— Кто такой? — спросил Брант.

— Величайший ученый, — сказал Базилиус. — Вывел теорию о жабежбеж, и она подтвердилась через двадцать лет.

— И после того, как она подтвердилась, что же было?

— Как что? Разве этого одного мало?

Брант пожал плечами.

— А как они здесь оказались? И вы тоже?

— Это не совсем ясно, — ответил мрачно Базилиус. — К сожалению. Мы все участвовали в эксперименте с жабежбеж и параллельным жабежбеж. Никаких пространственно-временных эффектов никто не жабежбеж. А они вдруг появились. И в один прекрасный день, очевидно в связи с жабежбеж, открылся портал. А потом закрылся. Мы думали, это временное явление, легко объясняемое функциями жабежбеж. Оказалось — нет. Оказалось, что обратно никак нельзя. И туда нельзя, и сюда нельзя. А я, значит, пошел утром на речку, и вижу — листья обгорелые. Стал я выяснять, где это горело — и оказался в Ниверии. Как вы, к сожалению, уже поняли, никакой я не астролог, я тоже ученый, у меня особая специальность, я жабежбеж.

— А как нам найти Волшебника?

— Вы все о своем. У людей тут такая…

— Я эгоист.

— Да, я заметил. Ну так вот, не знаю я ничего о местной географии.

— А следы копыт?

— Каких копыт? Какие следы?

— Справа, сразу за отсеком. Явные следы копыт на траве. Обыкновенные подковы.

— Не понимаю.

— Хотите, покажу?

— Не сейчас.

Базилиус отошел к своим.

Брант остановил нарезающего круги Нико.

— Слушай, герой, — сказал он. — Видимо, придется нам самим тут все искать. Эти ничего не знают.

— Редкие дураки, — сказал Нико. — Я это давно понял. Даже не знают, кто им жратву приносит. Я всегда знаю, кто мне жратву приносит, это для драконоборца первое дело — узнать, кто приносит жратву. Что такое печатный станок?

— Понятия не имею, — сказал Брант. — Ладно, бери меч, пошли отсюда.

— Ночь скоро.

— Ничего. Сдается мне, спать в этом месте лучше днем. Как-то спокойнее. На солнышке.

— Ну, что ж, пошли. Мне действительно здесь надоело. Трудно настоящему ниверийцу в Стране Вантит.

Брант показал Нико следы подков на траве, и Нико согласился, что это именно следы именно подков. Их нагнал Базилиус.

— Не уходили бы вы на ночь глядя. Оставайтесь. Все равно ничего не найдете, и отсюда вам не выбраться. Если даже такие светлые умы, как Сергей Алексеевич и Семен ничего не придумали, вы тем более не придумаете.

— Ваши друзья слишком привязаны к дому, — насмешливо заметил Брант.

— Им не нужно далеко от дома уходить, чтобы все понять.

— И что же они поняли? Слушайте, Базилиус, пойдем вместе, а? Мы не против. А то ведь надоест вам скоро — жрать пищу, которая неизвестно откуда взялась.

Базилиус посмотрел строго, ничего не сказал, и повернул к отсекам. Брант пожал плечами.

Сергей Алексеевич и Семен уже сидели в клетушке и ели редиску, запивая лимонной водой.

— Агрикультура здесь, судя по всему, так и не развилась, — сказал Васенька, продираясь сквозь завесу.

Семен хмыкнул. Сергей Алексеевич иронически прочистил горло.

— Через день вернутся, — сказал Семен. — Ну, максимум два дня я им даю.

— Они не вернутся, — Васенька покачал головой, садясь и беря с пня редиску. — Во всяком случае сюда. А из Вантита они, естественно, выйдут…

— Как ты сказал?

— …потому что Нико пока что не Великий Нико. Великим ему еще только предстоит стать.

— Что такое Вантит?

— Вантит — это где мы с вами находимся, — сказал Васенька мрачно и поджал губы. — Вы даже этого не знаете?

— Кто же его так называет?

— Троецарствие его так называет. Я думаю, и здесь его местные также называют.

— Какие местные? — спросил Сергей Алексеевич, жуя редиску. — Здесь никого нет. Увы.

Васенька промолчал. Ощущение, что он забыл что-то очень важное, усилилось.

— А кто такой этот Брант? — спросил Семен.

— Зодчий. То бишь, архитектор. Начинающий. Неизвестно, что из него выйдет. Какие-то постройки сохранились от Троецарствия?

— Вроде да, — сказал Семен, жуя. — Ничего особенного. Больше легенд, чем построек. А имени такого — Брант — я не помню. Не было такого зодчего. Я, конечно, не профессиональный историк, но тем не менее.

