Наиболее тщательно «рязанский опыт» изучила Катя: её очень заинтересовал подход Нади к «удалению отходов жизнедеятельности». Потому что для города тысяч до десяти жителей простая канализация, сливающая все «продукты жизнедеятельности» в небольшие пруды-коллекторы, из которых все периодически вывозится «куда подальше», особых нареканий не вызывала. Но когда народу в городе становится больше, то или коллекторы вдруг внезапно переполнятся, или ассенизаторов хватать перестает. Надя в Рязани соорудила систему более соответствующую требованиям хотя бы века двадцатого: продукты самотеком из домов стекают в промежуточные коллекторы (подземные), которые по мере заполнения освобождаются с помощью насосов, перекачивающих их содержимое в удаленные от города пруды-отстойники. Правда, сама Надя сказала, что она позаимствовала эту систему у знаменитого атамана Платова, построившего такую в Плёсе – то есть буквально из начала века девятнадцатого.
Катя, осматривая городские коллекторы, задала один вопрос:
– Надя, а почему из дырок, откуда указатели уровня высовываются, не воняет?
– Воняет, – усмехнулась та, – только очень недалеко. Я когда-то по телевизору передачу смотрела про юбилей какой-то Мосводоканала, и там показали, как тамошние спецы закрыли отстойники крышками и выделяющуюся вонь пустили через мощные ионизаторы. Ведущие передачи говорили, что вонь от этого пропадает потому что все ароматические бяки внутри трубы и окисляются полностью. Мне твой Вовка десяток люстр Чижевского сделал – и вонь теперь дальше этой трубы не идет. Только ты сначала с химиками поговори: Вовка, когда трансформатор на двадцать пять киловольт делал, провод брал с высоковольников из мониторов у Михалыча, там изоляция специальная вроде бы нужна, а кинескопы давно уже закончились…
Интерес у Кати к градостроительным достижениям был совсем не праздным: в Москве строительство Кремля почти закончили и теперь потихоньку окружающая Кремль местность застраивалась домами уже жилыми. И не совсем жилыми, но людьми посещаемыми, а потому в водопроводе и канализации нуждающимися: у Васильевского спуска началось возведение копии храма Василия Блаженного, а на противоположной стороне вымощенной порфиром Красной площади наполовину уже поднялся Исторический музей. И музей строился очень быстро – просто Катя, изучив все, что касалось здания в доступной литературе, сделала свои выводы. Например, чтобы избежать усадки и растрескивания стен, под фундамент был выкопан котлован почти девятиметровой глубины, и в котловане сначала поставлено несколько десятков «буронабивных колонн» двадцатиметровой длины (или «глубины»). Ну а поскольку буров нужного размера под рукой не оказалось, то строители просто выкапывали глубокие колодцы, в них монтировали стальную арматуру и заливали все бетоном. А сверху почти полсотни колонн соединили огромной, толщиной в четыре метра, железобетонной плитой. И Вовка, по его словам «вынужденно принимавший участие во всех авантюрах жены и вынужденно получающий от этого огромное удовольствие», потом говорил, что стали в этой плите было побольше чем бетона. Врал, конечно: жена-то у него дурой не была и прочность материалов оценивать умела. А так как цемент, наконец, стал высококачественным, то и смысла заменять его дорогой сталью особого не было.
