Я держу ее в объятиях, как практически все эти два дня. Лучшего способа провести сорок восемь часов я и представить себе не мог. Вспоминаю обо всем, через что мы прошли… Обо всем, что я рассказал ей. Мы столько друг о друге узнали, и я уверен, что каким-то чудом, покидая этот номер, мы будем любить друг друга еще сильнее, чем прежде. Я целую ее в лоб и закрываю глаза:
– Спокойной ночи, женушка!
– Спокойной ночи, муженек!
Возвращение домой
Я подъезжал к своему дому на машине бесчисленное количество раз. Но сегодня я впервые приехал домой вместе со своей женой! Я впервые переступлю порог дома, где буду жить со своей семьей – не с мамой и папой, а со своей собственной семьей. Впервые, подъезжая к дому, я чувствую себя настоящим мужчиной!
– Ты собираешься мотор выключать? – спрашивает Лейк.
Она уже взялась за ручку дверцы и ждет, пока я заглушу двигатель, но я задумчиво смотрю на наш дом.
– Правда же, у нас классный двор? Мне кажется, у нас лучший двор на свете!
– Не знаю, – пожимает плечами она, отпускает ручку и снова падает на сиденье. – Двор как двор.
– Но это же теперь наш двор! – восклицаю я, беру ее за руку и сажаю к себе на колени. – А значит, это лучший двор на свете! Он лучший, потому что он наш! И дом теперь тоже наш! – продолжаю я, стягивая с нее рубашку.
Лейк пытается прикрыться, но я развожу ее руки в стороны, целую в шею и продолжаю перечислять вещи, которые стали теперь не моими, а нашими:
– И посуда в кухне теперь наша! И диван с креслами – наши! И постель теперь наша!
– Уилл, перестань! – смеется она, отталкивая мои руки, когда я собираюсь расстегнуть бюстгальтер. – Не смей! Мы же в нашем дворе! А если они выйдут нас встречать?
– Да тут же темно! – шепчу я. – И это уже не твой лифчик, а наш! И я хочу его снять! – настаиваю я, прижимая ее к себе, глажу по спине, а потом дотрагиваюсь до пуговицы на ее джинсах. – И еще наши джинсы тоже надо снять!
– Ладно, – улыбается она, медленно кивая, и шепотом добавляет: – Только по-быстрому!
– Могу и по-быстрому, – заверяю ее я. – Вот только не стану торопиться. Никогда!
Произведя церемонию освящения двора, мы входим в совершенно пустой, темный дом. Я щелкаю выключателем. В кухне загорается свет, и я вижу, что на столе лежит записка:
«Бабушка с дедушкой уехали пару часов назад. Мальчики у Эдди и Гевина через дорогу».
– Что, сразу пойдем их забирать? – спрашивает Лейк, бросая сумочку на диван и входя в кухню. – Я не против немного насладиться тишиной и покоем. Как только они узнают, что мы вернулись, медовый месяц официально будет считаться оконченным. А мне так хорошо… Не хочу, чтобы все закончилось так быстро!
– А кто сказал, что все закончится быстро? – обнимаю ее я. – Мы еще не все комнаты освятили! С какой начнем?
– Твой двор уже не считается, да?
– Наш двор, – поправляю ее я.
Лейк задумчиво прищуривается и вдруг в восторге хлопает в ладоши.
– Твоя прачечная! – восклицает она, но, заметив мой взгляд, поспешно исправляется: – Ой, наша прачечная! – Она хватает меня за воротник рубашки, встает на цыпочки и целует в губы, а потом, не прерывая поцелуя, тянет за собой…
Входная дверь внезапно распахивается, и кто-то вбегает в гостиную. Лейк поспешно отрывается от моих губ, я зажмуриваюсь, изо рта вырывается разочарованный стон.
– Не обращайте на меня внимания, нам просто нужен кетчуп! – кричит Колдер, пробегает мимо нас к холодильнику, хватает бутылку с кетчупом и мчится к выходу. Но уже на пороге оборачивается и бормочет: – Какая гадость!
Дверь хлопает. Лейк смеется и кладет голову мне на плечо.
– Добро пожаловать домой! – без особого энтузиазма произносит она.
– Интересно, – вздыхаю я, – а что они там едят? Ты мне два дня передышки не давала, так что я голодный как волк!
– Не знаю, – пожимает плечами Лейк, отстраняясь от меня, – но я бы тоже не отказалась перекусить!
Мы переходим улицу к дому Лейк. Она берется за ручку, но, прежде чем открыть, поворачивается ко мне:
– Слушай, может, надо постучать? Немножко странно стучаться в собственную дверь, но я же здесь больше не живу…
– Ну уж нет! К нам никто не стучится, так с какой радости будем стучаться мы?
