— Пошли, — кивнул Фиделиас и двинулся дальше, морщась на каждом шагу.

За ярдов десять до вершины из тени у подножия стоячих камней выступили два воина-марата, мужчина и женщина. Легко шагая по снегу, они подошли к ним. Мужчина держал в руках топор явно алеранского изготовления; женщина — зазубренный каменный кинжал.

Фиделиас остановился в паре шагов от них и поднял руки ладонями вверх.

— Мир. Я пришел говорить с Ацураком.

Мужчина, прищурившись, шагнул вплотную к нему. В светлых волосах его торчало несколько темных, тяжелых перьев овцереза.

— Я не пущу тебя говорить с Ацураком, чужак, пока он на хорто. Ты подождешь, пока…

Фиделиас покрепче уперся ногами в землю, набираясь сил от Ваммы, и нанес воину с топором удар, от которого тот полетел без чувств на снег.

Даже не посмотрев на поверженного марата, Фиделиас перешагнул через него и, хромая, подошел к женщине.

— Мир, — повторил он все тем же ровным голосом. — Я пришел говорить с Ацураком.

Взгляд янтарных глаз женщины-марат оценивающе скользнул по Фиделиасу вверх-вниз. Потом губы ее чуть раздвинулись, показав хищные волчьи клыки.

— Я отведу вас к Ацураку, — произнесла она.

Следом за ней Фиделиас поднялся на самую вершину, к стоящему на ней каменному кругу. Темный дым факелов тяжело стелился по земле; запах от него был немного странный, и Фиделиас почувствовал, как у него слегка закружилась голова, когда он шагнул внутрь круга. Он оглянулся на Олдрика, и мечник кивнул, раздувая ноздри.

Семь камней — гладких, округлых — торчали из пелены зеленоватого дыма, обступая почему-то остававшийся чистым ото льда прудик. Казалось, дым тонет в воде и клубится под ее гладью.

В кругу камней стояло еще с сотню маратов — часть с перьями овцерезов в волосах, другие ссутулившись, что выдавало их принадлежность к клану Волка. Мужчины и женщины ели, пили из ярко раскрашенных бурдюков или спаривались с животным бесстыдством в этом душном, дурманящем дыму. В полумраке виднелись высокие, безмолвные силуэты овцерезов и припавшие к земле фигуры волков.

У одного из камней разместился Ацурак. Синяки его уже исчезли; порезы были перевязаны полосками шкуры с подложкой из целебных трав. Кинжал Аквитейна висел на поясе в ножнах из сыромятной кожи — висел так, чтобы его было хорошо видно. По обе стороны от Ацурака примостились две женщины с густыми бровями и хорошо заметными клыками — молодые, обнаженные, гибкие.

Рты у всех троих были перепачканы свежей, алой кровью. А рядом с ними стояла, дрожа, привязанная к камню молодая алеранская женщина, на теле которой все еще виднелись обрывки обычной сельской одежды.

Олдрик брезгливо скривил рот.

— Дикари, — пробормотал он.

— Да, — согласился Фиделиас. — Они нам потому и нужны, что дикари.

Мечник негромко зарычал.

— Они выступили слишком рано. С этой стороны долины нет ни одного алеранского поселения.

— Это очевидно. — Фиделиас сделал шаг вперед и повысил голос. — Ацурак из клана Овцереза. Насколько я понимаю, наша атака должна была состояться спустя два утра, считая с сегодняшнего. Или я ошибался?

Ацурак поднял взгляд на Фиделиаса. Женщина постарше, судя по виду из клана Волка, встала со своего места у подножия забрызганного кровью камня и подошла к нему, кося янтарными глазами на Фиделиаса. Не глядя на женщину, Ацурак поднял руку, чтобы коснуться ее.

— Мы празднуем нашу победу, алеранец. — Он улыбнулся, и зубы его тоже оказались перепачканы алым. — Ты желаешь разделить ее с нами?

— Ты празднуешь победу, которой еще не одержал.

Ацурак равнодушно отмахнулся.

— Позже для многих моих воинов не будет возможности отпраздновать ее.

— Значит, ты нарушил наше соглашение? — спросил Фиделиас. — Нанес удар до срока?

Марат нахмурил тяжелые брови.

— Передовой дозор ударил первым — таков наш обычай. Нам, алеранец, ведомы многие входы и выходы из долины. Армия там не пройдет, а дозор — легко. — Он махнул рукой в сторону связанной девушки. — Ее люди хорошо бились с нами. Хорошо умирали. Теперь мы напитаемся их силой.

