— Ничтожества? — Оборвал ее Салинас. — Мы имеем пример молодого человека в стесненных обстоятельствах, который в суде добивается опекунства над малолетней дочерью, искренне переживая за состояние ее здоровья. Ему противостоит его жена-адвокат, ее дружок, у которого денег куры не клюют, и мальчишка, который, вполне вероятно, является растлителем. И в этих обстоятельствах Ариас продолжает бороться за правду. Если уж говорить о жертвах, то кто, как не человек, которого довели до могилы, достоин сострадания?

Кэролайн на мгновение растерялась, а потом до нее дошло, что Салинас полностью солидарен с Рикардо Ариасом. Беспокоило ее другое — помощник прокурора уже обдумывал свою вступительную речь в суде и сейчас репетировал ее в присутствии Маккинли Брукса. И то, что в изложении Салинаса Рики превращался в свою противоположность, напомнило ей, как реальные факты зачастую искажаются до неузнаваемости в зале суда.

— Превосходная игра, — сухо прокомментировала она. — Именно это нужно «маленькому человеку». Сомневаюсь, однако, что покойный Рикардо был достоин ваших талантов. — Повернувшись к Бруксу, она добавила: — Если у вас на уме есть что-то получше, просветите меня — тогда и поговорим.

— Ваш клиент уже поговорил, — снова вмешался в разговор Салинас. — С полицией, это записано на пленку. У него есть какие-нибудь дополнения? — Нарочито язвительная улыбка скользнула по его губам. — Или, может быть, изменения?

Простукивая себя пальцем по подбородку, Брукс переводил взгляд с Кэролайн на Салинаса и обратно.

— Виктор прав, — наконец вымолвил он. — Что новенького вы имеете предложить нам?

В этом обтекаемом «предложить нам», возможно, заключался намек на вероятность сделки между ними. Но Кэролайн не могла знать этого наверняка.

— В настоящее время ваши претензии к Крису сводятся к тому, что у него имелись основания недолюбливать Рикардо Ариаса, — сухо произнесла она. — По правде говоря, я тоже недолюбливала Рикардо Ариаса, хотя встречалась с ним только на вечеринках. И даже если Рики и не пытался шантажировать Криса, а был святошей и отцом-одиночкой, которым вы его изображаете, то в этом случае еще более правдоподобно выглядит предположение, что он сам наложил на себя руки, переживая за Елену и не имея сил примириться с тяжелой участью детей во всем мире. Я хочу вас спросить, на кого еще шло содержание, равное примерно тому, которое получала Елена? — Она улыбнулась Салинасу. — Виктор, как бы талантливо вы ни играли его, Ариас остается темной личностью. Так что советую трижды подумать, прежде чем вы решите разжалобить присяжных до слез.

Одного взгляда на Салинаса было довольно, чтобы понять: он рвется в драку. Брукс же вдруг затрясся в беззвучном смехе, и оттого что в комнате царила мертвая тишина, сцена казалась еще более театральной.

— Боже, Кэролайн, — наконец выдавил он из себя, — вы и впрямь интересная личность. И вы в самом деле заставили меня задуматься. Предлагаю подумать обо всем в одиночестве.

Ее улыбки и след простыл.

— Мак, — как можно более сухо произнесла адвокат, — вы не сказали мне ровным счетом ничего. Кроме того, что по неведомой мне причине предпочитаете ломать комедию, а не разговаривать. Странно видеть вас в этой роли.

— Я сказал вам одно. — От слов Брукса повеяло холодом. — Мы ведем расследование. И пока вы не можете предложить нам ничего лучшего, кроме рассуждений о том, что Крис слишком доволен своей жизнью, чтобы кого-то убивать, несмотря на наличие у него веских мотивов для убийства. И это пока все, что я мог вам сказать. Хотя видеть вас мне доставляет подлинное наслаждение. Как всегда.

— Как всегда, — мимолетно улыбнувшись, промолвила она и, повернувшись к Салинасу, добавила: — Вас тоже, Виктор.

Салинас встал, и лицо его просияло улыбкой, при этом глаза оставались мертвенно-холодными. В следующее мгновение он извинился и вышел. Кэролайн и Брукс остались одни.

Кэролайн кивнула в сторону двери.

— Мак, а он производит впечатление. Поневоле вспоминается знаменитая улыбка Ричарда Никсона.

