— Нет! — крикнул Кащеев, обеими ладонями касаясь груди старика. Тот заорал. Я отдернул ладонь. Из укуса сочилась кровь. Но, похоже, кроме моей крови на ладони была еще и кровь старика. Прежде чем укусить меня, он прокусил себе губу или язык.

Раздался вой, свет в коридоре замерцал и погас. По стенам пробежали яркие пламенные всполохи. Кащеева отшвырнуло в стену. А с кровати начала подниматься призрачная фигура в белых одеждах. Это существо было один в один похоже на Федора Кузьмича, только вот глаз был один. И он сиял пронзительно-синим, таким особенным болезненным светом, который ввинчивается в глаза и как будто выжигает на сетчатке раны.

Призрак раскинул руки в стороны, и комната наполнилась гулким смехом. Таким низким, что от него болела голова. Взгляд его единственного глаза сначала беспорядочно шарил по комнате, а потом уперся в меня. Меня прошиб холодный пот. Сделалось жутко так, как, наверное, никогда не было. Я отступил назад, к двери. Существо протянуло ко мне призрачные руки, как будто собираясь ухватить за шею. Я пригнулся, бросил быстрый взгляд в сторону Ларошева. Тот стоял на прежнем месте, вжавшись в стену. Лицо его было белым, как полотно. У другой стены заворочался Кащеев. Что это еще за хренотня вообще?!

— Беги, Лебовский! — крикнул Ларошев. Существо дернулось в сторону голоса. Немигающее око уставилось на Ларошева. Тот тоненько завыл и начал медленно сползать по стене. Я схватил табурет и швырнул в призрака. Не рассуждая, как-то само получилось. Она ожидаемо пролетела насквозь и ударилась в стену рядом с кроватью. Но цели своей я достиг — призрак отвлекся от Ларошева и снова повернулся ко мне. И нахрена я это сделал? Можно подумать, я понимаю, что дальше вообще…

— Отвали от нас, тварь, кто бы ты ни был, — сказал я. Просто молчать было уже невыносимо. Ужас шевелился внутри, как будто собирался разорвать мне живот и высунуться наружу. Как Чужой.

Призрак снова махнул руками в мою сторону, я снова увернулся, но задеть меня он успел. В том месте, где призрачные пальцы коснулись кожи, я ощутил дикий холод. Как будто жидким азотом прижгли.

Призрак снова захохотал.

— Да что это вообще такое-то? — спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь. Никто мне и не ответил. «Отлично поговорили со стариканом, прямо десять баллов!» — подумал я.

— Пригнись, — то ли проговорил, то ли простонал лежащий рядом со стеной Кащеев.

— Что? — спросил я.

— Носом в пол упади, болван! — закричал он и попытался подняться. Но нога подвернулась, и он снова рухнул. Призрачный дед метнулся к нему. Из его единственного глаза протянулся тонкий голубой луч к голове Кащеева. Тот заорал. Диким кошмарным воплем. Таким, от которого сводило болью мозг.

— Эй ты, Лихо Одноглазое, — сказал я, чувствуя, что сдерживаемый ужас вот-вот прорвется наружу, и я со всех ног помчусь по коридору с зажмуренными глазами и заткнутыми ушами. Я понятия не имел, что делать, но как-то нужно было его отвлечь от Кащеева. Так орать можно только от нечеловеческой боли или страха. Или от всего вместе. Не знаю, что он там делал, мозг высасывал через череп или еще что…

Глаз снова уставился на меня. В голове какими-то обрывками фраз всплывала прочитанная методичка. Про пиковые эмоции и это вот все. Ну вот, эмоция самая что ни на есть пиковая. В прошлый раз в похожем состоянии я разнес в мелкую крошку стекло и вырубил нескольких громил, может быть, у меня снова может что-то получиться?

Я снова увернулся от призрачных стариковских пальцев, перекатился по полу к Кащееву. Быстро глянул на него. Тот вроде бы был жив, и видимых повреждений на его голове не было. И то хорошо…

Но больше ничего хорошего вокруг не было. Отступать больше было некуда. Призрачная тварь, раззявив рот в низком хохоте, приближалась. Длинные белые одежды колыхались в нескольких сантиметрах от пола. Руки раскинуты в стороны, пальцы хищно согнуты. А на груди проступает тот самый символ. Точка и из нее крючья. Незамкнутый цветок.

