Правота Мартова была слишком очевидна для Кремнева. Десять лет назад он уже пытался сыграть с негодяями по их правилам, и цена поражения оказалась непомерно высокой…

– Кругом обычных знакомств профессора нам не обойтись, – продолжал Евгений Максимович, не дожидаясь отклика Кремнева на свою тираду. – Наши противники шли тем же путем и очутились в тупике. А мои милицейские возможности, знаете ли, небезграничны… Ну, что я могу сделать? Отрядить спецподразделение для анализа жизни и деятельности профессора Стрельникова?

– Пожалуй, – проговорил Кремнев задумчиво, – тут кое-что мог бы сделать я. Правда, это…

– Одну минуту, – Мартов поднял руку. – Сначала пара первоочередных вопросов. Думаю, будет разумно перебраться отсюда в город. Подходящая квартира имеется. Машину вашего доброжелателя, Александр Андреевич, лучше бросить где-нибудь в лесу… Транспорт обеспечу я.

– Как-то все у вас очень просто получается, – с неожиданной язвительностью заметила Богушевская. – Как у волшебника.

– Зоя Арсеньевна! – укоризненно воскликнул Мартов. – Бог мой, я думал, вы знаете меня лучше…

– Простите, – смутилась Зоя. – Не совладала с нервами…

Через шесть дней после беседы с Зориным в «фольксвагене» Олег Мальцев получил письмо. Возвращаясь из магазина, он увидел белеющий в почтовом ящике конверт. Адрес был написан крупными буквами, дрожащим старческим почерком. Обратного адреса не было.

Прежде чем вскрыть конверт, Олег перегрузил купленные продукты из сумки в холодильник, а две бутылки пива захватил с собой и поставил на стол возле компьютера. Откупорив первую, он сделал изрядный глоток, отрезал край конверта ножницами.

Внутри находились два листа бумаги, один в другом. Верхний был до половины исписан тем же почерком, что на конверте, а второй с обеих сторон покрывали теснящиеся бисерные строки. Мальцев отложил этот лист в сторону и взялся за первый.

«Дорогой Олег, пишет Вам Михаил Евдокимов, бывший шифровальшик, которого вы расспрашивали об объекте „Сторожка“. Встретил я тут на днях старого своего дружка. Ну ладно, не встретил, сам к нему пошел – потому что вспомнил, что Сергей Васильевич Климов этот о „Сторожке“ упоминал и мог к ней иметь какое-то отношение, а Вы так интересовались. В общем, уговорил я его Вам написать и пересылаю его письмо. Засим с уважением – Михаил Евдокимов».

Мальцев нахмурился, перечитал текст сначала, но решил не торопиться с размышлениями по поводу возникших вопросов и расправил на столе второй лист.

