— Где деньги, Лебовский?!

Как же я надеялся никогда больше не услышать этой фразы! В прошлой реальности практически каждый новый знакомый, узнав мою фамилию, начинал знакомство именно с этой цитаты из одного сомнительного шедевра мирового кинематографа.

Приколисты, блин! Фильм, кстати, был так себе. Вообще никогда не понимал восторгов по его поводу.

Вот только сейчас надо мной, похоже, никто не прикалывался. Меня выдернули из-под одеяла, подхватив за локти, и выплеснули в лицо ведро ледяной воды. И вряд ли они пытались щегольнуть знанием современной киноклассики

— Где деньги, Лебовский?! — повторил Йован. Здоровенный серб поставил ведро на пол. Одет он был, как всегда, в траченный молью мундир Соловецкой артели. Хрен знает, где он его раздобыл на самом деле, каждый раз он по этому поводу рассказывал очередную драматическую историю, ни одна из которых не была правдой.

— Или ты думаешь, что любимчик ректора может вот так запросто творить все, что ему захочется, а мы будем глотать, как твои шлюшки с медицинского?

— Да о чем ты вообще говоришь? — спросил я, проверяя насколько крепко меня держат. Кстати, я и правда не понимал. Я вернулся в Томск позавчера, и с тех пор первый раз лег спать… Я посмотрел на часы на стене. Шесть двадцать утра. Ага. Чуть больше двух часов назад.

— Вот ты говно на ножках! — Йован без замаха врезал мне под дых. Весь воздух вылетел из легких, меня бы согнуло, но двое его верных миньонов держали крепко. За локти. Так. За локти… Соединить большой и безымянный, потом большой и указательный. Скрестить мизинец и средний.

— Пальцы, дебилы!!! — Йован попытался отскочить в сторону, но было поздно, заклинание сработало. Его ноги разъехались на внезапно ставшим страшно скользком полу. И он грянулся на пол. Ноги его прихлебал тоже разъехались, пальцы соскользнули с моих рук. Я быстро схватил со стула свои вещи, сунул ноги в сапоги и выскочил из комнаты. Действие склизлы длится минуты полторы-две, так что фора у меня так себе.

Я прогрохотал сапогами по металлическим ступеням черной лестницы, дернул задвижку и выскочил на задний двор общежития. Вот что мне мешало уйти спать к своим? Нет, блин, поленился. Ночь, пешком далеко, омнибусы не ходят.

— Лебовский? — сидевший у стены Корчин едва сумел сфокусировать на мне взгляд. — Опять муж вернулся не вовремя?

— Много ты знаешь замужних в общаге? — огрызнулся я, прыгая на одной ноге, а другой пытаясь попасть в штанину.

— Да хрен тебя знает, как ты их находишь… — Корчин отхлебнул из бутылки. Вот нормальный же мужик, когда трезвый! Только он теперь все время бухой. Как и все мужики-каратели. Почему-то нормально заниматься медициной получается только у одаренных девчонок. А парни рано или поздно текут крышей.

— Эх, стоит один раз трахнуть овцу… — пробормотал я. История с замужней со мной случилась единственный раз, и больше я к ним на пушечный выстрел не приближаюсь. Но теперь мне фиг забудут.

— Лебовский, стой, скотина! — в окно четвертого этажа высунулся Йован. — Все равно я тебя поймаю!

В этот момент я сумел-таки застегнуть штаны и побежал дальше. Рядом со мной об край клумбы разбилась брошенная мне вслед бутылка. Сверху раздалось очень характерное клацанье дробовика.

Да, бля… Я принялся слегка раскачиваться и петлять, чтобы прицелиться было трудно, нырнул за живую изгородь, пробежал мимо Мертвого Лося, морга-котельной, перемахнул через забор и свернул в переулок. На шаг я перешел только через три квартала.

Какого хрена вообще произошло?

