И Стюарт сдался, понимая, что сейчас он не в любимой Англии. Извиняюще улыбнулся:

— Ваше величество Константин Николаевич! Где-то в государственной структуре произошла какая-то досадная нелепость. Может, можно как-то это исправить? Я не пожалею никаких усилий, никаких богатств!

Он хотел сказать, что у него много денег, весомых фунтов стерлингов (из средств, ассигнованных на подкуп официальных российских лиц) и он ими охотно поделится с его родовитым собеседником.

Но посмотрел на холодно-замкнутое великородное лицо следователя и не решился продолжать обольщение. Денег он, конечно, предложит, но чуть позже, когда положение станет яснее. Иногда здешние глупые сановники специально кладут на лицо суровое выражение, дабы побольше потребовать. Хоть бы так! А то в дикой России, куда еще не проник свет цивилизации, чиновники нередко не понимают прелестнейшее влияние всемогущих денег.

Стюарт сел поудобнее, насколько это было возможно на жестком стуле для посетителей, у котором спинка только обозначалась, а все четыре ножки подозрительно трещали, готовые обрушиться. Так что англичанину оставалось радоваться своим пяти с небольшим пудам веса, да время от времени пружинить ноги.

Вот же ж попал!

Высокородный русский следователь меж тем явно не собирался снижать юридический напор:

— Ваши недавние позорные действия по совращению российских чиновников министерства финансов хорошо выявлены. Кто, зачем, и в коей мере. Это позор! Винновые признались и все, как один, показали исключительно на вас. Я хочу вас предупредить — здесь вам не индийская колония и расплата окажется быстрой, но растянутой во времени.

Поскольку ваше тлетворное воздействие огромно и оказалась очень негативно для государства, Особый императорский суд (юридическое устройство, существующее только в голове Константина Николаевича) признал вас виновным и приговорил к четвертованию. Распишитесь вот здесь, что вы ознакомлены о приговоре.

Попаданец внимательно посмотрел на него уголком глаза. Это можно, если очень захочется и при некотором умении.

Ага, подсудный господин из английских дипломатов явно начинает испытывать некоторые неудобства! И не только от страшных следователей. Спокойствие ему не дает, прошу прощения, собственная задница!

Конечно, будь это обычный посетитель из отечественных узников, ему просто бы дали стул попрочнее, пусть такой же жесткий. Но все же жандармы — не глумливые садисты, сиди вон и почтительно внимай хозяину в генеральском, почти фельдмаршальском чине, раз уж попал сюда любезный.

Но перед ним был подлый неприятель, да что там, перед великим князем сидел жесткий и коварный враг, злодеяния которого через два века в XXI веке были запротоколированы самими англичанами. Георгий Васильевич образца этого столетия сам был свидетелем перед собой же, читая вузовский учебник. А перед врагом были все способы приемлемы, тем более такие мягкие и не жесткие (еще не оговоренные перед Стюартом).

Он договорил предложение:

— Тем не менее, Николай I, его императорское величество самодержец всероссийский, опираясь на свое милосердие, решил смягчить вам уголовную кару, если вы чистосердечно признаетесь в своих незаконных поступках в России. Все-таки у нас сейчас не жестокий XVII век.

Он опять замолчал, как бы равнодушно глядя на иностранного собеседника и ожидая, что его слова проникнут в сознание дипломата. Тебе, мой милый, еще, к сожалению, долго топтать земную твердь. Во всяком случае, это не последний день грешной жизни. Император-то не разрешил не только казнить, но и физически повреждать это нежное дворянское тело.

Так что все слова Константина Николаевича, к его искреннему сожалению, являлись простым сотрясением воздуха. Но англичанин этого не знал и именно на этом попаданец хотел сыграть. Врать, батенька, не хорошо, об этом все слышали с детства. Но врагу мы не врем, а стратегически измышляем.

