– Это очень долго, Лейк, – поглаживая ее по руке, с тяжелым вздохом произношу я. – За год многое может измениться.

Она придвигается ближе, убирает руку с груди и кончиками пальцев легонько касается моего подбородка, заставляя меня посмотреть ей в глаза. Я не хочу делать это. Я точно знаю: стоит мне взглянуть ей в глаза, и поцелуй неизбежен! Я беру ее за руку, намереваясь убрать ее с моего лица, но вместо этого глажу по запястью и предплечью. Надо остановиться! Мне надо остановиться! Но разум и сердце вступили в непримиримое противостояние, и я ничего не могу с этим поделать.

Убрав ноги с журнального столика, я надеюсь, что Лейк оттолкнет меня, – ведь мы оба знаем, что именно так и нужно поступить. Однако она этого не делает, и я вдруг медленно привлекаю ее к себе. Господи, как мне хочется обнять ее! Обнять так, как я обнимал ее, когда мы вышли из клуба «ДЕВ9ТЬ». Пока наша жизнь не полетела под откос. Пока наши отношения не превратились в бог знает что…

Я не успеваю остановиться или хотя бы подумать о том, что делаю, и вот мои губы уже целуют ее шею, а внутри начинается сущий ад! Она обнимает меня и делает такой глубокий вдох, что, кажется, дышит за двоих. Вкус и запах ее кожи совсем лишают меня остатков здравого смысла.

Да и к черту здравый смысл!

Я целую ее в ключицу, в шею, в щеку, а потом долго смотрю ей в глаза. Мне нужно понять, что она чувствует. Нужно понять, хочет ли она этого так же сильно, как и я. Нужно ли ей это так же отчаянно, как и мне.

Печаль, на протяжении трех недель сквозившая в ее взгляде, исчезает без следа – теперь в ее глазах светится надежда. Больше всего на свете я хочу, чтобы так было всегда! Я наклоняюсь к ней и прижимаюсь губами к ее рту. Этот поцелуй одновременно и убивает меня, и возвращает к жизни. Она тихо ахает, а потом слегка приоткрывает губы, хватаясь за мою рубашку, и нежно притягивая меня к себе.

Я целую ее.

Я целую ее, как будто в первый раз.

Я целую ее, как будто в последний раз.

Она обнимает меня за шею – мои губы нежно ласкают ее рот. Держа ее в объятиях, я думаю о том, что будто задышал по-настоящему впервые с тех пор, как увидел ее в школьном коридоре. Каждый стон, срывающийся с ее губ, каждое прикосновение ее рук возвращают меня к жизни. Ничто и никто не может помешать нам в эту минуту: ни Колдер, ни моя совесть, ни работа, ни школа, ни Джулия.

Джулия!

Сжимая кулаки, я пытаюсь отпустить ее и вернуться обратно в реальность. Вся тяжесть нашего положения снова наваливается на меня подобно тонне кирпичей, и я не могу не думать об этом. Лейк понятия не имеет о том, что скоро произойдет в ее жизни, а я позволяю себе усложнить ей жизнь еще больше? Каждое движение наших губ заставляет меня падать все глубже и глубже – в бездонную пропасть, из которой нам обоим уже не выбраться.

Она гладит меня по волосам, опускается на диван и тянет меня за собой. Я понимаю, что, как только наши тела соприкоснутся, у нас не хватит силы воли, чтобы остановиться.

Я не могу так поступить с ней. В ее жизни происходит столько всего, о чем она даже не подозревает! О чем, черт побери, я думаю? Как я могу так поступать? Я поклялся Джулии, что не стану усложнять и без того нелегкую жизнь Лейк, а сам именно этим и занимаюсь! Каким-то чудом мне удается найти в себе силы оторваться от нее. Тяжело дыша, мы смотрим друг на друга.

– Мы должны остановиться, – переводя дыхание, говорю я. – Так нельзя…

Крепко зажмурившись, я прикрываю рукой глаза, пытаясь прийти в себя. Лейк придвигается ко мне, садится мне на колени и жадно целует меня, словно в отчаянии умоляя меня не останавливаться. Как только ее губы касаются моих, я инстинктивно обнимаю ее и прижимаю к себе. Голос разума в моей голове в буквальном смысле этого слова кричит, что надо остановиться, но я пытаюсь заглушить его и прижимаю ее к себе еще сильнее. Разум говорит мне одно, а сердце кричит и руки делают совершенно другое. Она хватается за мою рубашку и стягивает ее с меня через голову, а потом возвращается к прерванному поцелую.