Опять чудит мой «темный двойник»? В прошлый раз примерно такая же фигня была, но я считал, что у меня получилось избавиться от этой дряни…

Я вышел из кабинета ректора со смутным ощущением, что совершенно не помню разговора. Да и фиг бы с ним, с самим разговором дословно. Непонятки остались в другом — это тот же самый мужик, с которым я разговаривал на темной стоянке где-то еще в своем мире. И потом еще раз. Во сне. Или мне все это реально приснилось, а ректор Гезехус — это просто совпадение такое. Ну или не совсем, скажем так, совпадение, а…

Я остановился на крыльце. Компания развеселых выпивох куда-то откочевала. Вместо них на ступенях сидел один единственный очкарик, уткнувшийся носом в исписанную мелким почерком тетрадку. Девушка в длинном белом платье клацала здоровенными садовыми ножницами, вырезая из бесформенного куста… что-то. Вообще это была первая девушка, которую я увидел здесь. Или парней среди студентов было сильно больше, или девушек в основном скрывали от глаз. Опять отчаянно захотелось закурить. В ноздрях еще держался запах табачного дыма из ректорского кабинета.

Я присел на ступеньку крыльца, и вдруг обнаружил, что, оказывается, мои руки вовсе не пустые. Видимо, эту тощенькую картонную папку мне вручил ректор, перед тем, как я покинул его кабинет. Или, может, его секретарь?

А там был еще секретарь?

Я изо всех сил напряг мозги, пытаясь восстановить, что же все-таки происходило в кабинете.

Вот его кресло разворачивается… До этого момента я помнил четко, а потом какие-то сплошные обрывки-осколки. Белая собака в углу была, или мне только показалось?

А горбатая одноглазая старушка за книжным шкафом, который на самом деле оказался потайной дверью в подвал?

И такой еще… самовар из которого в чайную чашку лилась тонкая струя голубого света?

А здоровенные жуки в коробке из-под ботинок?

Что-то фигня какая-то. Как будто я сел в кабинете у ректора на стул и уснул. И мне приснилась всякая фигня, которая перепуталась в моей голове с реальным разговором. Лучше посмотрю, что в папке. По крайней мере тут я могу быть полностью уверен, что она настоящая.

Я отогнул сероватый картон, на котором размашистым почерком было написано «Б.Лебовский».

Негусто, прямо скажем.

Пропуск в библиотеку начальный, записка коменданту общежития Пузкову Н.Н., чтобы тот распорядился предоставить мне кровать. Так, а это что? Полотно неокрашенное, два погонных метра. Бумага писчая, 200 листов. Экстракт бородавочника безусого, бутыль аптекарская, большая. Ага, какой-то список. Дальше у нас что? Правила для обучающихся в Первом Сибирском Университете. Что-то я уже запутался с официальным названием этого учебного заведения. Так он императорский? Томский? Или Первый Сибирский? А впрочем, какая разница, если задуматься?

О, а вот эта бумага, как я понимаю, касается Бюрократа, Гиены и Натахи. Записка адресована Вахопулову Гришке, жандармскому вахмистру и кровопийце. Прямо так и было написано. Я настолько удивился, что даже вчитался повнимательнее.

«Это письмо тебе вручит особо ничем не примечательный парень, если он будет выше, чем тебе по погоны, значит по дороге его ограбили, и можешь смело вязать дурака, который это сделал. Паренька зовут Богдан Лебовский, и у него в гостишке томятся трое друзей, которых он хочет непременно в Томске поселить.

Значит, троица такая. Клаус Маркович Витте, мошенник и казнокрад, дальний родственник твоего секретаря. Наталья, точнее, прости-господи, Натаха-Холера из Новониколаевска. Такая она, твоя удача, Гришка! И третий, Степан Кулема. Ничем не примечательный мужик.

Надобно им найти жилье на первое время, а потом посмотрим.

Пошлину и всякое такое оплатят, деньги есть.

На Витте хлебальник не разевай, он мой.

Покедова!

Гезехус.

P.S. Передай, кстати, с парнем квитанции на моих обормотов. Я тут им в карты проигрался, так что оплачу.

P.P.S. Проходку через ворота на имя Лебовского пока не выписывай, пусть сначала заработает».

Хорошо. Значит в процессе разговора я не забыл позаботиться о Бюрократе, Гиене и Натахе. Я снова попытался вспомнить хоть что-нибудь, память тут же подсунула эпизод с распахивающимся глобусом, внутри которого были вовсе не бутылки, как в таких ситуациях полагается, а клетка со змеей. И дудка как у факира в бархатной выемке рядом.