— Я надеялась, — произнесла она, — как-то помочь наладить отношения — пусть не наши с тобой — хотя бы между тобой и отцом. Мне грустно наблюдать, как вы отдаляетесь друг от друга.

То, как Карло посмотрел на нее, напомнило ей Криса: это был взгляд, в котором за внешней бесстрастностью и отстраненностью угадывалось глубокое смущение. «Но мы разные, — казалось, говорил этот взгляд, — и жалеть об этом бессмысленно».

— Просто время идет, и все меняется, — сказал Карло. — Я всю жизнь зависел от отца. Но нельзя же навсегда остаться ребенком.

«Отлучение от материнской груди», — вспомнила Тереза то, как когда-то не без сарказма выразился Паже, говоря о его собственных отношениях с родителями. Но Крис этого не заслужил.

— Значит, ты по-прежнему будешь продолжать злиться? — спросила Терри.

Карло пожал плечами.

— А кто сказал, что я злюсь?

— Никто. Крис тоже никогда не говорил, что злится на меня.

Юноша удивленно вскинул брови.

— Папа? Он слишком невозмутим, чтобы злиться.

— И ты тоже невозмутим?

Карло окинул ее долгим испытующим взглядом, словно прикидывая, стоит ли пускаться в откровения.

— Нет, — наконец ответил он. — Я не такой.

«Прошу тебя, — про себя взмолилась Терри, — давай поговорим так, как мы говорили, пока я и Крис не стали любовниками».

— Это из-за Елены? — спросила она. — Или из-за того, что твой отец не говорил тебе всего?

Карло рассеянно подцепил вилкой кусок рулета, потом положил на тарелку.

— Елена, — промолвил он. — Я начинаю привыкать к этому. Я понял для себя следующее: если куда-то приходишь и знаешь, что с тобой все в порядке, люди верят этому. — Он помолчал и добавил: — К тому же Кэти никогда не верила, что я мог сделать такое.

Последнее замечание Карло задело Терезу за живое. Он, должно быть, и не подозревал, сколько смысла было скрыто в его словах: что Кэти, оказывается, верила Карло больше, чем она, Терри, верила Крису. Что Терри всегда сомневалась на его счет и что у Карло в его шестнадцать лет отношения со сверстниками были ничуть не менее доверительными, чем с отцом.

— Тебе, наверное, было нелегко, поскольку не мог рассказать Кэти всю правду о том, что произошло? — спросила она.

Карло задумался, потом произнес:

— В этом не было большой необходимости.

Тереза кивнула.

— Но у твоего отца была такая необходимость, согласись. Поэтому, чувствуя, что имеет на это право, он говорил тебе все.

Юноша помрачнел.

— Долгое время я не знал, что и подумать, — и он видел это.

Терри смотрела на него с пониманием.

— То же самое происходило и со мной. Но ведь ты был свидетелем. Если бы Крис сказал тебе правду, тебе пришлось бы делать непростой выбор: говорить неправду или поверить в его виновность. И потом — ты серьезно считаешь, что он должен был рассказать обо мне все? Ты разве все ему рассказываешь про Кэти?

Карло внимательно посмотрел на нее.

— Но это касалось меня.

— И меня. — Терри заговорила спокойнее. — Я не утверждаю, что твой отец был во всем прав, — понимаю, он взвалил на тебя непосильную ношу. Но я также понимаю: Крис чувствовал, что наносит вред вашим отношениям. А эти отношения имеют для него самое главное значение. — Она коснулась руки Карло. — Ты ведь не сомневаешься в этом, правда?

— В общем, да.

— В общем? Да Крис просто обожает тебя. — Тереза не сводила с него пристального взгляда. — Когда человек взрослеет, ему очень хочется казаться вполне самостоятельным и независимым. По-моему, это ты усвоил неплохо. Но меня беспокоит другое.

Карло холодно посмотрел на нее; Терри был знаком этот взгляд — когда так смотрел Крис, это означало вызов.

— И что же это?

— То, что ты должен научиться принимать Криса таким, как он есть, — человеком со своими слабостями и ошибками, который любит тебя и который вкладывал в тебя всю душу, не имея перед собой примера родителей, не получая помощи ниоткуда. — Она пожирала Карло глазами. — Ты тяжело переживал, когда мог потерять его, и я понимаю тебя. Но вот отец по-прежнему с тобой — неужели теперь он уже недостоин твоей любви?

