Разумеется, попаданец лгал, но ведь из положительных побуждений. Вильяма Алертона и так не собирались вешать, но ему это не надо было знать. Не фиг воровать императорские регалии!
Он ушел из своего «рабочего кабинета» в тюрьме, перешел в парадный, но все равно рабочий кабинет несколькими этажами выше. Там, не торопясь, попил крепкого чаю с закусками, поболтал, не торопясь, с секретарем Алексеем, посмотрел различные служебные бумаги, которые накопились на его столе. А через полтора часа с чистой совестью, спустившись в тюрьму, объявил, что его императорское величество полностью согласен с данной сделкой.
Дело обстояло несколько иначе, но итог, в принципе, был тот же. И Константин Николаевич твердо объявил, что по августейшему повелению англичанин Вильям Алертон должен завтра же навсегда уехать из России. И уже от себя добавил, что, разумеется, только после того, как следователь увидит ворованные иностранцем бриллианты.
К вечеру положение окончательно изменилось к общему облегчению. Алертон показал место захоронки и отправленные жандармы привезли бриллианты. Они находились в укромном месте в скромной съемной квартире. И не у Елены.
Эта квартира была снята англичанином с конкретной целью припрятать бриллианты. Сам Алертон был там только один раз, расплатился с хозяевами за два месяца и объявил, что, может быть, уедет из Санкт-Петербурга на несколько месяцев. Пусть они не беспокоятся, к моменту окончания времени съема он уже появится. Припрятал бриллианты в укромном месте в стене и уехал, собираясь вернуться сюда лишь чтобы забрать драгоценности.
Не получилось. Бриллианты взяли отправленные его императорским высочеством жандармы. Так сказать реквизировали в ходе служебного обыска. Зато Алертону Константин Николаевич твердо обещал, что тот будет освобожден. И не только из тюрьмы, но и из России. Но завтра.
Ну а сегодня он все-таки останется на ночь в жандармском управлении, и уже не в тюрьме, а в гостиничном комплексе. В том же, кстати, номере, где поселили Стюарта. Теперь тот был уже в дороге на границу, неизвестно, правда, в каком настроении — с облегчением или с досадой. Ну а вместо него заселили Вильяма Алертона.
Хотя тот и настаивал переехать на ночь в английское посольство, но Константин Николаевич категорично повторил, что последнюю ночь тот проведет в жандармском управлении. Англичанину пришлось отступить.
Ну а сам попаданец приехал в Зимний дворец, ненадолго, ведь жена рожает. Но отчитаться надо. Да и немного похвастаться, бриллианты ведь он нашел. Сам, лично! А потом домой, что там делает его милая?
В Зимнем дворце его ждал настоящий афронт. Жандарм, стоящий у двери императорского служебного кабинета, тормознул его известием, что его императорское величество отсутствует.
Странно, обычный рабочий день Николая Iобычно ограничивался Зимним дворцом. Было еще одно место привычного времяпровождения — гвардейский плац, но к тому времени, когда в окружении императора появился попаданец, он уже все менее занимался гвардией. А если монарх поезжал по России, он бы предупреждал, сам ли, или через адъютантов.
Направился в покои цесаревича Александра. Его жена, кстати, тоже рожает и по времени даже раньше. Может, уже родила второго в их семье ребенка. Так что заодно поздравить или посочувствовать. Смотря ведь кто родился.
Встретил его сам Александр. Они не много встречались, хотя Константин Николаевич всегда был при встрече с ним вежлив и учтив. Понимал, что хоть и талантлив, но их социальные роли несовместимы. Цесаревич это понимал и всегда был вежлив.
Но на этот раз цесаревич был сух и лапидарен, сказав, что папА ушел к тебе, ждать когда Мария разродится. Может, хоть с ней ему повезет.
На вопросительный взгляд Константина Николаевича он уже раздраженно проворчал:
— Моя опять мне девочку родила. Не везет!
С тем попаданец и уехал. Он тут ничего не сделает, а сочувствие или скорбь лишь одни слова.
