Последний упал ему на поясницу. Крышка его слетела, открыв содержимое — тяжелые черепичные плиты, которыми крылись постройки гарнизона. Черепица из обожженной глины весила немало; должно быть, каждый ящик тянул фунтов на триста. Она стояла и смотрела, как Корд, напрягая силы, пытается сдвинуться с места. Он зарычал, пробормотал что-то, и земля под ним слабо шевельнулась. Он попытался еще, но выбраться из-под ящиков не смог. Он рухнул обратно на пол, задыхаясь и всхлипывая.

Исана подошла к нему и остановилась, не доходя пары шагов. Потом шагнула ближе, опустилась на колени и дотронулась концом пальца до его виска, чтобы Рилл могла оценить его состояние.

— У тебя сломаны обе ноги, — ровным голосом сообщила она ему. — И таз. И спина. — Она помолчала, прислушиваясь к Рилл. — И ты изможден. Должно быть, преследуя нас, ты загнал свою фурию до полусмерти. — Она отняла руку. — Тебе никуда отсюда не деться, Корд.

— Сука, — прорычал он слабым голосом. — Ну что ж, кончай. Не тяни.

— На моем месте ты раскроил бы мне голову. — Она подняла с пола тяжелую черепичную пластину и провела пальцем по ее неровному краю. Отпусти она ее сейчас, и веса ее хватит, чтобы размозжить ему череп. — Возможно, одной из этих самых плит ты раскроил бы мне голову. Убил бы.

— А я ведь тебя держал, — прорычал он. — Помирая, будет что вспомнить. Не выпускал тебя из того круга, напуганную до смерти. Не забывай.

Она встала и отбросила плиту в сторону. Потом пошла в глубь склада.

— Что ты делаешь? — прохрипел он. — Когда я выберусь отсюда…

Исана подошла к Одиане и взяла ее за руку. Она подняла ее на ноги и выразительно прикрыла глаза руками. Одиана кивнула и повторила ее движение. Исана повела ее к выходу; ей пришлось обогнуть Корда, который сделал слабую попытку схватить ее за ногу, но промахнулся.

— Ты никуда отсюда не выйдешь, — сообщила Исана. — Я знаю только одного человека, способного исцелить твои раны прежде, чем ты умрешь, Корд. Так вот, у нее нет такого желания.

У выхода Исана задержалась и оглянулась на Корда. Потом вернулась и склонилась над ним. Он схватил ее за лодыжку, и она презрительно отшвырнула его руку. Взяв его стедгольдерскую цепь, она сорвала ее и с размаху хлестнула его по лицу.

Корд смотрел на нее, онемев от боли и ярости. Она снова заговорила с ним — отстраненно, как целитель с больным.

— Ты не ощущаешь своих увечий, Корд, но никогда не сможешь больше ходить. Тебя будут подтирать как младенца. Я даже не уверена, что ты сможешь сидеть без посторонней помощи.

Она повернулась и двинулась дальше к выходу и ожидавшей ее там с закрытыми глазами Одиане.

— Но предстать перед судом ты, Корд, сможешь, — бросила она. — Вот такой. Беспомощный. Обделавшийся, как младенец. Ты предстанешь перед судом графа, и все в долине увидят, что ты собой представляешь. Я добьюсь этого. И вот тогда расплатой за все, что ты сделал, будет смерть.

На улице затрубили сигнальные рога, почти заглушив жалкие, отчаянные всхлипывания Корда:

— Исана! Сучка глупая, ты же не сделаешь этого! Ты не можешь!

Она захлопнула дверь и повернулась к ней спиной.

— Я тебя не слышу, Корд.

А потом ее захлестнула битва — сплав отчаяния, боли, животного возбуждения. Она напрягла все свои силы только для того, чтобы устоять на ногах, и Одиана прильнула к ней, помогая сохранить равновесие. Двум заклинательницам едва удалось доковылять от склада до укромного места между казармами. Обостренное чутье Исаны, которое так помогло ей в темноте, сейчас оглушало ее, и она упала на колени, зажав голову руками в попытке унять поток нахлынувших на нее эмоций. Откуда-то издалека до нее доносились содрогание земли, рев какого-то огромного зверя, почти такой же громкий человеческий голос, вызывавший кого-то на поединок…

Когда она смогла наконец снова поднять голову, Одианы рядом с ней уже не было. Оглядевшись по сторонам, она увидела только босую пятку, скрывающуюся за обрезом крыши казармы. Она тряхнула головой и подвинулась вперед так, чтобы видеть двор и царивший в нем хаос, а также гарганта с разъяренным всадником на спине. Развернувшись, гаргант вдруг припечатал ножищей к земле воина-марата; смерть того, похоже, наступила мгновенно.