«Многоуважаемый профессор Мальцев! (Олег невольно улыбнулся.) Узнав от М.М. Евдокимова о Ваших разысканиях насчет объекта „Сторожка“, могу сообщить следующее. С января по апрель 1953 года я служил в охране данного объекта в звании младшего лейтенанта. Нас туда перебросили самолетом с военного аэродрома Чегдомын-2, что километрах в шестистах севернее Хабаровска. Сам объект располагался близ реки Мая, ближайшие населенные пункты – Антыкан к востоку километрах в ста двадцати и Удское к юго-востоку, примерно столько же. Это я узнал потом от капитана Дерюгина, а тогда не сказали, куда везут, секретность была большая. Позднее я прикинул по карте приблизительные координаты объекта. Это 134° восточной долготы и 55° северной широты, можете найти на карте. Что представлял собой объект „Сторожка“? Это был целый город, наполовину построенный под землей, там были взлетно-посадочные полосы и железнодорожные ветки. Строили заключенные. Как их туда доставляли сначала, я не знаю, а потом перебрасывали из лагерей через тот же Чегдомын-2 и другие пересыльные пункты в основном по железной дороге. Еще каких-то людей доставляли самолетами. Я не думаю, что это были заключенные, но точно не знаю. Мы были во внешней охране, а внутри объекта существовало еще множество охраняемых зон различной степени секретности, и в большинство из них нам доступ был запрещен. О назначении объекта нам не сообщалось. Слухи ходили разные, что Вам, многоуважаемый профессор, слухи малообразованных людей вряд ли интересны. Скажу только о том, что видел сам или могу уверенно предполагать после бесед с людьми сведущими. Совершенно точно на объекте проводились научные эксперименты. Какие именно и с какой целью – не могу сказать, хотя потом читал массу научно-популярной литературы, где хотел найти что-то похожее, но не нашел. Комплекс лабораторных зданий располагался с западной стороны и охранялся очень тщательно. О том, что это научные лаборатории, я узнал от майора Сеченова. Произошло это так. Я часто обращал внимание на пожилого человека, который любил гулять в одиночестве по территории, за несколькими проволочными заграждениями. Майор Сеченов, с которым у меня были приятельские отношения, как-то сказал, что это секретный физик из Москвы, и показал издали его лаборатории. Я спросил, не занимаются ли тут новым оружием. Сеченов только засмеялся и ответил, что об этом расспрашивать не положено, да и сам он не знает. Больше мы на эту тему не говорили. Это был 1953 год, уважаемый профессор, и за такие разговоры запросто могли пришить шпионаж. От лабораторных зданий за территорию, куда-то в тайгу, вела отдельная дорога, также охраняемая, но я конкретно в ее охране не участвовал. Расскажу о том, что случилось в феврале 1953 года, ночью. Я нес дежурство на вышке в составе наряда с сержантом Иваном Тихоновым и рядовым – как его звали, я забыл. Часа в три утра на западе, как раз там, куда вела дорога от лабораторий, зажглось яркое зарево, будто от сильного лесного пожара, но цвет был не такой, как бывает у пламени, скорее фиолетовый, холодный. Одновременно послышался звук, очень мощное низкое гудение. Почему-то от этого звука и света нам всем троим стало не по себе. Чтобы разогнать страх, мы обменивались бодрыми шутками. Свет горел минут десять, зарево разрослось на полнеба и двинулось в нашу сторону. Тут мы совсем поникли, но не бросишь же пост, за это – расстрел. Мы увидели, как в фиолетовом свете носятся какие-то огромные тени. Не знаю, что это было. На самолеты или аэростаты не похоже. Потом один за другим раздались два глухих взрыва, свет померк, и гул резко стих. Тогда дорогу осветили прожекторами (нам с вышки было видно только до поворота). С объекта в тайгу помчались машины, легковые и грузовые. Как они возвращались, мы не видели, потому что сменились с поста. А дня через два я сильно простудился и угодил в лазарет. Там ребята рассказывали, что в ту ночь привозили много людей, мест не хватало. Некоторые были тяжело ранены, а у других никаких ранений не было заметно, но они вели себя как сумасшедшие, им делали уколы, и они засыпали. Один все время кричал: „Закройте двери, закройте двери навсегда!“ – и еще что-то о крылатом ужасе. Я тогда вспомнил тени в небе. Всех этих людей куда-то очень быстро из лазарета перевели. В апреле 1953 года нашу часть передислоцировали под Хабаровск. Мы давали пожизненную подписку о неразглашении. Даже упоминать об объекте „Сторожка“ запрещалось, но теперь-то, я думаю, уже можно рассказывать. Около 1960 года я встретил в Москве майора Сеченова. Выпили, поговорили. Он рассказал, что после моего отъезда „Сторожка“ недолго просуществовала. Там случилась катастрофа, сильный взрыв или что-то такое, погибло очень много людей, техника и строения были частично уничтожены. Все работы свернули, оставшихся в живых эвакуировали, а сам объект не то законсервировали, не то просто бросили. Да, забыл Вам сказать, что фиолетовый свет по ночам за территорией я видел еще 3 или 4 раза после того случая, но ничего похожего больше не происходило, просто слабый свет. Подтвердить мои слова мог бы майор Сеченов, с которым мы поддерживали потом знакомство, но он умер в 1973 году. Как найти других сослуживцев тех времен, я не знаю. Очень рад, дорогой профессор Мальцев, если мое письмо помогло Вам в Ваших исторических разысканиях. Остаюсь уважающий Вас Сергей Васильевич Климов».

– Климов, – машинально пробормотал Олег.

Он отодвинул письмо, допил пиво из бутылки и вновь вернулся к листку с каракулями Евдокимова. Следуя установившейся привычке отмечать важные места в любых документах, карандашом подчеркнул слова: «…вспомнил, что Сергей Васильевич Климов этот о „Сторожке“ упоминал и мог к ней иметь какое-то отношение…» Странно… Во время беседы с Мальцевым Евдокимов как будто искренне пытался припомнить все, что мог когда-либо слышать о «Сторожке», но фамилия Климова тогда не всплыла. А потом его вдруг осенило? Ладно, спишем на капризы стариковской памяти. Но почему Евдокимов ни с того ни с сего проникся такой симпатией к Мальцеву или ощутил столь живой интерес к предмету их разговора? Настолько, что, невзирая на слабое здоровье, отправился на розыски Климова и убедил его выступить в мемуарном жанре… Далее, Мальцев решительно не помнил, чтобы оставлял Евдокимову свой адрес. Телефон дал на всякий случай – старик записал его на полях газеты, которую, скорее всего, уже выбросил. Но если и нет – справочная служба не выдает адресов по номерам телефонов. Конечно, адрес Мальцева можно узнать – через того же бывшего ректора, что вывел Олега на Евдокимова, например. Но опять же, предпринимать поиски адреса – значит быть изрядно заинтересованным… Вывод? Да какой отсюда сделаешь вывод… Возможно, Олег недооценил Евдокимова и старик просто по-человечески хочет ему помочь. Или замаливает какие-то грешки времен сталинщины…