— Забава Ильинична, а делать-то мне что надо будет? — спросил я.

— Спать, милый, спать, — ласково ответила она. — Закрывай глаза и спи. А то придет серенький волчок, а они, знаешь, любят кусать людей за что ни попадя…

— Я имел в виду, с двойником моим что де… — я замолк, не закончив фразы. Бабки в комнате не было. В углу рядом с дверью светился фонарь, которого раньше там не было. Тускло-оранжевый, почти ничего вокруг не освещающий. Кружки, из которой я пил, тоже не было. Стол был покрыт желтоватой льняной скатертью с длинной красной бахромой. Я поднялся с лавки и огляделся. Комната больше не выглядела заброшенной. На полу — полосатый половичок, окно отмыто до блеска, на окне — горшок с белой геранью. Печь сияет свежей побелкой. Заслонка отдраена до блеска. А на лавке рядом со столом — спящий я. Лицо безмятежное, рот слегка приоткрыт. «Надо же, как по-дурацки я выгляжу, когда сплю», — подумал я и посмотрел в сторону зеркала.

Оно было на месте. Только тумба и рама были не обшарпанными, а почти новыми, как будто лет сто назад, когда это зеркало сюда привезли и поставили. И стекло не волнистое, а идеально ровное. Никаких мутных разводов и темных пятен.

Наверное, мне туда? Ну, логично же, что если двойник выходит из-за зеркала, когда я сплю, то мне нужно подловить его там, в зазеркалье. Когда спит он?

Хм. Звучит это все, конечно, как сценарий какого-то мистического триллера.

Я стоял напротив зеркала и несколько секунд просто на него смотрел. Отражения моего за ним не было. На той стороне была комната бабки. В точности такая, как в реальности — потемневшее дерево, облупившаяся побелка на печи, никаких ковриков и фонарей, ничего такого. Я коснулся стекла пальцами, ощутил едва заметное давление, а потом пальцы прошли на другую сторону. Хм, прикольно. На этой стороне мои пальцы были полупрозрачными, а на той — словно обретали плоть.

Ну что, Лебовский, давай! Проверь, насколько глубока кроличья нора!

Или это из другой сказки?

Я забрался на тумбу, пригнул голову и решительно шагнул в зеркальный проем.

Ощущение реальности происходящего не появилось. Просто реалистичный сон, не более того. Когда можешь потрогать, понюхать и попробовать на язык вроде бы все, что угодно, но все равно понимаешь, что спишь.

В комнате, кроме меня, никого не было. На столе стояла одинокая чадная свечка и помятая жестяная кружка. Я оглянулся на зеркало. Но оно не отражало ничего вообще. Просто темный стеклянный прямоугольник. Как будто окно в ночь.

Я пожал плечами. Мистика такая мистика. Как-то разбираться в символическом значении каждого предмета не особо своевременно.

Так, надо же что-то делать?

Я направился к двери. А может мне нужно какое-нибудь оружие? Вроде бы, мне надо убить своего доппельгангера, не голыми же руками мне это делать…

Я огляделся. Две скамьи, печь, закопченная заслонка, свечка и кружка. Мда. Скамейку от пола оторвать? Ну да, из меня тот еще Портос.

Ладно, будем действовать по обстоятельствам.

Все-таки это не совсем реальность, а какое-то зазеркалье во сне.

Я открыл дверь. Вместо двора Забавы Ильиничны я оказался в каком-то другом дворе. Гораздо больше и куда более ухоженном. Колода для колки дров, между столбов — веревка, с развешанными вещами. Длинный жилой барак, фонари над каждой дверью. Это же задний двор поместья Матонина в Новониколаевске! Что я тут делаю?

Движение справа. Я Плавным шагом я переместился в густую тень куста возле калитки. Мимо прошагал какой-то из Беков. На меня не обратил внимания. Или не заметил, потому что занят своими мыслями. Или просто он меня не видит.

Раздался гулкий удар гонга, а за ним — многоголосый восторженный крик. Значит там сегодня опять его кошмарное шоу. Интересно, это я правда в реальности за всем этим подсматриваю или все-таки просто сон?

Я проскользнул за калитку, повернул к вольерам. Прислушался. Осторожно сделал несколько шагов, заглянул в одну из клеток. Пусто. Во вторую. Никого.

Наверное, все-таки сон.