— О нет, — потрясенно прошептала она при виде тех, кто сидел верхом на гарганте за спиной у его погонщика. — О нет, детка… Мой Тави!

Тави крепко сжимал руками пояс Дороги. Гаргант под ними беспокойно переступал с ноги на ногу, но если не считать этого, во дворе воцарилась тишина.

Повсюду лежали тела. Тави старался не смотреть на них, но, казалось, куда бы ни упал его взгляд, в этом месте кто-то умер. Это было ужасно. Тела даже вид имели не такой, как полагалось бы людям. Словно какой-то взбалмошный ребенок играл в солдатики, изломал их, а потом раскидал во все стороны. Конечно, все было залито кровью, при виде которой к горлу подступала тошнота, но еще более гнетущее впечатление оставалось от вида истерзанных, изломанных тел — маратов и алеранцев, людей и животных.

Сколько людей загублено зря!

В воротах и рядом с ними замерли полукругом Ацурак и его мараты. У конюшни редкой цепью стояли алеранские защитники крепости, и среди них Амара и его дядя.

Ацурак смотрел на Дорогу полным ненависти взглядом. Лицо Дороги оставалось невозмутимым.

— Ну, убийца? — спросил Дорога. — Встретишься со мной в Испытании крови или повернешь и уведешь свой клан домой?

Ацурак упрямо вздернул подбородок:

— Что ж, подходи и умри.

Дорога блеснул зубами в свирепой улыбке. Потом повернулся к Тави.

— Слезай, юный воин. Не забудь передать своему народу то, что я сказал.

Тави посмотрел ему в лицо и кивнул.

— До сих пор не верится, что ты это делаешь.

Дорога прищурился.

— Я же сказал, что помогу тебе защитить твою семью. — Он пожал плечами. — На пути к этому стоит орда. Я только делаю то, что необходимо, чтобы довершить начатое. Слезай.

Тави кивнул, и Дорога сбросил вниз привязанную одним концом к седлу веревку. Первым спустился по ней на землю Линялый, подхвативший скользнувшего вниз Тави. Дорога почти не держался за нее, спрыгивая на землю. Оказавшись внизу, он потянулся, хрустнув суставами. Потом легко, одними пальцами крутанул палицу и шагнул навстречу Ацураку.

Держа Линялого за руку, Тави обошел гарганта, сделав большой крюк вокруг его передних ног и растекшегося под ними зловещего багрового пятна. При виде того, что осталось от незадачливого марата, в животе у Тави все сжалось; он сглотнул и поспешил навстречу дяде.

— Тави, — пробормотал Бернард и стиснул его с такой силой, что ребра затрещали. — Фурии свидетели, как я за тебя боялся. И Линялый, дружище! С вами все в порядке?

Линялый оживленно закивал головой. За спиной Тави послышались торопливые шаги, и тут же руки тети Исаны — это он понял сразу, даже не видя ее, — обняли его сзади.

— Тави! — сказала она. — Ох, Тави! Ты как?

Мгновение Тави прижимался к тете с дядей, пытаясь сдержать слезы.

— Я в порядке, — услышал он собственный голос. — Все в порядке. Со мной все хорошо.

Исана смеялась, плакала и целовала его в щеки, в волосы.

— Линялый, — произнесла она. — Благодарение фуриям, с тобой тоже все в порядке.

Семейную сцену, терпеливо выждав еще несколько секунд, нарушила Амара.

— Бернард, они на нас не смотрят. Если мы нападем на вождя прямо сейчас, нам удастся, возможно, заполучить нож.

— Нет! — поспешно возразил Тави. Он высвободился из объятий, глядя на курсора. — Нет, тебе нельзя. Дорога объяснил мне все. Это дуэль. Тебе придется подождать, пока он с ним не разделается.

Амара пристально посмотрела на него.

— Какая еще дуэль?

— Какой еще нож?

Амара нахмурилась.

— Нож — это доказательство того, кто из верховных лордов стоит за этим нападением. Завладев этим ножом, мы сможем схватить его за руку — во всяком случае, у него не будет больше возможности повторить такое. Так что это за дуэль?