В час «П»… ну, вы это по себе, вероятно, знаете. Пиздец пришел со всех сторон. Минутная дезориентация, вестибулярный аппарат сходит с ума, как и внутренний компас. Ничего не соображаешь. Не видишь и не слышишь. И подготовка тут не сильно спасает. Из всего моего отдела смог нормально стоять только один человек — но он раньше был добровольцем в космической программе.

Потом землетрясение и почти сразу ураган такой силы, что невозможно разглядеть ничего в паре метров. Но стоило всем более-менее прийти в себя, как мы начали действовать. Отсутствие связи и нелетная обстановка заставили вспомнить о гонцах. Благо тяжелые бронетранспортеры не переворачивал даже ураганный ветер.

Мы отправили людей для координации во все окрестные военные части. По заранее согласованным схемам эвакуации в условиях землетрясения начали организовывать автопоезда и составы для вывоза гражданских, — продолжил Борис, мрачнея с каждой минутой. — Использовали машины десанта, автозаки, даже последние разработки и тестовые прототипы. Спорить с тем, что нужно людей вытаскивать, никто не стал.

Но было множество других споров. Поиск ответственных и виноватых. Меня и еще пару человек сразу назначили крайними в управлении — смотрели, но недосмотрели за таким. Правда, отложили разбирательство на неопределенный срок после катастрофы, — невесело хмыкнул Борис. — Но, учитывая окружающее, возможно, ограничатся устным выговором без занесения.

Дальше началась рутина — переговоры, эвакуация, организация снабжения. Этим занимался штаб ЧС, организованный при генштабе. Но недолго. Спустя пять часов начали пропадать посыльные, затем вскрылись массовые исчезновения людей в деловой части Москвы, исчезали целыми зданиями.

Я вызвался добровольцем для обследования мест происшествий. В деловых центрах, местах массовых скоплений людей… это было жутко и необъяснимо. Оставленный недопитый кофе, одинокий кроссовок, который меряли в спортивном магазине, надкушенный бутерброд — все это свидетельства мгновенного и внезапного исчезновения. Следы паники тоже нашлись в достаточном количестве, но ближе к центру люди буквально испарились.

— Массовая телепортация живых? — настороженно спросил я, понимая, что этот разговор может привести совсем в другое русло.

— Неизвестно. Но сейчас это и некритично. По нашим оценкам, исчезло до начала землетрясения от семи до двенадцати миллионов человек. Остальные пропавшие — сразу после. Но, если верить выводам сводной группы, должны были исчезнуть вообще все. — Борис помолчал, давая нам время осознать сказанное.

За день до катастрофы было решено собрать все военные спутники и сгруппировать их между точкой опасности и Землей. В случае резкого скачка мощности они должны были разрушится, создав плотное облако мелких осколков, отражающих и гасящих излучение, и нам кажется, что идея сработала. В результате нанесенный удар напоминает вмятину от дубины, а не вырез скальпелем.

— Хочешь сказать, что, если бы не эта деталь, живых в Москве вообще не осталось бы? — поинтересовался я.

— Мы такое вполне допускаем. Но это не сильно важно. С часа «П» мы начали получать множество сообщений о гибели людей во время землетрясения. Поступали отчеты о странных повреждениях, которые нельзя было списать на электрический ток. А спустя несколько часов нам пришлось заниматься беженцами на собственной территории.

Управление построено не идиотами — на возвышенности, на скальной породе. С наличием всех обязательных для длительного осадного положения вещей, но к районам неподалеку это не имеет никакого отношения. Большинство многоэтажек, стоящих в излучине реки, легли в первые же часы. Пришлось все бросить и заниматься спасением выживших.

В конце дня к беженцам добавились служащие ближайших военных частей совместно с техникой. Кто-то из верхов догадался запросить тяжелое вооружение в обмен на жилплощадь в северном корпусе, соединенном с остальными зданиями только подземным переходом. К концу третьих суток нами было эвакуировано около десяти тысяч человек. Все импровизированные койко-места оказались заняты.

