Меч Олдрика метнулся к запястью Линялого, одним движением порезав тому руку и выбив из нее оружие, — вращаясь, гвардейский меч полетел вниз, во двор. Раб вскрикнул и рухнул на колени, прижимая раненую руку к груди. Олдрик стоял над Линялым, задыхаясь, побелев, медленно отводя меч назад для последнего удара.

— Вот и все, — сказал он. — Наконец-то ты проиграл.

— Посмотри, на чем ты стоишь, — посоветовал Линялый.

Тави взглянул на ноги Олдрика, на следы, оставленные в камне мечом Линялого. Крепостной зубец за его спиной начал как-то величественно, но все быстрее и быстрее сползать вдоль сделанного Линялым разреза вниз, на изрезанный мечом каменный пол галереи. Он врезался в него, и два следа от гвардейского меча вдруг превратились в сетку стремительно разбегающихся трещин. Олдрик попытался шагнуть назад, но камень под ногами его вдруг посыпался, словно насквозь прогнившая доска, и Олдрик Меч с воплем полетел вниз, во двор, а вместе с ним тысяча фунтов камней.

На мгновение Линялый, тяжело дыша, закрыл глаза, потом посмотрел на Тави. Тот не верил своим глазам.

— Но как?..

Линялый пожал плечами.

— Олдрик всегда мыслил прямолинейно. Вот я и старался действовать позамысловатее.

Тави заметил за спиной Линялого какое-то движение.

— Линялый! — крикнул он. — Берегись!

Раб обернулся, но недостаточно быстро — Фиделиас набросил ему на шею веревочную петлю, затянул ее и, расставив ноги, дернул изо всех сил. Линялый упирался, но ему не за что было зацепиться. Веревка — тот самый, привязанный одним концом к зубцу канат, по которому Тави поднялся на стену, сдернула его вниз, и Фиделиас выпустил ее из рук, прежде чем она резким рывком натянулась.

— Нет, — прошептал Тави.

Фиделиас повернулся к нему.

— Нет! — Тави вскочил и бросился на него, замахиваясь кинжалом.

Фиделиас поймал Тави за куртку, легко, без видимого усилия раскрутил как пращу и швырнул спиной о зубец. Удар вышиб из Тави дух, а раненую руку пронзило ослепительной, раскаленной болью.

Он негромко вскрикнул от боли и попытался отползти от Фиделиаса, но не одолел и нескольких дюймов, как нога его провалилась в пустоту — на том самом месте, откуда сорвался Олдрик. Тави оглянулся и увидел почти под собой продолжающуюся беспощадную схватку маратов и их зверей. Сжимая в руке кинжал, он повернулся к Фиделиасу.

— Отдай кинжал, — произнес Фиделиас негромким голосом; в глазах его застыла смерть. — Отдай кинжал, или я убью тебя.

— Нет, — прохрипел Тави.

— Тебе не обязательно умирать, парень.

Тави облизнул пересохшие губы. Он отполз еще чуть дальше назад и услышал, как камни под ним начинают скрипеть и потрескивать.

— Не подходи ко мне.

Лицо Фиделиаса злобно дернулось; он взмахнул рукой, и камень под Тави, колыхнувшись, как встряхиваемая простыня, швырнул Тави на несколько футов к Фиделиасу. Тот потянулся за ножом. Тави сделал отчаянную попытку ударить его кинжалом, но тот сжал его горло, лишив возможности дышать.

— Что ж, так даже лучше, — заметил Фиделиас. — Никаких свидетелей.

У Тави начало темнеть в глазах, и он почувствовал, как слабеют сжимающие кинжал пальцы. Фиделиас тряхнул головой и сжал его горло еще сильнее.

— Лучше бы ты отдал мне нож.

Тави продолжал безуспешно дергаться до тех пор, пока руки и ноги не отказались двигаться. Он смотрел в глаза Фиделиасу и чувствовал, как слабеет его тело. И в это мгновение он заметил, что Амара чуть пошевелилась, приподняла голову. Он увидел, как она подобрала под себя ногу и, потянувшись рукой вниз, достала из башмака маленький, короткий нож. Стиснув зубы, она оперлась на локоть сломанной руки и приподнялась на нем.

А потом коротким, резким движением взмахнула ножом и метнула его в спину Фиделиасу. Внезапный порыв ветра ускорил его полет. Тави видел, как Фиделиас дернулся и ледяное выражение лица его сменилось удивлением. Руки его отпустили шею Тави и потянулись назад, к спине. Лицо вдруг перекосилось от боли.