В установившейся тишине, в которой было даже нечто дружеское, Брукс и сам позволил себе улыбнуться.

— Что ж, — наконец изрек он, — не следует забывать, что он стал президентом.

— На некоторое время.

— Кстати о политике, Кэролайн, — произнес Брукс, пристально глядя на нее. — Не стоит при Викторе. Он может не понять, когда мы просто беседуем о том о сем.

— Разумеется, — ответила она. Следующие пятнадцать минут, пока ехала в такси в свой офис, женщина раздумывала над его словами.

В половине пятого у нее раздался звонок.

— Что-нибудь выяснила? — услышала она голос Криса.

— Две вещи. Во-первых, ты сказал Монку что-то такое, во что они не поверили. Возможно, о том, где ты провел тот вечер.

Повисла короткая пауза. Затем Паже ровным голосом спросил:

— У них что-то есть? Свидетель?

— Они не хотят говорить мне об этом, — вздохнув, произнесла Кэролайн. — И второе, Кристофер. Ты оказался прав. Что бы ни предпринимал Монк, во всем чувствуется рука Джеймса Коулта.

— Что вы помните, — спрашивала Харрис, — о смерти отца?

Терри ждала этого вопроса и одновременно боялась его.

— Я стараюсь не вспоминать об этом, — ответила она.

— Почему?

Терри смотрела на нее, недоумевая.

— Потому что это связано с душевной травмой, Денис. Возможно, кто-то помнит о собственном детстве больше меня. Но многие ли поведают вам с легкостью о том, как нашли мертвым одного из родителей?

Харрис подняла голову, обдумывая, казалось, вопрос Терри.

— Далеко не все будут подавлять в себе подобные воспоминания, — сказала она. — Возможно, в этом одна из причин ваших кошмаров — вы даете выход подсознательному.

Терри снова ощетинилась; ее поведение тогда было настолько естественным, что ей было противно объяснять его.

— А что, по-вашему, я должна была тогда делать?! — воскликнула она. — Сделать фотографию для семейного альбома?

— Я не говорю о каких-то ваших действиях, — с мягкой улыбкой произнесла Харрис. — Я просто прошу вас после всех этих долгих лет забвения вспомнить хоть что-то. Понимаете?

— Но какое отношение это имеет к Елене? Или в данном случае к моей жизни с Рики, что каким-то образом тоже повлияло на Елену?

— Терри, я пока не знаю. Возможно, это выражалось в том, как Елена оценивала Вашу реакцию на ее собственного отца. Ведь вам, как и Елене, мешает этот ваш сон. Вероятно, было бы лучше не придавать смерти отца столь символического смысла.

Терри колебалась. Она поняла, что может вернуть воспоминания, лишь закрыв глаза, но, стоило ей окунуться во тьму, женщина почувствовала, что не должна думать об этом.

— Не торопитесь с ответом, — услышала она голос Харрис. — Давайте просто посидим молча.

Терри снова закрыла глаза.

Первым прорвавшим завесу тьмы мимолетным воспоминанием был не материальный образ, а звук. Звук закрывающейся входной двери.

Терри сотрясла дрожь.

— Что это было? — спросила Денис.

Покачав головой, Терри медленно начала:

— У нас была входная дверь, стеклянная. На заднем крыльце, там, где я нашла его. Когда ее закрывали, раздавался слабый щелчок, когда захлопывался язычок на замке. Я слышу этот звук.

— Где вы находитесь?

Тьма стала другой: это уже не серый пробивающийся сквозь опущенные веки мрак, а что-то черное и близкое. Терри ощутила тесноту в груди.

— Я не знаю, — еле слышно ответила она. — Просто не знаю.

— Обнаружив отца, вы закрыли дверь и пошли звать на помощь?

Образ. За спиной у Терезы Роза, она цепляется за дверь, которая выскользнула у нее из руки. Голодная кошка мурлыкает и трется о ногу матери.

— Нет, — наконец промолвила она. — По-моему, мама была здесь же.

Воцарилась тишина.

— Что предшествовало этому воспоминанию? — спросила Харрис. — Что вы видите?

Терри откинулась на спинку кресла. Кресло мягкое, как тот матрас на кровати, в котором она буквально утопала, когда была ребенком. С закрытыми глазами образ был похож на ночь, прорезанную первыми предрассветными лучами.