После долгой и тянущей паузы следователь, решив, что Стюарт проникся обозначенной ситуацией, между делом простенько предложил:

— Давайте сейчас поговорим под официальный протокол с белого листа, как будто не было у нас того недавнего разговора. Явно было, — он предыдущее посмотрел на пытающего возразить собеседника. Да так посмотрел, что все протестующие слова застряли у того в глотке, — тогда вы нам лгали, Если же вы опять будете молчать или хитрить, то я снова напомню вам статьи Уложения 1649 года. И тогда вам будет не избежать наказания. Ведь этот юридический сборник законов до сих пор действующий!

Замолчал, ожидая. У англичан, как и у руссrих XIX века, не существует единого современного кодекса. Юридическая база складывается из большого количества документов прошлых веков. А там такая Тмутаракань, сами юристы время от времени путаются!

Сообщил информативно:

— У наших палачей многовековой опыт таких казней. Сами не поймете, как будете четвертованы. Правда, больно все равно будет, но очень недолго. Раны большие, кровью быстро истечете. Не пройдет и час, как вас зароют. Ноги к голове, руки ниже бедер. Благодать!

— А… — потянул Стюарт возглас протеста. На большее его уже не хватило. Какой страшный русский!

Следователь только хмыкнул:

— Я думаю, вам известно, кто я. Мои полномочия огромны и их хватит, чтобы приказать казнить вас без суда четвертованием. Ну или сожжением. Потом государь, паче чаяния, сделает мне августейший выговор. Может даже понизят в должности. Мне лично придется многословно извинятся перед нашим коллегой английским монархом. Но вы к тому времени будете уже мертвы, а бессмертная душа будет мыкаться в ожидание небесного суда.

— Это варварский произвол, юридическое беззаконие, я буду на вас жаловаться вашему монарху Николаю I! — пискнул, наконец, дипломат. Он уже понял, что безнадежно проиграл эту игру и что совершенно зря сюда прибыл. Предыдущие визиты в жандармерию, когда все хозяева казались излишне пушистыми и добрыми, его напрасно расслабили. Он должен был сразу бежать из России, как только бы узнал о вежливой просьбе о поездке сюда. Дурак, бестолочь! Расслабился в вольере с зубастыми крокодилами, которые никогда не бывают добрыми, а только голодными или слегка голодными. Или, кто здесь, злобные медведи?

Лишь чувство гордости, которое у английских дворян было гипертрофированно уже в XIXвеке, не позволяло ему сдаться и продолжаться зачем-то трепыхаться.

— Жалуйтесь, — равнодушно осклабился следователь, на короткий миг показав крепкие сильные зубы. Тот еще зверь, о господи, куда там крокодилу или медведю!

А тот позвонил в колокольчик и равнодушно проговорил вошедшему секретарю Алексею:

— Голубчик, попросите ко мне Колокольцева с его людьми. Есть некоторая непыльная, но неприятная работа. Впрочем, кому как.

Какая работа, конкретно он так и не сказал, но по скабрезному тону англичанину стало ясно — будут пытать. И пытать жестоко, когда от человеческого тела ничего целого не остается. В конце такого, скажем так, процесса, от жертвы остается воющий кусок мяса, от которого нет ничего человеческого.

Князь Долгорукий только незаметно усмехнулся, предугадывая нелегкие думы Стюарта.

Эти ребята оказались под его непосредственном подчинении недавно, и, надо сказать, после длительного колебания. Колокольцев должности был небольшой, неофицерской, так себе, старший вахмистр. Но умен и даже в чем-то пронырлив в жандармской работе.

Был он весьма способным, но жестким, а его дуболомы, в отличие от других, не гнушались рукоприкладством. При чем не только умели быть, но и в какой-то мере любили. Почти садисты, хотя это будет называться здесь по-иному. Но приказы они не нарушали, а их действия были почти всегда эффективны.

Действительный тайный советник 1-го класса, прекрасно понимая (куда уж!), что, будучи весь относительно в крови в такой структуре, как жандармерия, не стоит беречь белые перчатки на руках.

Но самому махать руками тоже все-таки не стоит, а надобно надо имеет таких вот молодчиков. И поставил их как раз на такие дела, когда не только надо показать свою жестокость, но и показать ее в реальности. Хотя бы чуть-чуть.