Вслед за вспышкой на краткое мгновение настала тишина, сразу же поглощенная ритмичным топотом, как будто на плацу маршировали сотни солдат, обутых в стальные сапоги. Этот звук производили муравьи – теперь они двигались клином, словно танковое соединение, и яростно сверкали прожекторы на спинах. На их пути высилась каменная башня, выглядевшая несокрушимой. Муравьи не только не остановились, но даже не замедлили методичное наступление. Они прошли сквозь башню, как если бы она была бумажной. Прошитая бесчисленными отверстиями, башня обрушилась. Муравьи заполняли пещеру. Когда они доберутся до Бориса…

Откуда-то сверху с пронзительным воем спикировал миниатюрный летательный аппарат. Из-под крыльев ударили оранжевые лучи, и авангард муравьиного войска обратился в груды оплавленного металлолома. Тогда муравьи выдвинули высокий параболический купол с прорезью посередине, откуда немедленно повалил густой серый дым. Ослепший маленький самолетик беспомощно посылал лучи наугад.

Вырвавшись из дымной тучи, летательный аппарат засыпал муравьев градом шаровидных бомб. Они лопались, низко ползли рубиновые светящиеся облака. Муравьи обратились в паническое бегство, а те из них, кого настигали облачные волны, застывали парализованными.

Вокруг Бориса невесть откуда вырастали большие экраны, все обращенные к нему. Их было не меньше десятка, и на них плясали, меняясь с молниеносной быстротой, формулы, графики, геометрические фигуры, какие-то пространственные проекции… На каждом экране – свое. Разумеется, Борис не мог не только осмыслить этот шквальный поток информации, но даже уследить за изменениями хотя бы на одном экране. И все-таки что-то происходило в его сознании. Информационные фейерверки на экранах властно вторгались в мозг Бориса, их смысл проявлялся как поляроидная фотография. Да, так: человеку, фотографирующему «Поляроидом», могут быть и неведомы секреты сложных превращений, происходящих на карточке под воздействием света. Он почти сразу видит готовое изображение.

– Господи, – прошептал атеист Воронин, прижимая ладонь ко лбу. – Это же так просто. Как это ПРОСТО, Господи!

Голова кружилась так, словно Воронин только что сошел с центрифуги. Экраны померкли – или Борис перестал их видеть из-за мутной пелены перед глазами. Чтобы не упасть, он сделал несколько шагов, ища равновесия, а потом пелена рассеялась, и в глаза ударил солнечный свет.

Кто-то подхватил Бориса за талию, кто-то подставил плечо. Совсем близко Воронин увидел лицо Гордеева – тот смотрел на Бориса с тревогой, почти со страхом.

– Что такое? – пробормотал Воронин заплетающимся языком.

Он вскинул голову, подслеповато огляделся. Невдалеке стояли грузовики, фургон и ТВЗ, около них суетились люди. Сам же Борис находился в скальном проходе, где еще недавно бушевала потусторонняя тьма. Сейчас здесь было светло, солнце освещало зеленую траву и острые вершины скал.

– Твои волосы, Борис, – тихо вымолвил потрясенный Гордеев.

– Волосы? – Борис провел рукой по густой шевелюре. – А что с ними?

– Ты весь седой.

Эти слова точно сняли блокаду, установленную в мозгу Бориса. Эмоциональный вихрь сметал все барьеры, и Воронин уже не слышал, как переговариваются подоспевшие врачи, не ощущал, как делают инъекции, не осознавал, что его осторожно укладывает на носилки и переносят в машину.

– Да, конечно. – Ратомский улыбнулся Мальцеву, разливая коньяк, – Я понимаю, что вас интересует все, но «Сторожка» – в некотором роде центральный пункт. Ее начали строить перед войной, объект курировал генерал Тагилов. Тогда многие понимали, что война неизбежна и близка, независимо от того, что думал Сталин и его подпевалы. Впрочем, Сталин был не так слеп, как это теперь иногда пытаются изобразить. Тагилову удалось убедить его отдать приказ о начале строительства города в тайге, куда при необходимости могло бы эвакуироваться правительство… Разумеется, Тагилов ни словом не упоминал об экспериментах Грановского Он вел рискованную игру, но, согласитесь, не мог же он сказать Сталину. «Иосиф Виссарионович, в случае чего я переправлю вас в Сопряженный Мир»…

– Так Сталин ничего не знал о Грановском? – спросил Мальцев и достал из пачки сигарету, которую так и не зажег.

