— Я на рынок за свежим молоком к завтраку, — Натаха снова появилась на пороге своей спальни, уже одетая в уличное платье. Я никак не мог привыкнуть к тому, что девушка, проламывающая черепа ударом кулака, занимается домашним хозяйством.

— Давай я составлю тебе компанию, — я поднялся. — Кстати, на Толкучем рынке есть заведения, в которых кормят завтраком? Кофе, там, подают, булочки всякие…

— Наверное, — Натаха пожала плечами. — Я не интересовалась.

— Так давай же поинтересуемся! — сказал я с энтузиазмом. — Заодно расскажешь мне, чем вы тут без меня занимались. Ну и сумку с продуктами потом помогу до дома донести.

— Ну… ладно, — Натаха посмотрела на меня с сомнением. — Только кофий я не люблю.

— Значит будем пить компот, — сказал я. — Или кисель. Или квас. Да пофиг, что! Давай прогуляемся, в общем! Отпразднуем, так сказать, мое второе рождение. Я же вроде как только что смерти избежал.

Утренние заведения на Толкучем рынке были. Целых два. При магазине от пекарни Крюгера была чайная, а второе работающее с утра — «Пышечная мадам Зизи». Мы устроились за уличным столиком под полосатым навесом-маркизой, заказали себе тарелку пышек, Натаха взяла стакан киселя, а я — кофе. Правда, очень быстро пожалел о своем выборе. Это оказалась невозможная какая-то гадость.

— Лучше всех у нас Бюрократ устроился, — рассказывала Натаха. — Он оказался тут настолько нужным человеком, что его, кажется, каждый день разные конторы к себе заманивают. И деньгами обещают платить, и всякой натурой. Вчера вот оленины вяленой приволок шмат здоровенный. Гиена выбирает пока. Ему предлагают вышибалой работать, а он носом крутит. Мол, он слишком умный для вышибалы.

— А ты? — спросил я, хватая очередную пышку. Жирные колечки, посыпанные сахарной пудрой. Практически такие же, как в прошлой жизни.

— А я пока никуда не устраивалась, — сказала Натаха. — Вроде как, присматриваю за домом.

Я хотел еще о чем-то спросить, но замолчал. Нахмурился и напрягся. К нашему столику приближалась безмятежно улыбающаяся Феодора. Опять в своем монашеском одеянии, на плече — холщовая сумка. Совсем такая же, как и у Натахи. Ей-то зачем на рынок за покупками? В унивеситете же всех кормят в столовой…

— Привет, Лебовский, — сказала она, бесцеремонно усаживаясь на стул, напротив меня. — Надо же, а ты живее всех живых, оказывается. Ходили слухи, что тебя убили.

— А может это вовсе не я? — я подался вперед. — Может это мой злой двойник меня убил и занял мое место?

— Фи, глупости какие! — Феодора презрительно скривила губы. — Доппельгангеры не живут без оригиналов. Может представишь меня своей спутнице?

Феодора оценивающим взглядом посмотрел на Натаху.

— Какой я невоспитанный болван, право слово, — я усмехнулся. — Натаха, это Феодора. Медицинский факультет, верно же? Я пока не до конца разобрался в иерархии карателей.

— Не очень люблю это название, но да, медицинский, — Феодора продолжала сверлить Натаху взглядом.

— А это Натаха, — сказал я и понял, что понятия не имею, как продолжить.

— Разве монашки могут учиться в университете? — спросила Натаха. — Я думала, что у них какие-то свои учебные заведения.

— Я не совсем обычная монашка, — Феодора перевела взгляд на меня. — Ярослав Львович приказал к тебе не приближаться, если я вдруг тебя увижу.

— И как только ты меня увидела, то приказ ты нарушила, конечно, — я хмыкнул.

— А я вообще странная, — Феодора смотрела на меня. Я почувствовал, как ее босая ступня коснулась моего бедра под столом. Мне потребовалась вся сила воли, чтобы никак не отреагировать на этот ее жест. Ее губы приоткрылись, дыхание стало прерывистым и взволнованным. На щеках заиграл румянец. А ее уверенно продвигалась по моему бедру вверх. Какого черта она делает?!

Повисла неловкая пауза.

Так, соберись, Лебовский! У меня мелькнула в голове какая-то мысль, как только я ее увидел. Но это было еще до того, как она решила поиграть своей ступней. Я даже вроде бы обрадовался, когда ее увидел. Ах да. Она же могла передать Йовану, что я жив и честно занимаюсь своей частью работы. Только вот как ее об этом попросить?

