Ивор засмеялся, чем смутил меня еще больше.

— И ты готова вот так вот отправиться в неизвестно какую даль с очень странным, как ты выразилась, Целителем? — хотя сказано это было с шутливой улыбкой, я чувствовала, что Ивор серьезен как никогда.

— Но ведь ради благого дела, — пробормотала я, старательно не отводя глаза, хотя выдержать его пытливый взгляд было архисложно.

Ивор резко отвернулся и все в той же шутливой манере произнес:

— Нужно поскорее вернуться в город. Пока я вдруг не согласился.

До городских ворот шли молча. Я отвергла крайне заманчивое предложение нести меня на руках, все-таки была в состоянии идти сама. Не считая нескольких царапин, легких ушибов и полнейшего разочарования в главной мечте всей своей жизни, чувствовала я себя нормально. В голове роилось множество вопросов и безликих светских фраз, чтобы попытаться возобновить разговор, но я сдерживалась. Чувствовала, что лучше молчать. И так уже чересчур много глупостей ему сегодня наговорила. Между нами повисло чуть ли не осязаемое чувство гнетущей недосказанности, словно каждый оставил при себе какие-то очень важные слова, хотя обязан был их озвучить.

Улицы Тариса оказались непривычно пусты. Видимо, разрушение гильдии чуть ли не всех жителей собрало на площади. Я только обрадовалась этому. Таилось что-то удивительно приятное в том, чтобы вот так вот не спеша идти рядом по затихшим переулкам. Словно весь город опустел и остались только мы вдвоем.

До моего дома оставалось совсем немного, уже показались в конце улицы за забором знакомые кроны яблонь нашего сада. Нахлынуло какое-то невнятное отчаяние, что вот-вот я останусь одна. С громадным трудом подавила желание вцепиться в Ивора и ни за что не отпускать. Видимо, это пережитая истерика все еще давала о себе знать. Ничем другим такие дикие порывы я объяснить не могла.

До моей калитки оставалось не больше десятка шагов, когда я, не сдержавшись, выпалила:

— А откуда у тебя этот шрам? — и тут же запоздало сконфузилась. — Извини, если лезу не в свое дело.

Ивор мимолетно коснулся едва заметно рассеченной брови и как-то непонятно улыбнулся.

— Тоже своего рода подарок, — он хмыкнул. — На память.

Что-то было в его голосе такое, что я мгновенно почувствовала его нежелание на эту тему говорить. Впрочем, у меня было припасено еще множество вопросов, чтобы попытаться его задержать. Но озвучить их мне не дал вылетевший из-за забора Пакостник. Дракончик радостно верещал, прыгая то на меня, то на Ивора. Похоже, никак не мог определиться, к кому из нас на руки он хочет больше.

— Ивор, может, зайдешь на чай? — я уцепилась за последнюю соломинку. — Моя мама обещала к ужину приготовить чудесные пирожки с земляникой. Она будет очень рада гостям.

— Благодарю, но мне пора, — погладив Пакостника, Ивор покачал головой. — А по поводу драконов не переживай. Зал Стражей разрушен вместе с меткой вызова, к которой клеймо закреплялось.

Больше ничего не сказав и даже не попрощавшись, он ушел. Разочарованно вздохнув, я побрела домой.

Как выяснилось, грохот разрушающейся гильдии был слышен по всему городу, так что мои родители тоже поспешили на площадь. Домой вернулись поздно вечером, уверенные, что я погибла под завалом. Я к тому моменту уже спала и спросонья никак не могла понять, почему плачет навзрыд мама, стискивая меня в крепких объятиях, и утирает скупые слезы отец.

— Со мной все в порядке, правда, — раз в десятый повторила я. — Мне удалось выбраться до того, как гильдия окончательно рухнула.

Про Ивора я умолчала. Почему-то это казалось очень личным, даже сокровенным.

Наутро я неожиданно обнаружила, что мои вчерашние злоключения не прошли все-таки бесследно. Слабость буквально валила с ног. Похоже, мне на весь день грозил если не постельный режим, то безвылазное нахождение дома уж точно.

— Как вообще мог Сариф такое допустить?! — бушевал папа, гневно вышагивая по моей спальне. — Оставить неопытного Стража наедине с драконом! С монстром!