– Нет, знал, конечно… Знал, что есть такой ученый, занятый разработкой нового оружия. Точнее, БЫЛ такой ученый, потому что в сороковом году лабораторию в Подмосковье уничтожил сильный взрыв. Считалось, что там все погибли. Взрыв, разумеется, подготовил Тагилов, а Грановского и его ассистентов заранее вывез… Дело не в том, что Тагилов хотел скрыть что-то от Сталина. Он был правоверным коммунистом и сталинистом. Просто Сопряженные Миры… В общем, с такой темой не придешь запросто на доклад. Тут можно только поставить руководство перед фактом, преподнести, так сказать, подарок. Вот Тагилов и готовил этот подарок в глубокой тайне. Представьте, что началось бы при малейшей утечке информации, какие смертельные политические игры! Помнил Тагилов и о западных разведках – не только о немцах, но и об англичанах, американцах… Страна, военно-промышленный потенциал которой укрыт в Сопряженном Мире, стала бы непобедимой.

– Но почему в тайге? – Мальцев машинально засунул сигарету обратно в пачку. – Разве двери в Сопряженный Мир нельзя открыть где угодно?

– Вы немного забегаете вперед, я как раз подходил к этому… Но я отвечу. Не везде и не всегда. То есть при очень больших энергозатратах в принципе можно, однако небезопасно. При первых экспериментах многие погибли, другие стали инвалидами… На Земле существует двенадцать так называемых узлов сопряжения, это и есть собственно Двери. Кстати, и они не всегда доступны и безопасны… В России они есть не только в Хабаровском крае, но не забывайте о секретности… Вкратце так, а теперь вернемся к «Сторожке». Парадоксальным образом военные успехи Советского Союза играли против Тагилова. Ему все труднее становилось доказывать необходимость продолжения работ в далекой резервной столице, отвлекающих от фронта специалистов, транспорт, материалы. Вскоре идея создания «Сторожки» по понятным причинам потеряла для Сталина всякую привлекательность, Татилов вынужден был уступить, да и у Грановского не все ладилось… Долгие годы теоретические изыскания и эксперименты продолжались в совершенном подполье.

Ситуация радикально изменилась после смерти Сталина. Тагилов прекрасно видел, какие люди оказались у власти и куда они ведут страну. Он понимал, что милый его сердцу сталинский социализм будет если не демонтирован, то либерализован, а это, по его мнению, означало крах. Но он тоже обладал властью, и немалой, – пока еще обладал. Тагилов и Берия были двумя самыми мощными – и взаимоисключающими – фигурами в послесталинском Советском Союзе. Тагилов рассматривал два варианта спасения положения. Первый – организация переворота и захват всей полноты власти в стране – он отмел как нереальный, даже у него не хватило бы сил. Второй – воссоздание сталинской модели общества в Сопряженном Мире – был куда более достижимым. Тагилов начал возрождать «Сторожку» втайне от Берия. Сохранить эту тайну теперь было, пожалуй, потруднее, чем в сороковых. Берия казался вездесущим, несмотря на то что в его ближайшем окружении работали преданные Тагилову люди. Узнай он о подлинном назначении «Сторожки»… Да просто о том, что от него скрывают масштабный проект… Трудно сказать, как именно поступил бы Лаврентий Павлович – перехватил рычаги управления или придумал что-то свое, – но Тагилову в любом случае пришел бы конец. Когда стало ясно, что хранить секреты от Берия далее невозможно или крайне рискованно, Тагилов принял решение об устранении Лаврентия Павловича, и оно было выполнено.

– Как! – воскликнул Мальцев. – Но я читал…

– Забудьте обо всем, что вы читали на эту тему, Олег, – перебил Ратомский. – Это фальсифицированная история, а я излагаю вам подлинную. Итак, Тагилов освободился от Берия, а Хрущев со товарищи не внушал ему страха. Занятые кремлевской грызней, новые правители оставляли Тагилову возможность завершить эксперименты в «Сторожке», перебросить в Фоксхол людей и оборудование, а затем имитировать катастрофу, чтобы закрыть вопрос.