Я провозился с уборкой часа полтора, выволок обломки тумбы и осколки зеркала на свалку на задворках. Окинул еще раз взглядом комнату. Ну, вроде нормально все. Порядок, не хуже, чем было, когда мы пришли.
Что там еще в моем списке дел? Общежитие, точно. Надо получить право на свое законное место, чтобы не приходилось ночевать на сундуке. Тем более, что сегодня возвращаться к своим мне ужасно не хотелось.
Найти общежитие оказалось легко, я спросил у дворника, а тот ткнул мне пальцем в трехэтажное каменное здание, рядом с которым росли четыре здоровенных ели. А вот коменданта пришлось немного поискать. В холле я его не обнаружил, его комната оказалась заперта, все, у кого я спрашивал, только пожимали плечами. На удачу я решил поискать в столовой, ну и заодно поесть.
Комендант нашелся. Им оказался невероятно толстый мужик. Настолько толстый, что его пузо не помещалось под стол, и есть ему приходилось в очень странной позе — вытянув шею вперед. Впрочем, по тому, как жадно он ел, было понятно, откуда взялось это самое пузо.
Никакого особенного интереса ко мне он не проявил, выдал ключ, сказал подойти к кастелянше за постельным бельем и формой и вернулся к поглощению пищи.
После еще некоторой суеты и помощи старенькой подслеповатой кастелянше в перетаскивании объемных мешков с постельным бельем, я стал счастливым обладателем собственного койко-места в комнате на три кровати. Там же был рабочий стол, чтобы прилежным студентам было где заниматься самостоятельной работой.
Моих соседей не было, но я особенно по этому поводу не расстроился. Сел на свою свежезастеленную кровать и выдохнул. Выглянул в окно. Второй этаж, спрыгнуть, в случае чего, будет несложно. Можно было пойти поискать секретариат, записаться к кому-то там на лекции, и вроде еще были какие-то необходимые телодвижения. А можно было остаться здесь и почитать, наконец, клятые правила, в незнание которых мне не ткнул только ленивый, и приступить к конспектированию учебников, которые Синильга Азаматовна строго велела вернуть в течение недели.
Правила я пробежал наискосок, внимательно прочитал только список запретов. Споткнулся об странное: «не хоронить жаб и лягушек» и «ни под каким видом не употреблять в пищу житовице», что бы это такое ни было… Разобрался, наконец, что такое эти жетоны. Что-то вроде системы оценок. Их выдавали преподаватели в случае успехов. А при косяках назначалась цена в жетонах, которую потом следовало отработать. Выдавали их в материальном виде, потом их следовало сдать в секретариат, чтобы их «зачислили» на счет. В случае минусового баланса дольше месяца студента отчисляли без права восстановления. Что ж, остроумно, хотя и непривычно немного.
Я отложил правила и взял в руки «Базовый практикум». Начинался который тоже с основательного и довольно грозного списка запретов. Строго предписывалось не выполнять упражнения нигде, кроме полигона и соответствующих стендов. Строго запрещалось использовать боевые конструкты на живых людях под угрозой немедленного отчисления. Запрещалось… еще довольно много всего, в общем. Но так или иначе это сводилось к обычным правилам техники безопасности.
Далее шел раздел, в котором объяснялось, что каждый магический конструкт — это точка равновесия между соответствующими эмоциями и самоконтролем. В этой самой точке максимального напряжения нужно применить ключ, и если все выполнено верно, то магия сработает. При должной тренировке на концентрацию, фокус и ключ уходят какие-то секунды. С первого же раза получается далеко не у всех. И получается совсем не то, что ожидалось. То есть, как я понял, схема работает так: если хочешь швырнуть в кого-то клубком огня, то нужно контролируемо почувствовать, например, злость, разогнать ее до состояния «сейчас меня просто разорвет», щелкнуть пальцами, и все получится. Впрочем, уточнялось, что ключ не обязательно жест на пальцах. Это может быть, например, вполне связный текст или вообще какая-нибудь сплетенная из веревок, соломы и веточек штука.
Тем временем, за окном начало темнеть. Я включил лампу, устроился на кровати поудобнее и приступил к следующему разделу. В котором описывались базовые эффекты, но без ключей. Чтобы новички случайно чего не напортачили.