Остановился только у кабинета Николая I. Оставить здесь бриллианты? Но ведь император у него! Что же касается опасности, то с ним два конных жандарма, а правящего монарха всегда сопровождает гвардейский конвой. Решено, порадую!
Однако порадовали его самого, правда не Николай Павлович, а его дочь. Мария уже родила! Увидев мужа, она слабо улыбнулась. И сразу почувствовала, как из грудей потекло молоко. Счастливо всхлипнула, попросила у служанки сына.
Тот, как настоящий богатырь, был готов есть всегда, хотя совсем недавно родился. Почуяв молоко, он, не видя, тревожно начал ртом искать его источник. Мама ему помогла и он, найдя сосок, жадно заурчал, зачмокал.
Константин Николаевич только покачал головой. Как мало надо для счастья детям!
Счастлив был и император. Наконец, у него есть внук и наследник. Теперь августейшая семья могла смотреть в будущее с твердой надеждой и оптимизмом.
— Вот зять, — сказал Николай с радостной улыбкой, — спасибо вам, а то эти мои бракоделы!
Он не договорил, а только махнул рукой. Константин Николаевич промолчал. Тут император, там цесаревич — будущий монарх. А он, между прочим, простой человек.
Отвлекся, стал смотреть на кормящегося сына. Нет, но что не говори, а это его ребенок, а он теперь отец! Официально Николаем при молчаливой поддержке венценосных деда и бабы его назвала Мария, еще когда он былв животе будущей матери.
Константин Николаевич совсем не возражал — ни словом, ни малейшим жестом. Ему было достаточно знать, что у этого вечно орущего комка плоти его отчество и все признают, вплоть до официального уровня, отцом ребенка князя Долгорукого.
Да и дед по отцу у ребенка тоже был Николаем и, когда он в будущем сообщил письмом о появлении сына с последующем подобным именем, то те лишь удовлетворенно отписались в письме.
Между тем, Мария Николаевна захотела лечь по-другому и попросила мужа поддержать ребенка. Конечно, рядом стояла служанка, но ведь если муж рядом, то почему бы и его не поэксплуатировать, его же сын!
Это все были мысли Константина Николаевича, умеренно недовольные, но не перекрывающие любовный настрой. Вслух же он готовно отрапортовал своей женщине с пионерской боевитостью:
— Всегда готов!
При этом оо сделал искренний вид, что полностью поверил жене в ее напряженной занятости и будет защитить их всегда. Семья базируется на компромиссах. При чем обязательно с обоих сторон. Она сегодня почти сделала вид, что поверила, муж, кровь с носу, должен быть на напряженной работе (это, как говорится, сермяжная правда). Взамен он должен поверить, что она не может быть одна на улице (а вот это откровенная ложь). Боится, бедная слабая женщина, как бы ее закусали волки и медведи до лютой смерти в центре многолюдного Санкт-Петербурга!
Лишь Николай Константинович еще по малости дней своих не старался ни кого обмануть. Он лишь вопросительно угукнул, когда обнаружил, что его передают от одного родного человека к другому. Это, видимо, совпадало с его планами, поскольку он соизволил не капризничать, пока мама искала позу, как поудобнее присесть, а только обозначился несильным ревом, что жив — здоров и готов к дальнейшей жизни.
А Маша уже готовилась одевать. Ведь на улице зима, а в условиях централизованного отопления, как только печки протухнут, так дома быстренько становится прохладно.
Детская одежда XIX века от взрослой отличалась, в общем-то, только размерами. То есть из пеленок ты сразу переходишь во взрослую жизнь без промежуточных стадий. Или, как это бывало у простого народа в эту эпоху, переходишь в голозадое состояние. То есть из одежд у тебя одна довольно тонкая рубашка на все про все без учета домашней температуры. Здорово, правда?
Николай Константинович по своему высокому положению, как-никак будущий цесаревич (!), был одет и весьма прилично. На шестичасовом, хе-хе, ребенке был костюмчик изюмского гусара с массой финтифлюшек и различных сложностей. Ужас, лучше бы оставили его в своей кровати под одеялом, а не мучили понапрасну человечка, не умеющего ни ходить, ни даже ползать!