— Вы пожираете их заживо? — спросил Олдрик.

— Чистыми, — поправил его Ацурак. — Не тронутыми ни огнем, ни водой, ни клинком. Такими, какими предстают они пред Единственным.

При этих его словах двое воинов-овцерезов встали и подошли к пленнице. С небрежной, почти равнодушной уверенностью они отвязали ее, сорвали с нее остатки одежды и привязали ее обратно с широко разведенными руками и ногами.

Ацурак покосился на пленницу и раздвинул окровавленные губы.

— Так мы берем больше силы. Я и не ожидал, что ты поймешь это, алеранец.

Девушка затравленно озиралась по сторонам. Глаза ее покраснели от слез, тело дрожало от холода, губы посинели.

— Пожалуйста, — взмолилась она, увидев Фиделиаса. — Прошу вас, сэр. Помогите, пожалуйста!

Фиделиас встретился с ней взглядом и медленно двинулся к камню, к которому она была привязана.

— Обстоятельства изменились. Нам придется поменять планы, чтобы не отстать от событий.

Ацурак, хмурясь все сильнее, следил за ним взглядом.

— Как поменять, алеранец?

— Сэр! — не унималась девушка, сморщившись от слез и страха. — Прошу вас, сэр…

— Ш-ш-ш, — произнес Фиделиас. Он положил руку ей на волосы, и она замолчала, сдавленно всхлипывая. — Нам нужно ускорить выступление. Войска в гарнизоне могут подготовиться к нашей атаке.

— Пусть готовятся, — лениво бросил Ацурак, прижимаясь к одной из женщин. — Мы и так вырвем зубами их слабые животы.

— Ты ошибаешься, — возразил Фиделиас достаточно громко, чтобы его слышали все собравшиеся у пруда мараты. — Ты ошибаешься, Ацурак. Мы должны атаковать одновременно. На рассвете.

На вершине холма воцарилась такая тишина, словно мараты боялись даже вздохнуть.

Все переводили взгляд с Фиделиаса на Ацурака и обратно.

— Ты сказал, что я ошибаюсь, — медленно произнес Ацурак.

— У твоего народа младшие слушают старших — так, вождь клана Овцереза?

— Так.

— Значит, ты, молодой вождь, послушаешь меня. Я был здесь, когда алеранцы в последний раз бились с твоим народом. И не было тогда никакой славы. Никакой доблести. Даже битвы толком никакой не было. Скалы опрокидывались на ваших людей, а трава спутывала им ноги. Огонь бежал по земле, огонь захлестнул их и уничтожил всех. Не было ни схватки, ни поединка, ни Испытания крови. Они умерли, как безмозглые животные в капкане, ибо стали слишком самоуверенными. — Он скривил губы в усмешке. — Они нажрались до отвращения.

— Ты оскорбляешь память отважных воинов…

— Которые умерли потому, что не использовали всех своих преимуществ, — рявкнул Фиделиас. — Веди своих людей на смерть, Ацурак, если таково твое желание, но я не буду в этом участвовать. Я не желаю тратить жизни моих воинов в попытке одолеть рыцарей готового к нападению гарнизона.

Еще один марат — тоже из овцерезов — встал и шагнул к ним.

— Он говорит как алеранец. Как трус.

— Я говорю правду, — возразил Фиделиас. — Если ты мудр, молодой воин, ты прислушаешься к словам старшего.

Несколько секунд Ацурак молча смотрел на него. Потом резко выдохнул.

— Алеранцы бьются, как трусы. Заставим же их помериться с нами в Испытании крови прежде, чем они смогут подготовить своих духов, чтобы спрятаться за ними. Мы нападем на рассвете.

Фиделиас кивнул.

— Значит, праздник завершен?

Ацурак покосился на дрожавшую под рукой Фиделиаса пленницу.

— Почти.

— Пожалуйста, сэр, — прошептала девушка. — Пожалуйста, помогите.

Фиделиас внимательно посмотрел на нее и кивнул, взяв другой рукой за подбородок.

А потом резким движением сломал ей шею. В наступившей на вершине холма тишине хруст показался особенно громким. Еще пару секунд глаза ее потрясенно смотрели на него. Потом взгляд ее медленно угас.

Он отпустил голову мертвой девушки, и она упала, с глухим стуком ударившись о камень.

— Теперь кончился, — сказал он Ацураку. — Будь на месте с восходом солнца. — Он побрел через круг обратно к Олдрику, стараясь не выказывать хромоты.