Я представляю себе, что отталкиваю ее, но на самом деле моя рука лежит у нее на пояснице, а другая поглаживает шею. Она проводит ладонями по моей груди, и я мечтаю сделать то же самое с ней. Уже коснувшись ее рубашки, я сжимаю кулаки и отпускаю ее. Все зашло слишком далеко. Я должен остановиться, пока еще в состоянии это сделать. Это целиком и полностью моя ответственность, я должен позаботиться о том, чтобы не причинить ей боль… Наконец я беру себя в руки.

Я отстраняю ее, пересаживаю на диван и встаю. У меня есть всего один шанс доказать, что мы поступаем неправильно. И пусть нам безумно хорошо, но все-таки это неправильно. Неправильно!

– Лейкен, вставай! – громко говорю я и беру ее за руку.

У меня внутри бушует ураган чувств! На самом деле я совершенно не собирался делать это так жестко, но не знаю, как можно было по-другому. Я так зол на себя, что хочется орать, но изо всех сил пытаюсь обрести душевное равновесие. Она встает, со смесью смущения и недоверия на лице.

– Мы не должны это допустить! Я твой учитель! Теперь все изменилось, мы не имеем права!

У меня голос дрожит от ярости. Я не хочу злиться, но злюсь. Не на нее, конечно, но она этого не знает? А может быть, ей и не надо знать? Может, будет легче, если она разочаруется во мне? Тогда ей будет проще забыть меня. Лейк садится на диван и закрывает лицо руками:

– Уилл, я никому ничего не скажу, клянусь тебе! – шепчет она и снова смотрит на меня печальным взглядом человека, утратившего всякую надежду.

Боль в ее голосе служит окончательным подтверждением того, что я веду себя как последняя сволочь. Поверить не могу, что я так с ней поступил! Как я мог?! Ей сейчас только этого не хватает.

– Прости, Лейкен, но это неправильно! – Я хожу по комнате из угла в угол. – Это плохо для нас обоих. Это плохо для тебя.

– Да откуда ты знаешь, что для меня плохо, а что хорошо?! – срывается она.

Я все испортил, окончательно! Я должен все исправить! Закончить все это раз и навсегда! Нельзя отпускать ее в таком состоянии: она наверняка будет думать, что это может случиться снова. Я перестаю расхаживать по комнате и поворачиваюсь к ней.

– Ты не должна меня ждать! Я не позволю тебе жертвовать лучшим годом в твоей жизни. Мне самому пришлось слишком быстро повзрослеть. Не хочу, чтобы и тебе пришлось оказаться в такой ситуации. Это нечестно! – Я делаю глубокий вдох и произношу самую чудовищную ложь, какую только могу придумать: – Лейкен, я не хочу, чтобы ты ждала меня!

– Не собираюсь я ничем жертвовать, – едва слышно отвечает она.

В ее голосе звучит такая боль, что я едва сдерживаюсь, чтобы не обнять ее снова. Еще одну такую эмоциональную встряску я просто не вынесу. Мне хочется зацеловать ее до смерти, обнять и защитить, сделать так, чтобы она не пролила больше ни единой слезинки, а в следующую секунду голос разума берет верх, и я готов просто выставить ее за дверь. Я и так сильно обидел ее, а она даже не представляет себе, что еще ей предстоит пережить. От этих мыслей я начинаю ненавидеть себя за то, что произошло между нами. Нет, не ненавидеть – скорее, презирать!

Схватив рубашку, я быстро надеваю ее, обхожу диван и встаю за спинкой. Сделав глубокий вдох и отдалившись от нее, я начинаю понемногу обретать контроль над собой. Держась за спинку дивана, я готовлюсь исправить ситуацию, хотя понимаю, что это невозможно. Если бы мне удалось объяснить, почему я так поступаю, она, возможно, перенесла бы расставание не так тяжело…

– Моя жизнь состоит из сплошных обязанностей… Господи, да ты хоть понимаешь, что я воспитываю ребенка?! Я не смогу поставить тебя на первое место! Черт возьми, даже на второе! А ты… – Я медленно поднимаю голову, смотрю ей в глаза. – Ты заслуживаешь лучшего, чем третье место!

Она встает, идет через гостиную и встает на колени на диване, прямо передо мной.

– Твои обязанности и должны быть для тебя на первом месте, вот почему я собираюсь дождаться тебя. Уилл, ты хороший человек. Именно поэтому я и влюбилась в тебя, и не смей ругать себя за это!