— Сегодня будет очень жарко, — медленно сказала Феодора и провела ладонями по груди. Ткань натянулась, обрисовывая ее роскошный бюст в мельчайших подробностях. По своему всегдашнему обыкновению, она под монашеским одеянием носила только свое голое тело.

— Слушай, Феодора, — я на пару секунд замолчал, закрыв глаза. Мне уже реально нужно было как-то начать разговор, а то неловкость ситуации крепла с каждым феодориным глубоким вдохом. — У меня больше нет доппельгангера. Я его убил сегодня ночью.

— О!? — Феодора настолько удивилась, что даже убрала от моего паха свою ступню. — А ты не выдумываешь? Ни у кого не получалось же…

— Но тут есть другая проблема, — я подавил вздох облегчения. — Если я вернусь в университет, то в меня ведь снова будут стрелять?

— Ой… — Феодора очень театрально подтолкнула ложечку к краю стола, и та со звоном упала на деревянный настил уличного кафе. — Я такая неловкая… Не поднимешь, Лебовский?

Продолжает игры? Я склонился под стол. Ну да, конечно… Левой рукой, той самой, которой сбросила ложку со стола, Феодора быстро дернула подол вверх, продемонстрировав еще раз полное отсутствие под рясой белья. А в правой… А в правой руке у нее был пистолет. Крошечный, практически как игрушка. Но в упор такой вот бэби-браунинг убивает с таким же успехом, как и его полноразмерные собратья. Феодора показательно убрала палец со спускового крючка и демонстративно убрала оружие в крошечную кобуру на бедре.

Я поднялся обратно.

— И что это значит? — спросил я.

— Это значит, что я попробую тебе поверить, Лебовский, — сказала Феодора почти нормальным тоном. Человеческим. Без кривляний, ужимок и игр. — Ты хочешь что-то через меня передать, верно? Кому?

Я мысленно перебрал в голове варианты тех, к кому я мог бы отправить Феодору с известием. Первым напрашивался Кащеев. Это же он начал на меня охоту, значит и закончить может. Только вот говорить мне с ним не очень хотелось. Еще надо было маякнуть Йовану. Но это терпит, сначала я хотел добраться до психушки и убедиться, что Катенька умерла. Ну или в том, что она жива. Но отправлять Феодору к Йовану, это как-то… Гм.

Был еще и третий, кто был в курсе.

— Ларошеву, — решился я. — Передай Ларошеву, что со мной все в порядке.

— Бабке-Ёжке? — с сомнением нахмурилась Феодора. — Ну, как знаешь, конечно…

— Думаю, Кащееву ты и без моих просьб все расскажешь, — я пожал плечами.

— Так пока нечего рассказывать, — Феодора поднялась со своего стула, подошла ко мне и наклонилась так, что ее грудь коснулась моего плеча. — Надеюсь услышать всю историю, — прошептала она. — Как ты там любишь говорить? Жажду подробностей… —

Феодора выпрямилась и посмотрела на Натаху. — Мне уже пора. Приятно вам провести время. Я поговорю с Ларошевым. Если он трезвый, разумеется.

Она повернулась и неспешно скрылась в утренней рыночной толпе. Я некоторое время молча провожал ее взглядом.

— У меня от нее мурашки… — проговорила Натаха. — Она же не монашка, верно?

— Ага, — я кивнул и решился, наконец, посмотреть на Натаху. По ее лицу понять что-то было сложно. Но от безмятежной утренней неги не осталось никакого следа. Что ж, надо признать, что до появления Феодоры наше свидание было очень милым, но сейчас точно нечего и думать о том, чтобы эту атмосферу вернуть назад.

Значит можно было заняться другими делами.

— Слушай, Натаха, тут такое дело… — начал я. Она сначала нахмурилась, ожидая, что я продолжу разговор про Феодору, но я по-быстрому изложил ей историю про ворованов, тайник и семнадцать Золотых Соболей. А потом про личное дело Катеньки Крюгер, которое я читал до утра. Вместо хмурого недоверия на лице Натахи снова появился азарт, глаза заблестели.

— Ты хочешь, чтобы мы сходили в психушку и проверили, не живет ли там эта Катенька до сих пор? — деловито спросила она.