— Ты хотел нож, — прошипела Амара. — Получи тот, что я взяла у тебя.

Фиделиас с застывшим лицом повернулся к Тави и сжал его руку, державшую кинжал. Секунду они боролись. Фиделиас испустил захлебывающийся, полный боли крик, а потом рука его вдруг стиснула запястье Тави с такой силой, что кости захрустели и боль пронзила его до самого плеча. Рука повисла плетью.

Фиделиас отпустил запястье и схватил кинжал за рукоять. Тави уцепился за его пояс и дернул изо всех сил. Фиделиас пошатнулся, хрипло вскрикнул и полетел со стены вниз, на ощетинившуюся острыми краями груду каменных обломков. Посмотрев ему вслед, Тави увидел, как тот ногами вперед упал на камни. Даже со стены слышно было, как хрустнули кости.

Фиделиас скатился на землю, и волна маратов сразу же захлестнула его.

Задыхаясь, не в силах пошевелиться от усталости и боли — он даже не подозревал, что может быть так больно, — Тави продолжал смотреть вниз. Дядя Бернард. Линялый. Слезы катились из глаз, и он не мог остановить их, не мог остановить всхлипываний — противного, жалкого плача. Он лежал, прижавшись щекой к камню, и плакал.

Чуть позже к нему подползла Амара. Она легла рядом с Тави и укрыла их обоих щитом, который притащила с собой. Тави все плакал. Она гладила его по спине, она прижалась щекой к его волосам.

— Все хорошо, Тави. Ш-ш-ш. Все с тобой будет хорошо. Все прошло.

Все прошло. Тави так и продолжал тихо плакать, пока его не поглотила темнота.

Исана с замиранием сердца наблюдала за ходом боя на полуразрушенной стене со второго этажа казарменного здания на восточном дворе. Она видела все, но не могла повлиять на его исход.

Она видела, как упал со стены ее брат, а потом, сквозь пелену слез, — как упала на камни курсор. Она вскрикнула, когда Тави подобрал упавший меч и остался один на один с этим ужасным мечником, и вскрикнула еще раз, когда меч подобрал Линялый и принялся гонять мечника по стене. Она смотрела, не обращая внимания на свист случайных стрел, как Линялый повис, раскачиваясь, в петле, как Тави дрался за кинжал и как упал, скрывшись из вида, предатель-курсор.

Она смотрела, как упал без сил Тави, как раненая Амара накрыла их обоих щитом, а потом на стене все стихло.

— Тави, — услышала она свой голос. — Тави, нет. Ох, фурии…

Она повернулась и бросилась из комнаты, сбежав вниз по лестнице на первый этаж, в солдатскую казарму. Окна до сих пор закрывались тяжелыми, окованными железом ставнями, но стальные засовы, которым полагалось бы надежно запирать дверь, только что вырвали вместе с дверью, и теперь вход защищался лишь парой тяжелых столов, оставлявших верхнюю часть проема открытой.

В дверях возвышался Фредерик со щитом, пристегнутым к левой руке, и помятой лопатой в правой. Рядом с ним стояла одна из легионерских жен — крепкая, угрожающего вида матрона с босыми ногами и окровавленным копьем в руке. Мокрые от пота волосы паренька прилипли к лицу, от челюсти до уха протянулся порез, обещавший оставить глубокий шрам, но взгляд оставался твердым, решительным.

Исана спускалась по лестнице, когда на баррикаду ринулся еще один марат, державший в обеих руках по каменной палице. Сначала он замахнулся на Фредерика, но тот поднял щит — и палица разбилась о железо. Женщина замахнулась на марата копьем, и ему пришлось отмахнуться от него второй палицей.

Фредерик завопил и с размаху двинул марата острием лопаты в грудь. Потом, не дожидаясь, пока тот откинется назад, дернул лопату на себя и тут же нанес второй удар — в живот. Удар явно направлялся не без участия фурии — дикарь отлетел назад, упал на камни двора и больше не шевелился.

Исана бросилась к дверям.

— Фредерик, я видела Тави и Бернарда. Они ранены, и мне надо помочь им.

Фредерик, задыхаясь, повернулся к ней; его совсем еще детское лицо было забрызгано кровью.

— Но… госпожа Исана! Там же повсюду мараты бегают!

— А они лежат там среди всего этого раненые. Мне нужно, чтобы ты помог мне вынести их из боя.