— Раздевайтесь, — мрачно повторил доктор. — И не подходите ко мне слишком близко.

Когда ополченец и его товарищ скинули с себя всю одежду, мне оставалось только выругаться. У Германа такие точки были почти по всем рукам до локтя, а несколько уже приближалось к плечу. У второго — нашлись на руках, спине, шее и плечах. Похоже, парень дотронулся рукой, пока нес Саню, и потом почесался.

— Плохо. Очень плохо, — покачал головой врач, издали осмотрев последнего. — Я вас уже не спасу. Можете меня убить, но это ничего не изменит. Странно, что вы еще стоите, твари уже должны были добраться до позвоночника. У вас минут пятнадцать. Как и у вас, — повернулся он к Герману. — Но я могу попробовать извлечь все личинки из рук, а после влить в кровь убойную дозу антибиотиков. Это будет очень больно, и результата я не гарантирую. Даже если все получится удачно — вы не сможете пользоваться руками несколько недель, что в наших условиях равносильно смерти.

— Гера, передай Машке, что я ее люблю, — сказал парень и, сделав шаг назад, приставил себе пистолет к виску.

— Нет! — взревел Герман, бросаясь к товарищу. Но глухой выстрел уже эхом прокатился по комнате. — Сука, да как так-то? Ты должен был сам ей сказать!

— Нужно уходить, — сказал врач, шагнув ко мне. — Жизнь за жизнь!

— Верно. Жизнь за жизнь, вы спасаете Германа, я спасаю вас, — сказал я, глядя на ополченца. — Начинайте операцию или останетесь здесь с трупами.

— Черт с вами, — выругался доктор, понимая, что меня не переубедить. — Но нам придется открыть дверь, чтобы внести инструменты и лекарства.

— В этом нет необходимости. Если нужно, я даже вашу медсестру могу сюда затащить, — сказал я, держа врача на прицеле. — Пусть поднесут к окну все что нужно. И быстрее. Гера… Герман, твою мать! Ты меня слышишь?

— Да… Да, я здесь, — ответил ополченец, приходя в себя.

— Расчисти место и ложись на пол. Кушетки в операционную сегодня не завезли, — сказал я, из коридора послышались голоса, и, выглянув в окно, я увидел, что по лестнице спускается целая процессия. И несут они не только инструменты, но и свет, и даже операционный стол. Похоже, врача здесь очень ценили.

— Я возьмусь за лечение, если вы откроете дверь и впустите мою помощницу, — сказал доктор, держа раскрытые ладони так, чтобы я их видел. — Мы не причиним вреда ни вам, ни вашему другу. Обещаю.

— Ну, раз обещаете, — хмыкнул я, поднимая автомат. — Герман, план изменился, отойди к стене. Мне нужно место.

Бойцы охраны не успели среагировать на мое перемещение. Медсестра, перед которой я предстал в чем мать родила, только ойкнула и уже в следующую секунду была в комнате. Во время следующего прыжка мне попытались помешать, схватив за руку, но я ударил локтем, не глядя. Судя по хрусту — попал. А в следующую секунду уже стоял в помещении вместе с кушеткой и плафоном.

— Потрясающе, — пробормотал врач, поправив очки на носу. — Это просто потрясающе. Впервые вижу такую удивительную способность. Я обязательно должен вас обследовать и желательно под анестезией.

— Не собираюсь быть подопытной крысой, — оборвал я его восторги. — Лечите Геру. Быстро. Ваша жизнь зависит от этого.

— Да-да. Конечно, Лида, свет. Раствор — сейчас введем анестезию. Боюсь, иначе пациент просто не перенесет операционного шока, — заверил меня доктор. — Начнем.

На Германа надели кислородную маску. Спрыснули помещение из большого распылителя, воняющего химией. Доктор сделал укол и, не дожидаясь, пока он подействует, начал протирать руки ополченца обеззараживающим средством. Хотя, на мой взгляд, в этой ситуации обрабатывать от микробов было несколько поздно.

— Вы еще с нами, молодой человек? — спросил врач, похлопав Германа по щеке. Тот повернулся и слабо кивнул. — Жаль, жаль. Начинать придется как есть. Время не ждет. Скальпель и пинцет.

Медсестра молча подала инструменты, и хирург ловким уверенным движением вскрыл едва видимый бугорок на коже Германа. Щелкнул пинцет, и через несколько мгновений я увидел, как в щипцах извивается маленькая многоножка. Шевеля лапками, она пыталась улизнуть из стального захвата, а когда оказалась снаружи — обвила инструмент с явным намерением укусить обидчика в ответ.