С этими словами я открываю дверь, и мы входим в дом. Мальчики и Кирстен уже сидят за столом, а Эдди и Гевин в кухне раскладывают еду по тарелкам.
– Глядите-ка, кто вернулся! – при нашем появлении радостно восклицает Кирстен. – Ну, как прошел медовый месяц?
Едва Лейк заходит в кухню, Эдди тут же хватает ее за руку и тащит в коридор.
– Да-да, Лейкен! – на ходу тараторит она. – Как прошел медовый месяц? Мне нужны подробности!
Девушки скрываются в спальне.
– Медовый месяц прошел идеально! – раскладывая еду вместо Эдди, отвечаю я на вопрос Кирстен.
– А что такое медовый месяц? – спрашивает Кел. – Чем люди занимаются, когда у них медовый месяц?
– Да-да, Уилл, – поперхнувшись лимонадом, смеется Гевин, ехидно поглядывая на меня, – я тоже очень хочу знать, чем люди занимаются в медовый месяц, чтобы хорошо подготовиться к собственному! Ты уж просвети нас!
– Медовый месяц – это время сразу после свадьбы, – отвечаю я, подходя к столу с тарелками в руках и сердито глядя на Гевина. – Люди проводят много времени вместе… Рассказывают всякие истории из своей жизни… Едят разные вкусности. В общем, рассказывают истории и едят еду, вот и все.
– О, так это что-то вроде пикника? – спрашивает Колдер.
– Точно, – отзываюсь я, садясь за стол напротив Кирстен.
Она закатывает глаза и качает головой:
– Он вам врет, потому что вам все еще девять лет! Медовый месяц – это период, когда молодожены занимаются сексом. Традиционно считается, что впервые. Однако в некоторых случаях, – добавляет она, кивая на Гевина, – люди немного торопятся!
Мы все смотрим на Кирстен, разинув рот, и тут к нам присоединяются Лейк и Эдди.
– А вы чего все так притихли? – спрашивает Эдди.
– Кхм-кхм, – откашливается Гевин и многозначительно смотрит на нее. – Пора играть в «отстой-отпад»! Садитесь, дамы!
– Я начну! – заявляет Колдер. – Мой отпад в том, что мы с Келом наконец-то стали братьями официально! Мой отстой в том, что я теперь знаю, чем Уилл и Лейкен занимались во время медового месяца!
– Присоединяюсь! – поддерживает его Кел.
Лейк вопросительно смотрит на меня, но я киваю в сторону Кирстен:
– Я тут ни при чем. Это все она!
Кирстен награждает меня убийственным взглядом, к которому я уже, кажется, начинаю привыкать, и произносит:
– Мой отстой в том, что, похоже, в этой комнате никто, кроме меня, не знает, как важно образование в области секса. Мой отпад в том, что через несколько месяцев, благодаря тому, что Гевин так и не смог дождаться своего медового месяца, у меня появится постоянная работа няни!
– О нет! – кричит Гевин, второй раз за пять минут подавившись лимонадом. – Мою дочь ты будешь нянчить только через мой труп!
Вытерев рот, он встает и, привлекая к себе внимание, стучит вилкой по красному пластиковому стаканчику.
– Моя очередь! Мне не терпится поделиться с вами моим отпадом! – торжественно заявляет он, поворачиваясь к Эдди, и снова откашливается. Эдди улыбается, и, прижав руку к сердцу, Гевин продолжает: – Мой отпад в том, что вчера вечером женщина, которую я люблю, согласилась стать моей женой!
Как только он произносит слово «жена», Кирстен и Лейк вскакивают с мест и с визгами бросаются обнимать Эдди, а потом прыгают вокруг нее как сумасшедшие. Эдди достает из кармана кольцо, надевает на палец и показывает девочкам. Лейк говорит, что это и есть ее отпад, Эдди соглашается. Гевин тем временем садится на свое место, и, пока девчонки визжат, мужская половина компании спокойно продолжает насыщаться.
Взглянув на Лейк, я вижу, что она так и сяк крутит руку Эдди на свету, восхищаясь кольцом. Она улыбается и выглядит удивительно счастливой. Как и Эдди. Мальчики тоже радуются, если не считать того, что они теперь знают, чем люди занимаются во время медового месяца. Гевин смотрит на Эдди и сияет от удовольствия. Я невольно вспоминаю события последних двух лет, все, через что нам довелось пройти. Сколько боли пришлось вытерпеть, сколько слез было пролито в ожидании этой минуты. Как так выходит: ты думаешь, что жизнь – выжженная, бесплодная долина, что никакого света в конце тоннеля не предвидится, а потом в твоей жизни вдруг появляется она, и благодаря одной лишь улыбке все меняется в мгновение ока.