Салинас резко сел. Паже вдруг поймал себя на том, что как завороженный смотрит на предсмертную записку Рики — тут прозвучал удар судейского молотка, и он понял, что первая неделя процесса по делу об убийстве подошла к концу.

Притормозив у дома Розы Перальты, Паже вышел из машины и осмотрелся.

В эту пятницу они с Терри условились встретиться около девяти вечера, когда Елена уже ляжет спать. Но была еще одна причина, по которой он был здесь, — об этом попросила Роза. Паже тщетно пытался понять, почему мать Терезы пожелала видеть его именно сейчас, после всего, что случилось. Ему впервые предстояло увидеть Розу и впервые очутиться в доме, в котором Терри росла.

Это был скромный, но ухоженный оштукатуренный двухэтажный дом с крытым крыльцом и бетонными ступенями у входа. Крис остановился на тротуаре и устремил взгляд вдаль, туда, где отлого уходила вниз Долорес-стрит. Зал суда теперь представлялся чем-то вроде душного склепа, и ему казалось, будто в нем заново оживают простые человеческие чувства. Было темно; в призрачном свете уличных фонарей покачивались и шуршали листьями высокие пальмы; воздух был напоен свежестью, принесенной холодным ветром с океана. На противоположной стороне улицы Паже заметил смутные силуэты — возможно, это были бездомные бродяги или какие-нибудь сомнительные личности, промышлявшие наркотиками. Но его воображение рисовали совсем иное: Рамон Перальта ведет дочерей в миссионерскую школу, а в комнате на втором этаже с обезображенным побоями лицом лежит мать Терри.

Из окна наверху сквозь задернутые шторы пробивался тусклый свет. Крис машинально подумал, что это, должно быть, горит ночник в спальне Елены, где когда-то спала Терри. Он сердцем чувствовал: злой рок тяготеет над этим местом — над Розой, Терри, Еленой. Но странное дело — Рамона Перальты и Рикардо Ариаса не было в живых, ему самому грозило пожизненное заключение, и только женщины, казалось, способны превозмочь любую боль, чего бы им это ни стоило.

Что они с Терри могли сказать друг другу в такую минуту? И кем они были друг для друга? Он, над которым нависла реальная угроза тюрьмы, и она, не имеющая возможности из чувства долга оставить его до вынесения приговора. Сейчас Паже уже явственно ощущал, что между его отчаянным стремлением забыться — хотя бы на одну ночь — и теми краткими, внешне неприметными и безмятежными мгновениями, которые и составляют размеренный и спокойный ритм налаженной супружеской жизни, пролегла пропасть.

«Довольно», — приказал себе Паже. Какое-то время ему предстояло провести в обществе матери своей возлюбленной, и надо было не ударить в грязь лицом. Личность Розы Перальты казалась ему интригующей, а возможность познакомиться с этой женщиной — заманчивой, что бы она о нем ни думала.

С этими мыслями Крис подошел к дому и поднялся по ступеням.

Когда дверь перед ним открылась, Паже на мгновение лишился дара речи.

Даже при слабом освещении лицо стоявшей перед ним женщины показалось ему необыкновенным. Она смотрела на Паже со сдержанным достоинством, не произнося ни звука, как будто слова в эту минуту были излишни.

— Я только что осознал, — наконец выдавил из себя Паже, — какой со временем станет Терри. В этом смысле ей повезло.

Роза едва заметно кивнула.

— Прошу вас, входите, — предложила она, и Паже вслед за ней прошел в гостиную.

В небольшой комнате с облицованным керамической плиткой камином царил полумрак. Паже представлял себе это место по рассказам Терри и сразу увидел, чего здесь недостает: распятия и фотографий семьи Рамона Перальты. Вместо этого на каминной полке стояли более поздние снимки Терри и ее сестер, а также тот самый портрет Елены, который полиция нашла рядом с предсмертной запиской Рики.

Другой неожиданной — хотя и не столь бросавшейся в глаза — достопримечательностью интерьера была картина без рамы. На полотне, выполненном маслом в стиле гаитянского примитивизма, была изображена туземка с ребенком на руках, стоящая на берегу моря. Что-то в выражении ее глаз — холодном и бесстрастном — напомнило Паже Розу Перальту.