Ворота к арене распахнулись, по бокам открывшегося прохода вспыхнули два факела.

Эй! Я же не был так близко к входу! Почему, черт возьми…

Непреодолимая сила вытолкнула меня на засыпанный песком и опилками круг. Трибуны снова взорвались азартными воплями, ударил гонг.

Только вот трибуны были пусты.

Все, кроме одной ложи. Там сидели Юрий Матонин, Талтуга и еще один парень, чье лицо было скрыто широкими полями шляпы. Талтуга встала и вскинула руки. Ее темные волосы взвились облаком вокруг головы. Снова ударил гонг.

Я понял, что на арене я не один. Что с другого ее края стоит зеркало. Ростовое, в облупленной деревянной раме, с волнистым стеклом. Поверхность изъедена черными пятнами.

Талтуга хлопнула в ладоши, и зеркало засветилось. Мое отражение двинулось вперед, перешагнуло через раму и тоже ступило на арену. Зеркало за спиной моего доппельгангера тут же рассыпалось на миллиард крохотных осколков. Как будто взорвалось…

У другого я было самоуверенное лицо и глумливая улыбка. Он тоже был одет в черный костюм, только вот в руках у него был длинный кинжал. Я посмотрел на свои пустые руки. Ну что ж, на этой арене только один вид оружия, значит нужно будет воспользоваться им.

Осталось всего ничего — придумать, как отобрать его у моего двойника.

Рукопашный бой может пригодиться солдату только в том случае, если этот раззява продолбал свое табельное оружие и оказался настолько бестолковым, что выпал на противника лицом к лицу. То есть, вот как я сейчас. На самом деле в рукопашке я был неплох, по крайней мере для моего не особо внушительного веса. Моими главными преимуществами всегда были скорость и быстрая реакция. Но в этот раз против меня был я сам. Причем еще и с ножом. Значит никаких преимуществ у меня нет.

Первый удар я пропустил. Мой двойник показал заход справа, но уже в движении поменял направление и полоснул меня по левой руке. Я отскочил, но опоздал на долю секунды. Лезвие скользнуло по предплечью, и я почувствовал, как рукав стал мокрым.

Боли не было. Это хреново. То есть, в чем-то хорошо, но если так и дальше пойдет, то нужно быть внимательнее.

Потом мой двойник провел серию быстрых ударов, от которых я благополучно увернулся.

Так мы танцевали друг вокруг друга, как отражения в зеркале.

Собственно, почему как?

Надо как-то выбить у него нож. Но как? Такое ощущение, что он читает мои мысли и знает каждое мое движение еще до того, как я его сделаю.

«Ты слишком много думаешь, Лебовский! — вспомнил я слова тренера. — Твое тело знает, как победить, просто не мешай ему!»

Я вдруг понял, что доппельгангер избегает моего взгляда. Отводит глаза быстрым неуловимым движением каждый раз, когда я пытаюсь его поймать.

— Эй ты, двойник! — выкрикнул я, чувствуя как где-то внутри зарождается огонь ярости. — Ты же мое отражение, почему ты на меня не смотришь?

— Почему ты уверен, что не ты — моё? — спросил он и громко захохотал.

— Философские споры, фу! — я отступил на шаг назад, не оставляя попыток поймать его взгляд. Очень странное ощущение. Он был похож на меня и не похож в то же время. — Ты же знаешь, что умрешь, если убьешь меня?

— И ты поверил в эту трескотню? — доппельгангер сделал длинный шаг, обходя меня слева. — Я просто займу твое место придурок. Никто и не заметит подмены.

— И кто же тебя просветил, зазеркальный? — спросил я.

— Ты лучше спроси, почему он тебе об этом забыл сказать, — двойник подмигнул и попытался провести удар. Я уклонился и отступил.

— И что же ты собираешься делать, заняв мое место? — спросил я. Честно говоря, я не столько пытался вытянуть из него ответы, сколько поддерживал разговор и концентрировался на нем. Чтобы не обдумывать свои действия и движения. Чтобы тренированное тело само решало, что лучше.

— Посмотришь сам, как всегда, — он снова захохотал и выбросил вперед руку с ножом. Уклоняться я не стал, потому что этот удар меня бы точно не достал. — Ты же уже смотрел, помнишь? Вот и дальше так будет, только все время. Признайся, в глубине души тебе понравилось то, что ты увидел!