Скрюченные пальцы призрака протянулись ко мне. Снова раздался дикий хохот, прямо мне в лицо. Свечение синего глаза стало ослепительным. Его лицо было прямо перед моим лицом. Сквозь призрачную личину старика иногда проступало лицо. Другое лицо, молодое. В чем-то очень похожее на то, которое я вижу в зеркале. Но все-таки не оно.

Я вжался в угол и, чтобы хоть как-то прикрыться от болезненного синего света мертвого глаза поднял руку. Ту самую, за которую меня укусил старик.

Хохот внезапно замолк. Пасть призрака закрылась, он несколько раз дернул головой, будто принюхиваясь к чему-то очень неприятному.

Злобно фыркнул.

И как будто осыпался на пол. То есть, мне сначала показалось, что осыпался. Когда я решился посмотреть вниз, то увидел, что призрак теперь ползает по полу, переставляя тощие руки и ноги как паук. И принюхивается. На полу вокруг него вспыхивали и начинали светиться гнилушечным светом самые разные следы. Судя по реакции, ни один ему не понравился.

Рядом с дверью призрак снова поднялся во весь рост, зло зыркнул на меня и заверещал. От его визга у меня заложило уши. Он снова упал на пол и быстрой тенью, в которой уже нельзя было опознать человеческую фигуру, метнулся за дверь.

Всполохи со стен исчезли. Электрический свет снова несколько раз мигнул, на несколько секунд погас. А потом опять лампы засветились ровно. Как и раньше.

Старик лежал неподвижно, черты его лица еще больше заострились, из уголка рта стекала струйка крови. Кащеев пошевелился и простонал что-то неразборчивое. Я бросился к нему и опустился рядом с ним на колени.

— Вот болван… — пробормотал он.

— Ярослав Львович? — я заглянул ему в лицо. Он был бледным, но вовсе не выглядел смертельно раненым.

— Это я не вам, Лебовский, — голос Кащеева окреп. Он повозился и попытался встать. Я подставил ему плечо. — Слишком долго от Федора Кузьмича не было никаких проблем, вот и расслабился.

— То есть, вы знаете, что это сейчас такое было? — спросил я.

— Подозреваю, — Кащеев направился к кровати. Заглянул в широко распахнутые глаза старика.

— Мертв? — спросил я.

— Как полено, — отозвался Кащеев.

— Что это была за тварь? — простонал Ларошев, тоже поднимаясь на ноги.

— Это была какая-то чертовщина, прости-господи… — Кащеев вытер ладонью лоб. Обнаружил, что тот абсолютно сухой и, как будто, удивился.

— То есть, подозрениями вы не поделитесь, — Ларошев шумно задышал и потер пальцами виски. — И по городу теперь будет шнырять опасный призрак, а вы опять сделаете вид, будто нам все показалось!

— Да нет же, Ларошев! — плечи Кащеева устало сгорбились. — Я практик, понимаете? Врач, специалист по исцелению и врачеванию. Льщу себя надеждой, что немного разбираюсь в человеческой природе. А вот в этой всей чертовщине — не разбираюсь, понимаете вы это? Ай, да что я опять перед вами распинаюсь… — он устало махнул рукой. — Лебовский, у вас есть идеи, почему эта тварь вас не тронула?

— Не имею ни малейшего понятия… — я покачал головой.

— Значит, придется идти на поклон к Забаве Ильиничне, — он вздохнул. — Ну что, Ларошев, вы составите нам компанию или снова решите, что я от вас что-то намеренно скрываю?

— Ну уж нет, Кащеев, теперь вы от меня так просто не отделаетесь! — Ларошев гордо выпрямил спину.

— Ну вот и славно, — Ярослав Львович снова вздохнул и направился к двери.

Сначала я решил, что Забава Ильинична — это кто-то из преподавательского состава университета. Но к моему удивлению, Кащеев свернул на одну из боковых лестниц, потом решительно вышел на улицу и направился к левой части университетского парка. За плотной стеной деревьев обнаружился высокий деревянный забор с простыми воротами, в которые явно заезжали машины. Кащеев махнул рукой, и с той стороны ворот раздался торопливый топот, забренчала цепь и створки ворот разошлись в стороны. Мужичок, открывший ворота, стоял сбоку и жевал кусок колбасы.