Они были одни.

— Тереза наверху с Еленой, — пояснила Роза. — Я хотела встретиться с вами. Присаживайтесь, прошу вас.

Кристофер сел в кресло напротив дивана. Теперь, при более полном свете, он мог внимательнее разглядеть ее. Темные круги под глазами Розы словно напоминали о том, что лучшие годы ее уже позади. Вместе с тем она вступила в тот краткий отрезок жизни, когда женщины определенного типа достигают хрупкого равновесия между красотой и старостью, придающего их облику неуловимое очарование и утонченность — равновесия, которого нельзя ни приблизить, ни сохранить. Возможно, лишь Паже смог бы различить тонкий белый шрам над верхней губой и сказать, что легкая горбинка, которую она передала Терри, сейчас была заметна чуть больше, чем прежде. Личность Розы Перальты занимала Паже по многим причинам.

— Вы не похожи на свои фотографии, — произнесла Роза. — Золотистые волосы — как и описывала Тереза.

Паже вежливо улыбнулся. Пока он отчетливо не представлял, как вести себя в разговоре с ней.

— Сегодня они далеко не такие золотистые, как прежде.

— Я искренне сочувствую вам. Это все, что могу сказать.

Роза говорила с легким акцентом, медленно, словно привыкла взвешивать каждое слово. Это делало их беседу похожей на какой-нибудь дипломатический раут, на котором, пытаясь понять, прощупывают друг друга посланники чуждых держав.

— Да, мне пришлось несладко, — простодушно признал Крис.

Роза пристально посмотрела на него.

— Теперь понимаю, что вы по-настоящему любите мою дочь. Раньше я не была в этом уверена. — Она помолчала, поправляя юбку на коленях. — Более того, сейчас я осознаю, что ей действительно было необходимо уйти от Рикардо и забрать Елену.

— Неужели до сих пор это было так сложно понять? — Паже почувствовал, что ему становится все труднее сохранять учтивость.

Роза заметно помрачнела; превратности судьбы приучили ее быть скрытной, и Паже понял, что она пригласила его совсем не для того, чтобы отвечать на вопросы.

— Я боялась, что Рикардо что-нибудь сделает, — произнесла она. — Уйти от него было непросто.

— Это до сих пор непросто сделать.

— Да, — согласилась Роза. — Вам приходится расплачиваться за нас. Я это тоже понимаю.

Паже не стал спорить; вместо этого он сказал:

— Этот шаг потребовал от Терри мужества. Она порвала с Рики, не вняв вашим советам, и — хотите верьте, хотите нет — без всякого вмешательства с моей стороны. Пусть даже меня признают виновным, но этот процесс, по крайней мере, уже подтвердил ее правоту.

Роза подняла на него взгляд.

— Что ж, видимо, так. Но ведь теперь у нее есть вы.

Паже понял, что она проверяет его.

— Может быть, — проговорил он. — А может быть, и нет.

Роза внимательно вглядывалась в него.

— Вы полагаете, они поверят, что Рикардо покончил с собой? — спросила она.

Этот вопрос застал его врасплох некоторой двусмысленностью.

— Нет, — наконец произнес Крис. — Все сведется к тому, что они будут решать, я ли убил его.

Роза испытующе посмотрела на него из-под полуопущенных век.

— Почему вы это говорите?

— Потому что вы не найдете ни единого человека, который поверил бы в самоубийство Рики. К тому же судебно-медицинский эксперт утверждает: все обстоятельства смерти говорят в пользу убийства.

Роза откинулась назад; выражение ее лица стало холодным — почти жестким.

— Не важно, как он умер, — отчетливо произнесла она. — Главное, что он умер.

Это было сказано тоном полнейшего безразличия, так, будто факт смерти Рикардо значил для нее не больше чем гибель мухи под мухобойкой.

— Я не могу передать вам, — тихо промолвил Паже, — как бы мне хотелось, чтобы он был жив.

Роза окинула его равнодушным взглядом.

— Что ж, он до сих пор был бы жив, если бы Тереза не ушла от него.