшего врага, оставляя его один на один с жёсткими порывами ветра, что сдували всю пыль и копоть заводов к удручённо лежащим остаткам. Глаза более не горели, свет в них потух окончательно. Жизнь вытекла из каменного тела вместе с кровью, послужив великой цели Эрика Мартена!
***
Внутреннее убранство было даже чересчур богато. Демьян залился краской, вспоминая свою блёклую прожжённую во многих местах куртку, старые выцветшие штаны и дырявую обувь. Даже волосы были грязны и спутанны.
«Нужно беречь ману и смиренно ждать, не вступая ни с кем в какие-либо конфликты. Мне же будет лучше» — подумал кудрявый маг, ощущая боль. Боль, что плотным ремнём опоясывала бедную голову. Особенно болел лоб, и казалось, будто к нему прикладывают раскалённое до красна железо.
Парадная зала вне всяких сомнений походила на дорогое убранство средневековых замков. Растянутые на всю стену гобелены, шитые яркими нитями, плотный, уходящий в конец зала, красный ковёр, по краям разукрашенный золотым незатейливым узором, высокий потолок, под которым покоилась громадная люстра, и проход, отделанный сверкающим мрамором.
Каждый шорох или шаг превращался в звериное рычание и тут же взмывал к самой люстре. Та же отвечала почти незримым мимолётным подмигиванием.
Ковёр шелестел, словно листья, подхваченные ветром. Огромные овальные окна в самом конце зала смотрели на испуганного Демьяна будто два огромных глаза. И они следили за ним, и они за ним наблюдали, по крайней мере так казалось кудрявому магу.
Шаг за шагом Демьян оставлял позади высокий богатый парадный вход, вступая в темноватые владения небольшого коридора, облицованного изящным мрамором. Такие же ступени вели высоко-высоко, туда, где мага уже ожидали, с распростёртыми объятиями или же нет. В этом и был страх. Именно поэтому каждый шаг на очередную ступень давался с особенным трудом — нога, то и дело, выворачивалась да подкашивалась.
Потолок над рядом ступеней был низок, как в некой старой коморке, и Демьяну приходилось боязливо подгибать свою голову.
«Тот голос. Его обладатель наверняка меня ждёт сверху. Но что всем от меня нужно? Хотели б прикончить — возможностей уже было миллион! Но для кого и для каких целей я кому-то понадобился?» — так думал маг, ощущая, как его сердце начинает понемногу успокаиваться. Всё же в этом прекрасном роскошном замке было не место волнениям и сомнениям. Они сами собой уходили вглубь сознания, как Демьян удалялся вглубь замка.
Светильники по бокам мягким светом проливали путь ко второму этажу, облицованному всё тем же мрамором. По бокам извилистого коридора гордо высились до блеска чищенные доспехи, со шлемами, кольчугой и нагрудниками. Ковёр по-прежнему змеился вдаль, а потолки были высоки и терялись где-то в мертвенном мраке.
«А что будет, если я сойду здесь, не на третьем, а на втором этаже? Здесь хотя бы потолок уходит кверху да и выглядит всё пусто и нелюдимо. Может всё-таки…» — нога кудрявого мага почти сорвалась на второй этаж, а сердце болезненно ёкнуло. Трус — он всегда трус, особенно слушающий этот громоподобный, несущийся по лестнице голос.
— Дорогой друг, ваша остановка несколько выше полюбившейся вам цели. Могу разубедить сразу — ваша смерть нам отнюдь не нужна. Убить вас не сложно, однако нам это и не нужно. Поднимайтесь выше и устраивайтесь поудобнее, Демьян. Вас будут ждать удивительные открытия и великие дела!
Голос умолк также внезапно как и появился, оставив после себя лишь эхо, облаком плывущее под потолком.
Лучше от всего этого Демьяну не стало, однако за свою жизнь он и вправду стал волноваться чуть меньше прежнего.
«Меня точно не убьют. Я буду жить. А Саркис — он скоро доберётся до меня и размозжит этот прекрасный замок, поделит его на части, превратит в кирпичики… Я верю в друга, а он верит в меня. И я постараюсь не подвести его, сделать всё возможное. Лишь бы не умереть…» — снова Демьян забоялся и его обвитые густыми венами руки затряслись снова.
Маг поплёлся дальше, пригибая шею и еле переставляя ноги. Пару раз он споткнулся и чуть не разлёгся на острых гранях ступеней.
«Господи… Может я так и не дойду? Помру здесь, клюнув носом вперёд? Я сам себе враг…» — он было подумал, что и все остальные вокруг такие же враги, но на самом деле всё было иначе. Демьян сам придумывал себе врагов, он сам подкидывал себе всё новые и новые страхи с опасениями, именно поэтому:
«Я враг самому себе. Как бы грустно это не звучало. И Эрик мне враг лишь благодаря мне, и этих муравьишек я также посчитал за покусителей на свою жизнь. К сожалению, это всё идёт от меня. И мой страх — это лишь моя проблема» — Демьян понурил голову и засеменил по ступеням гораздо быстрее. То была не смелость, отнюдь нет. Истина выжгла на нём горящее огнём клеймо, маг задумался о себе. И ужаснулся. Он никогда бы и не подумал, что так ужасен и низок.
«Я мужчина и разве мне подобает так трястись? Даже призрачная королева была идеальным воплощением богатырского начала. Она женщина, но порой мужественнее любого мужчины. Разве это дело — надеяться на спасение в виде друга? Обременять его своими проблемами и собственной жалкой жизнью? Я не прощу себе этого!» — гнев закипел в нём, как магма в вулкане. Ноги стали послушнее и даже руки не тряслись.
Клинок заострялся.
Лестница подходила к концу. Она всё ещё вела к далёким верхним этажам, однако остановка мага была именно сейчас, его взор окидывал тянущийся вдаль коридор третьего этажа.
Шикарнее коридора Демьян не видел никогда: вдоль стен шли столбы, изукрашенные позолотой, по стенам также ветвились золотые узоры, под потолком ярко горели люстры, уходящие вдаль, а ковёр здесь сменился на глубокий синий цвет, отлично контрастирующий с узорами на стенах.
Проход тянулся далеко-далеко, покуда резко не заворачивал, теряясь в темени. Туда и идти не хотелось. Видимо, факела отсутствовали в своих нишах и лишь слабый свет золота хоть как-то прорезал сгущающуюся вдали тьму.
Демьян стал куда уверенней. Внутри он возненавидел себя, свою трусость и эгоизм. Если он хотел возблагодарить родителей за доброту, воспитание и уют, он обязан был стать разящим оружием. Никак иначе и быть не могло. Они ведь дали ему всё, подарили части своей души, а сын в ответ не мог банально переступить порог своего эгоизма и проклятой боязни.