— А какие помнишь?

— Смутно что-то… Как его… Горис… Гориб…

— Горибан, — сказал Сергей Алексеевич. — Из начальной школы помню. Была такая сказка о зодчем Горибане, мы по ней сочинение писали.

— Точно, — поддержал Семен. — как он переделывал церковь, построенную его предшественником. А ему все не давали. Но это не из Троецарствия, это, насколько я помню, польская сказка.

— А может, не сказка? — Васенька задумался. — А вдруг это не имя, а…

— Может, это просто два имени, слитые в одно? — предположил Семен.

— Точно. Гор и Бан. Или же Гор и Брант.

— Вот что значит провести двадцать лет в средневековье, — сказал Сергей Алексеевич. — Совершенно ненаучный подход. Васенька, тебя теперь с азов надо всему учить, да? А может, ты не будешь сломя лауреатскую свою голову, выдавать желаемое за действительное? Горибан, видите ли, это Гор и Брант. А ну, историк доморощенный, — повернулся он к Семену, — имя Гор тебе как? Типичное для Ниверии?

— Нет, конечно, — Семен хмыкнул. — Даже близко ничего такого нет. У них имена были созвучны, э… германскому и саксонскому эпосам. Типа Зигвард там, или, не знаю, Бук какой-нибудь. Гор — это ни в какие ворота просто.

— Понял? — сказал Сергей Алексеевич.

— Не знаю, не знаю, — Васенька все еще сомневался.

— Ну чего «не знаю»? Вот ты только что оттуда. Если, допустим, этот Гор был так хорош, что слава его сквозь века продралась, должен же ты был бы, к примеру, знать это имя?

— По идее да, — сказал Васенька.

— Но ведь не знаешь? Никогда такого имени не слышал?

— Нет, — признался Васенька, вздыхая. — С Великим Князем Зигвардом был лично знаком, а имени Гор никогда не слышал.

— С Зигвардом? — Семен строго посмотрел на него. — Это с каким же Зигвардом? Я помню что-то, какие-то хроники, о Зигварде Непобедимом. Это он?

— Какое там. — Васенька опять вздохнул. — Этот Зигвард, Великий Князь, очень душевный мужик был. Но такая тряпка. Мягкий, податливый. Его Рядилище все время притесняло.

Помолчали.

— И еще он очень баб любил, — добавил Васенька.

— Как Сомский, — сказал Сергей Алексеевич. — Помните Сомского? — он хохотнул. Семен заулыбался. — Весь институт на уши поставил. Где он только своих баб не лопатил, в туалетах, в амфитеатрах, в столовой… а еще, помню, с Абугаевым был случай…

Может, стоило все-таки остаться в Ниверии? — подумал Васенька. И вдруг вспомнил.

— Братцы, — сказал он. Глаза его расширились, лицо осунулось. — Затмение на меня нашло. Честно. Я, как ехал к порталу — ничего не помнил.

— С кем не бывает, — сочувственно сказал Семен. — Не расстраивайся, пройдет.

— И здесь всю дорогу — ничего не помнил. Только сейчас вспомнил.

— Что же ты вспомнил? — спросил Сергей Алексеевич без особого интереса.

— У меня там жена и дети остались. Чего я сюда сунулся? Вот идиот. Что же это такое со мной было? Ехал сюда как в тумане, чисто как в тумане.

— Какие жена и дети? — спросил Семен недоуменно.

Сергей Алексеевич сделал Семену страшные глаза, и Семен замолчал.

— Я выйду на минутку, — сказал Васенька, поднялся, и стал продираться сквозь ветки. Ему явно было нехорошо.

— Чего это он? — спросил Семен вполголоса. — Жена, дети? Что за бред?

— Глупости все это, — тоже вполголоса ответил Сергей Алексеевич. — Тоже самое, что с Годом Мамонта. Это он, видите ли, его так назвал. Лично. По-моему, у него слегка поехала крыша.

— Да, мне тоже так кажется, — сказал задумчиво Семен.

— Эх, — Сергей Алексеевич передернул плечами, жуя редиску. — Все-таки наверное мощная цивилизация была. Если бы они еще энергию свою правильно тратили! А то они по большей части храмы строили. Опиум для народа. Христианство. И столько светлых умов в это дело убежало! Если бы не верили своим сказкам, может, наука быстрее вперед бы тогда у них пошла. Может, уже триста лет назад было бы все, что у нас есть — и относительность, и квантовая механика. Ведь что такое наука? Наука — это познание мира. В большом смысле — познавание Вселенной. А они на своих сказках так и зациклились. Мол, Бог все сотворил. Смешно.