Не заметил, как отрубился. Вроде бы только что читал учебник, и вот я уже вижу себя, стоящего перед какой-то дверью. Стучу в нее. Мне открывает Феодора, одетая в коротенький белый халатик. Я толкаю ее внутрь и запираю дверь. Она пытается трепыхаться, но какое там! В меня как будто вселился дикий зверь! Я затыкаю ей рот, срываю с нее халатик, под которым, ожидаемо нет ничего, кроме ее роскошного тела. Похоть просто застилает глаза. Сердце стучит в каком-то бешеном ритме.
Я швыряю ее прямо на пол и наваливаюсь всем телом. Ты же любишь пожестче, детка?!
Ощущения странные. Я как будто и участник процесса, и зритель. Но любые попытки хоть как-то повлиять на свои собственные действия у меня не выходят. Прекратить смотреть я тоже не могу. Смотрю, как мои пальцы сжимают темные бусины ее сосков, как ее гибкое тело пытается выкользнуть из-под меня, но я не позволяю.
Да бля… В остатках ясного рассудка где-то на задворках моего головного мозга бьется мысль, что это же не я! Это никак не может произойти со мной… Да, я бы хотел трахнуть сучку Феодору. Очень хотел. Так сильно, что даже скулы сводило. Но не так. Не когда она всеми силами пытается вырваться!
Надо как-то это прекратить… надо прекратить… Надо…
— Эй, — раздался над ухом незнакомый голос и кто-то потряс меня за плечо. — Эй? Ты Лебовский?
Глава 14. Ария пьющего цербера
Никакого общего сбора мародеров не получилось, разумеется. То есть, Йован с Борисом сначала хотели рассказать всем, но к счастью, одному из первых они о находке сказали Сергею Синклеру, тому самому, который руководил ритуалом-вечеринкой, неформальному лидеру мародеров. И тот, ожидаемо, приказал им заткнуться, найти меня, где бы я ни был, и притащить в мызу. Чтобы я тоже не успел ничего никому разболтать. Честно говоря, я дотопал до мызы в слегка измененном состоянии сознания, слушал потом тоже не очень внимательно.
— Ты же понимаешь, — заглядывая мне в глаза вещал Синклер. — Что это дело по-настоящему серьезное, и о нем не стоит болтать направо и налево? Прости, но ты здесь человек новый, я пока совсем тебя не знаю и вынужден держать руку на пульсе. Ну так что? Ты как? Понимаешь это?
— Понимаю, — говорю. — А что насчет остальных мародеров?
— О, безусловно ваша находка касается всех, — Синклер замахал руками, как бы отметая всякие намеки в своей непорядочности. — Но пока что мы точно не знаем, если там все еще этот клад, или его уже давно нашли, так ведь? И если мы сейчас соберем всех мародеров, наобщеаем им драгоценный клад, а потом окажется, что там давно ничего нет, и мы только зря всех перебаламутили, то получится некрасиво совсем, так ведь?
— Так ведь, — передразнил я. — Да не ссы ты, Синклер, все я понимаю. И даже считаю, что твое решение не болтать раньше времени очень правильным. Быстрее справимся, меньше шума будет.
— Уф, — Синклер облегченно вздохнул. — Рад, что ты разумно рассуждаешь. Иначе пришлось бы…
Синклер сделал странный жест рукой, но разворачивать свою мысль не стал. Честно говоря, я в этот момент продолжал думать про свой сон с Феодорой, но это «пришлось бы» про себя отметил. Внимательнее надо быть к однокурсникам своим, вот что. Во всяком случае, неплохо бы выяснить не простирается ли граница этого «бы» до бесславного утопления в Ушайке или поездки в лес в трех разных пакетах. Неприятный взгляд у него был. Да и сам он неприятный. Какой-то скользкий и мутный. Фамилия странная для этих мест, но я решил пока не задавать вопросов о его происхождении, чтобы лишний раз не нервировать. Он и так выглядел чересчур на взводе. Судя по напряженному лицу того паренька, который меня в общагу будить приходил, у него тоже были некоторые опасения. Я понял, что до сих пор не знаю, как его зовут. В мызе на ночном сборище присутствовали, что вполне логично, я, Йован и Борис. Синклер, который, собственно, пресек дальнейшее распространение информации, и вот этот парень. Молодой совсем, светловолосый, глаза такие ясные и восторженные. Выглядит как переодетая девчонка. Молчаливый. Все время смотрит на Синклера, кивает на каждое его слово. Почитатель такой. Миньон. Фаворит. Ну, или что-то вроде секретаря.