— Трое суток? — я вздрогнул, вспоминая произошедшее в метро.

— Верно. На третий день в лазарете начался хаос. Множество больных с синдромом электрического поражения ЦНС напали на персонал. Их были сотни… но нас больше. Мы организовали огневые рубежи, остановили первую волну. — Борис вздохнул, прикрыв глаза. — А потом на камерах отследили перемещение энергетических сущностей по всему комплексу. Начались чистки, при использовании шокеров обнаружились слабые места противника.

Но это было только начало. Следом за дикими зараженными на комплекс обрушилась целая волна непонятных тварей. Отбивались неделю, сумели удержать рубежи, но выпустили из-под контроля ситуацию в корпусе с беженцами. Это не было проблемой до определенного времени — пока в заблокированном зале не возникла дыра, из которой полезли крупные твари.

— Ритуал по открытию телепортации, — понял я, и по спине пробежали холодные мурашки. Я прекрасно помнил, как мы ходили в залитый кровью вагон метро. Как обнаружили надписи на потолке, которые успели вовремя стереть. Местным защитникам не так повезло.

— Не знаю, с тех пор крыло полностью блокировано. Уже неделю. Мы сумели вывести около девяти тысяч человек, — мрачно ответил Борис. — Две тысячи, или чуть меньше, остались внутри. Попытка штурма привела к гибели второй оперативной роты. Подготовка у ребят была лучше, чем у управления А, их просто завалили бессмертным мясом.

Дальше началась настоящая чертовщина. Поломки оборудования, проблемы на подстанции, отравления… наше же здание перестало быть безопасным. Мы поставили пропускные посты, рамки с шокерами, камеры для контроля за перемещением беженцев. Условия у них, конечно, стали еще хуже, с потерей корпуса Д мы лишились большого количества новых и ранее пустующих помещений.

— Среди призраков и одержимых были одаренные? — спросил я, вспоминая все беды, которых мы хлебнули всего с двумя тварями.

— Имеющие нестандартные способности? — уточнил Борис. — Да, были и такие, но куда большей проблемой стали оборотни или полиморфы. Они не меняют тело — подчиняя разум. Нам удалось выловить около десятка таких монстров. Из-за сохранения физиологии они довольно слабы. И тут нужно сказать, что нам повезло. Их развитие, не физиологическое или ментальное, а технологическое, сильно от нас отстает.

— Не отстает, отличается, — поморщился я от такого сравнения. — Да, у них нет электричества и компьютеров в чистом виде, зато они заключают в предметы души и заставляют их работать вместо техники. Варварство, но… сколько нам до настоящего ИИ?

— Используют души в качестве батареек и управляющих программ? Это важно и надо отметить в докладе, — согласился Борис и быстро сделал заметку в блокноте, который исчез так же, как и появился, почти незаметно.

— Что дальше? — спросил я, понимая, что беды с призраками — только первая из ласточек. Но в этот раз ошибся.

— Лес, который начал обступать нас со всех сторон. Он же отрезал от любого наземного перемещения, а воздушное по причине урагана мы даже не рассматривали. Последнюю неделю мы просидели в изоляции, старательно защищая свою территорию, — ответил Борис, снова посмотрев на часы. — Было несколько интересных пленников, но всех, кого не допрашивали в момент блокировки здания, пришлось бросить.

— Интересные пленники? Это как? Иностранные шпионы? — уточнил я.

— Неизвестно. Прямо перед прорывом обороны я услышал о появлении группы неизвестных в странной одежде и с непонятной речью. Учитывая, что большинство аналитиков говорят минимум на трех языках, а наречия всех союзных республик хорошо известны — наличие неизвестного языка можно было бы отсечь. Но, к сожалению, сотрудник, встретивший их и проводивший в допросную, погиб при прорыве. Единственное, что мне известно доподлинно, — это были невысокие бородачи в странной броне и без видимого оружия. Все.

— Я знаю, что мы можем сделать, — заявила Ольга с блеском в глазах. И прежде, чем она произнесла это вслух, я уже знал, что она скажет.