А качественный цемент в изобилии появился благодаря Денису. Парень много лет расстраивался из-за того, что цемент у него на всех заводах получался максимум трехсотой марки. «Имею желание сделать лучше, но не имею возможности» – постоянно жаловался он Кате, как главной заказчице продукта. И, наконец, возможность получил – после чего в течение всего лишь полугода на всех заводах поменяли валки и желоба валковых мельниц, поставив вместо «жернового камня» базальт. Точнее, он просто старые мельницы заменил на новые, и валки трехметрового диаметра мололи клинкер гораздо качественнее. Денис выстроил, наконец, могучую печь, в которой можно было расплавить этот камень, и первым делом отлил детали для мельниц цементных заводов, которые теперь выдавали цемент и пятисотой марки, и даже выше…
Вот только для отливки деталей для всех цементных заводов потребовалось чуть больше месяца (и еще месяц отливки пришлось очень медленно охлаждать чтобы базальт не обратился вульгарным обсидианом) – и уже Лиза «настойчиво посоветовала» парню существенно расширить номенклатуру базальтовых изделий. Не сказать, что Денис залучился счастьем, однако прочитав список «номенклатуры», который ему подготовила Лиза, согласился, что все это будет очень полезно. Правда все равно посетовал на очередную несбычу мечт:
– А я собирался вращающуюся печь цементную выстроить…
– Дело хорошее, – ответила на жалобу Лиза, бегло взглянув на принесенный Денисов проект. – Но ты пока о чем подумай: у нас сейчас в Коломне шесть печей, три в Орле, уже четыре в Михайлове. Две печки в Касимове, в Вольске восемь. Еще две возле Евпатории – это я только стотонные перечислила. Мы… ты сейчас в год производишь цемента больше девятисот тысяч тонн. При том, что населения у нас чуть меньше трехсот тысяч человек. Мы выпускаем цемента почти по три с лишним тонны на человека в год, при том что в двадцать первом веке Россия выпускала его по три центнера на рыло. А твоя новая печка одна добавит еще почти по тонне на человека. Да, население быстро растет, но… Я тебе больше скажу: сейчас твои уже ученики стотонную печь в состоянии сами выстроить за месяц-полтора. И скоро выстроят минимум две-три, просто потому что благодаря Корочеву братцу Кодру все междуречье Сожи и Днепра практически готово к нам присоединиться. А это только по посадам полтора десятка школ поставить потребуется. Но вот туда цемент с Оки таскать очень накладно, так что нужно будет на месте его делать. Точнее, на двух местах – но выпуск цемента уже в этом году достигнет миллиона тонн.
– Понятно, зря я вообще этот проект готовил…
– Не зря, просто ты его сделал немножко… заранее. На нынешних-то печах есть кому работать, и новые рабочие из молодежи просто перенимают опыт у тех, кто уже трудится. А для новой печи людей придется обучать с самого начала… Тут еще вот что учитывать надо: у нас все же взрослых, способных работать людей – чуть больше семидесяти тысяч. Однако как раз сейчас – как раз время подошло – каждый год взрослых становится тысяч на десять-двенадцать больше, и лет через пять-семь, когда взрослое население фактически удвоится, и твоя новая печь окажется кстати. А пока… ты ведь фактически новую технологию в мир принес, с ней мы легче обеспечим очень многим нужным вот это подрастающее поколение. Так что если ты потратишь несколько лет и обучишь – а пока твоя базальтовая печь ведь единственная и неповторимая – людей, которые и без твоего присутствия будут делать то, что нам нужно, то тиражирование технологии ты передашь ученикам и вернешься к вращающейся цементной печке как раз тогда, когда она станет необходимой.
– А хорошо ли метаться от одного к совершенно другому? Получается, что и производство цемента я до современного уровня не довел, и базальт потом опять на полпути заброшу…
– Я тебе по-простому отвечу, как крупный специалист по ничему. Нас всего шестьдесят человек, которые в состоянии хотя бы понять то, что в наших книжках написано – и каждый из нас занимается, по сути, не своим делом. То есть совсем не тем, чему учился – но выхода-то у нас просто нет, если мы не сделаем, то никто не сделает. Правда есть тут один тонкий момент: учительницы наши в целом очень неплохо учат детишек учиться, в том числе и по книжкам. И если мы на примере покажем этим детишкам, в какую сторону копать – они уже сами накопают куда как больше, чем мы сами сможем. Я, думаешь, почему такой список базальтовых изделий подготовила? Тебе всего этого ну никак не сделать – но делая то, что сможешь и откладывая то, что пока не сможешь, ты покажешь уже своим ученикам что сделать можно, и объяснишь, зачем это нужно. А дальше – просто посмотришь, как они сами уже все доделают…