Карло, прищурив глаза, прожевал кусок рулета и запил пивом.

— Нет, почему же? — промолвил он. В его глазах впервые мелькнуло слабое подобие улыбки.

Воодушевленная, Терри продолжала:

— Только постарайся не слишком походить на него, ладно? Не все умеют читать чужие мысли.

К ее удивлению, Карло расплылся в улыбке.

— Хочешь сказать — он любит подпустить туману? Да, лучше бы он не был таким эмоциональным. Это сбивает с толку.

Терри с облегчением рассмеялась.

— Точно. Особенно в компании.

Она вдруг вспомнила, что, добродушно пошучивая над Крисом, они с Карло впервые почувствовали расположение друг к другу. Но затем Карло задал вопрос, который ни за что не задал бы ей год назад:

— А как же твоя мать?

Терри посерьезнела.

— Это не одно и то же.

Улыбка слетела с губ Карло.

— Ты рассуждаешь совершенно правильно, — невозмутимо произнес он. — Но тебе, должно быть, непросто жить с этим?

Тереза покачала головой.

— Хорошего мало. — Она посмотрела в глаза Карло. — Меня больше не мучают кошмары. Только иногда вдруг нахлынут детские воспоминания — и еще постоянное ощущение вины… Из-за этого я чувствую себя бесконечно одинокой. Это невыносимо — носить все в себе, зная, что ни с кем нельзя поделиться, только с Крисом. Получается, что ему приходится за все и всех расплачиваться.

Карло был задумчив:

— Точно. Я, кажется, понимаю, что ты хочешь сказать.

Прошло несколько месяцев. Однажды Паже неожиданно столкнулся нос к носу с Виктором Салинасом, а потом тот без предупреждения пожаловал к нему в офис.

— Думаю, нам надо поговорить, — без предисловия начал Салинас.

— Кого я убил на сей раз?

Виктор нервно и с некоторым запозданием улыбнулся.

— Возможно, Маккинли Брукса.

Паже оценивающе посмотрел на него.

— Присаживайтесь, — предложил он.

— Я могу рассчитывать на конфиденциальность?

— Разумеется.

Салинас сел и некоторое время молча рассматривал висевшие на стенах картины и статуэтки на столе. Крису показалось, что здесь Виктор чувствует себя не так уютно, как в мрачном здании суда.

— Я хочу баллотироваться на должность окружного прокурора, — заявил Салинас.

Паже кивнул.

— Постойте, дайте-ка сообразить. После того, что Кэролайн устроила на моем процессе, анонимный приятель Маккинли Брукса стал слишком пуглив, чтобы подыскивать ему более высокий пост. С другой стороны, Мак не достаточно дискредитировал себя, чтобы отказаться снова занять кресло окружного. Таким образом, он вам мешает. — Крис помолчал, потом заговорил сухим официальным тоном: — Вы здесь не затем, чтобы просить у меня денег. Это было бы просто неприлично. Следовательно, вы хотите знать, не вынашиваю ли я планов, как отомстить Маккинли и тем самым помочь вам занять его место. Скажем, можно было бы всерьез заняться теми злоупотреблениями, с которыми велось следствие по делу Рикардо Ариаса. Вы не можете прибегнуть к помощи полиции: вы не окружной прокурор, и Чарлз Монк не станет вступать с вами в сговор. Я же, со своей стороны, мог бы попросить Джонни Мура заняться этим делом — например, выяснить, кто же этот безымянный источник, который наверняка имел контакты с Маккинли Бруксом после того, как полиция обнаружила тело Рики. — Паже откинулся на спинку кресла и устремил на Салинаса взгляд, исполненный вежливого любопытства. — Вы к этому клоните? Или я что-то упустил из виду?

Кристофер не мог не подивиться хладнокровию Виктора. Но, в конце концов, тот был способным юристом.

— Приблизительно так, — ответил Салинас.

— Приблизительно?! — с наигранным удивлением воскликнул Паже. — Если подобная информация получит огласку, Маккинли, как политику, придет конец. Против него могут даже выдвинуть обвинение. Вам достаточно «скормить» этот источник генеральному прокурору — и «большое жюри» не преминет вцепиться в это дело зубами. И у вас, как у единственного честного человека, будет шанс.