Доктор невозмутимо бросил насекомое в ведро с едва разведенной хлоркой, и оно быстро издохло, дергаясь в конвульсиях. Врач же обработал получившуюся рану. Наскоро соединил ее края медицинским степлером и перешел к следующему бугорку. Вновь сверкнул скальпель, и в пинцете оказалась тварь в сантиметр размером.

Герман стонал сквозь зубы, но с каждым разом все тише. В конце концов он совершенно замолчал, и операция продолжалась почти в полной тишине. Я даже стоять устал, прислонившись к двери плечом, и только это позволило мне среагировать, когда засов с той стороны начал отходить.

— Тихо, тихо! — выкрикнул врач, когда я взвел затвор. — Уйдите все и не мешайте операции! У них одаренный!

— Но, — раздался неуверенный голос снаружи.

— Я сказал, уйдите! — чуть не заорал доктор. — А вы, молодой человек, лучше следите, чтобы вылупившиеся из тел паразиты не добрались до нас. Иначе вашего друга уже ничто не спасет. А теперь все тихо, у меня операция.

— Понял, отходим, — раздался голос снаружи, и я увидел, как несколько человек поднимаются по лестнице. Время и в самом деле начинало поджимать. Если Леонид был прав насчет личинок, и они вылупляются через пару часов, скоро твари уже должны появиться на свет. И я в это время не хотел бы находиться рядом.

Внимательно осмотрев бронежилет и трусы в свете ультрафиолетовой лампы я оделся, во что мог, и, отбросив остальные вещи, телепортировался наружу. Удивительно, но, кажется, врача и в самом деле послушались. Возможно, он был единственным действующим хирургом, или даже главой отделения. В любом случае в данный момент коридор оказался пуст, и я распахнул двери.

— Выезжайте вместе со столом, — приказал я, и врач, оглянувшись, кивнул. Вместе мы вывели все оборудование. Оружие Германа, Сани и последнего парня, имени которого я даже не знал, подбирать не стал. Было слишком опасно приближаться к телам. К тому же неизвестно, остались ли на них яйца паразитов. Как верно заметил доктор, металл насекомые жрать не должны.

Через минуту я заметил, что несколько человек держат меня на мушке. Один стоял прямо на лестнице — еще двое лежали на предыдущем этаже. Но пока я находился в непосредственной близости от врача, спускать крючок никто не спешил. Обстановка стояла максимально напряженная, пока доктор наконец не отошел от исполосованного вдоль и поперек Германа.

— Все. Жить будет, — с облегчением сказал врач. — А теперь давайте разберемся с нашей небольшой проблемой. И, может, уже хватит держать меня на мушке?!

— Не раньше, чем ваши люди отойдут от лестницы, — сказал я. — Мы никогда не хотели причинять вам вреда и были готовы щедро оплатить ваши услуги.

— Вымогательство и угроза расправы, такие у вас методы переговоров? — скептически усмехнулся врач.

— Вы нас и вовсе хотели запереть и оставить умирать, — спокойно ответил я. — Это не очень располагает ко взаимному доверию, согласитесь.

— Не мы такие, время такое, — сказал задумчиво доктор. — И что вы хотите мне предложить? Отпустить я вас с товарищем не могу, на него потрачено слишком много ценных медикаментов.

— Я принесу вам новые. Для меня это не проблема, — ответил я. — Скажите, где их взять, покажите на карте, и я вам их достану. То, что для других нереально, для меня вполне выполнимо. Да и стены не проблема.

— Это я уже вижу, но, если вы и в самом деле предлагаете добыть то, что я хочу… — доктор на секунду замолчал, а затем взглянул мне прямо в глаза. — Яблоко. Золотое яблоко.

—//-

Дорогие читатели! Специально для вас, читающих сейчас, в понедельник 21 июня будет скидка на это произведение — 10 %. Успевайте купить со скидкой!

С уважением,

ваш автор.

— А у вас губа не дура, — усмехнулся я, опуская палец на спусковой крючок, — могу подарить губозакатывательную машинку. Поиски райских яблок всегда заканчиваются гибелью. Еще раз — всегда. Даже если вы сумеете добраться до дерева и сорвать плод, прежде чем загадать желание — вам придется умереть. А учитывая толпы монстров, что его охраняют, погибнет при добыче человек десять. Если уж говорить о нахождении райских яблок — то они появляются только в местах массовой гибели людей. Человек сто должно умереть, или больше.