Лежащий у меня в ногах Пакостник недовольно зафыркал.

— Даг, не кричи, — в комнату вошла мама с подносом в руках. — Пусть Авиона спокойно позавтракает.

— Я не кричу, я возмущаюсь, — уже тише возразил папа, тут же утаскивая с подноса один пирожок.

— Пап, ну все ведь обошлось, — я вяло улыбнулась и без особого энтузиазма посмотрела на принесенное мамой изобилие. Мясное рагу, овощной салат, свежий хлеб, еще горячие пирожки и засахаренные фрукты — все в таком количестве, что я бы запросто могла питаться этим дня четыре. Вот только аппетита не было совсем. И вообще, единственное, чего мне хотелось, это спрятаться с головой под одеяло и взвывать оттуда от злости и досады на саму себя. Дело было даже не в разрушенной гильдии, насчет этого меня совесть не мучила. Зато от одной мысли о том, как глупо я вчера вела себя с Ивором, у меня от стыда, кажется, даже уши пунцовели. Как вообще можно было нести такой бред?! Страшно представить, какое впечатление обо мне сложилось…

— Авиона, — мама тронула меня за рукав ночной рубашки, перебивая мои очередные мысленные завывания, — покушай, пока горячее.

Я вымученно улыбнулась и героически принялась завтракать.

Ближе к полудню мне стало чуть лучше, и я спустилась в гостиную. Устроилась в кресле-качалке у окна, гладила свернувшегося у меня на коленях Пакостника и предавалась тягостным думам. Из окна открывался вид на калитку и дорожку к крыльцу среди аккуратных клумб. В поле зрения также попадал кусок забора, так что было очень хорошо видно, если кто-то шел по улице. Правда, учитывая высоту каменной кладки, прохожие больше походили на мелькающие шевелюры и разномастные шляпы. Я даже не сразу сообразила, что с мучительным сосредоточением чего-то жду. Точнее, кого-то. Едва сообразив кого, я со злостью развернулась вместе с креслом, отчего задремавший Пакостник чуть не свалился с моих колен.

— Авиона, хочешь чаю? — донесся из кухни мамин голос.

— Я хочу отравы, мама. Много-много, — тихо пробурчала я себе под нос.

— Хотим! — вместо меня громко ответил папа, откладывая в сторону толстенный фолиант, в котором сосредоточенно что-то писал. Последние лет пять, как новое поколение Стражей сменило тех, кто еще в войне Трех участвовал, Правитель назначил моего папу одним из летописцев. И все бы ничего, если бы буквально влюбившийся в новое занятие отец не зачитывал нам с мамой каждый вечер то, что успевал написать за день. И если мама искренне приходила в восторг, то я столь же искренне старалась не заснуть.

— Вот, послушай, как тебе, — папа встал и высокопарно продекламировал: — И, пронзенный множеством молний, замертво рухнул озлобленный старик наземь и молвил надтреснутым голосом…

— Пап, — перебила я, — если он уже был «замертво», то как мог молвить?

— А, ну да, точно, — отец растерянно почесал седую шевелюру. — Может, тогда добавить «на последнем издыхании»?

— Ты хочешь сочинить Адору предсмертную покаянную речь?

— Ну да, — отец и глазом не моргнул.

— Вообще-то в летописях пишут только то, что было на самом деле, пап. Без художественного вымысла, — я покачала головой. Каждый раз описание папой победы над Адором Темным обрастало все новыми подробностями. Видимо, неуемная фантазия моего отца никак не могла смириться с банальным «собрались Стражи Тариса все вместе и победили».

— Но согласись же, с предсмертной речью было бы интереснее, — не уступал отец. Как будто спрашивал моего величайшего благословления на то, чтобы соврать в летописи.

— Хватит спорить, — из кухни выглянула мама, — к нам гости.

Радостно взвизгнув, я соскочила с кресла и ринулась к окну. Каково же было мое разочарование, когда я увидела идущего от калитки к дому Сарифа. Хотя чего я ждала? Что вдруг придет Ивор, чтобы сказать… Да что он, собственно, может мне сказать? Точнее, а что бы я хотела от него услышать? Ответ на этот вопрос упорно не придумывался. Еще и недовольный Пакостник, слетевший на пол, когда я вскочила, возмущенно зафыркал на меня дымными клубами.