Но все хорошее заканчивается вместе с хорошим хозяином. Когда Олкаба неожиданно умер, Макент попытался продать старого раба на местном рынке, но, выяснив, что старик никому и даром не нужен, просто бросил его в далеком торге. Решил, что и сам хорошо может с иноземцами о торговле договариваться. Как же: даже за мед, который он покупал, чтобы тело Олкабы домой довезти, отдал почти вдвое против возможного…

Тимона Макент бросил, и даже старую хламиду ему не оставил. А кому старик вообще нужен? Недели две ему удавалось как-то находить пропитание, но в последний раз, когда удалось накопать корней водяного тростника, какие-то люди его поймали и сильно избили, сказав, что вокруг торга на день пути чужакам запрещено ловить рыбу и зверя, а так же отбирать у рыб и зверей пищу. Хорошо еще, что Макент не знал про фибулу, которую Тимону подарил Олкаба. Булавки от нее Тимону хватило на три дня не очень голодной жизни, а продать саму фибулу… здесь ее продавать просто некому, да и скорее ничейного раба просто убьют, если про нее узнают. Но если на торге появится покупатель, который не знает, что старик всего лишь брошенный раб и достаточно солидный, чтобы оценить брошь…

Вчера вечером к торгу пришли три больших корабля, которые привезли что-то непонятное. Что было на первом – вообще было не видно, нутро его было закрыто настилом. Во втором стояло что-то прикрытое странным болотного цвета полотном, а в третьем стояла (целиком!) огромная повозка, доверху груженая какими-то ящиками. Но груза было много, а значит, и купцы были, скорее всего, не бедными.

Когда они вышли на торг, Тимон поначалу расстроился. Высокого парня в дорогой одежде он уже встречал в прошлые годы, он приезжал издали торговать шкурами, мехом и покупал только соль. А с ним пришли, как с разочарованием выяснил старик, вообще две женщины, хотя одежда на них была не женская. Но и не мужская – очень необычная одежда. Однако торг – это торг, здесь народ очень разный бывает… парень, как всегда, пошел к торговцам солью. Но вместо того, чтобы предлагать им меха и шкуры, достал из мешка топоры. И сказал, что это топоры не простые, а сделаны волшебницами, которые даже железо могут заставить плавать!

– Я им помог в их путешествии, и они решили меня отблагодарить. Сказали, чтобы я топоры эти поменял на соль, и они мне потом часть соли за помощь мою оставят. Мне сказали поменять потому что по нашему они говорят плохо. А топоры не простые, наш кузнец о такой зубило из черной бронзы затупил, но на топоре даже царапины не осталось! А потому я хочу за пять таких топоров получить…

Дальше Тимон и слушать не стал. Где были его глаза?! Вот у той госпожи в странном наряде даже сапоги… красные сапоги! Потемневшие, но явно же красные! И не знают языков тутошних. Но не гречанки, и не ромейки – но если они свой путь дальше держат, то может быть им нужен будет человек, способный с людьми объясняться?

Тимон подошел к нездешней женщине и, с трудом вспоминая забытые слова, робко спросил ее, не потребуются ли уважаемым матронам знаток многих языков. Спросил, естественно, на латыни…

Пока Жван торговался с купцами, Ирина тоже немного прошлась по рынку, попробовала поговорить с некоторыми торговцами. Без особого успеха – с ней и разговаривать-то стали только двое, а остальные просто демонстративно от нее отворачивались. Но и того, что ей сказала эта парочка, похоже, хватило. Когда мужики поволокли довольно тяжелые… все же правильнее это было бы назвать "кадушками", Ира, схватив Олю за руку, чуть ли не бегом направилась к лодке. Та, кивнув собеседнику, поинтересовалась:

– У нас проблемы?

– У нас проблем нет. И долго, надеюсь, не будет. Но все равно быстро уходим. Больше ничего не покупаем, ничего не продаем. Не знаешь, Надя котел гасила?

– Не гасила.

– Отлично, отплываем сразу как на борт поднимемся. Отойдем километров на двадцать – остановимся, расскажу что узнала. Это не срочно, а вот валить надо побыстрее…

– Если бы мне раньше сказали, что за пять дней добраться из Тулы в Рязань – это невероятно быстро, я бы удивилась… нет, наверное, просто бы рассмеялась – поделилась впечатлениями Юля.

– В любом случае это не наша Рязань, наша километров на пятьдесят выше по реке. Хотя да, мы бы может и час лишний потратили на дорогу. Лично меня больше всего удивило, что этот торг и сейчас уже называется именно Рязанью – ответила Оля.

– Резань он называется, Резань. Я уже раз десять уточняла – Ирина уже успела получить от экипажа почетное звание "граммар-наци" и всеми силами его укрепляла. – И пишется название именно через "е".

– Интересно, хоть один житель Рязани в курсе, как название города пишется? И есть ли среди нынешних рязанцев хоть один грамотный? – усмехнулась Оля.

– Если не считать этого бедного старичка, то я видела по крайней мере двоих – ответила на шпильку подруги Ира. – Двоих из тех двух, с которыми поговорить успела, кстати.

– Интересно, а на каком языке они пишут? – спросила Надя. – Ведь до Кирилла с Мефодием еще лет… много должно пройти.

– Пишут они, по крайней мере то, что я видела, греческими буквами… ну, издали похожими на греческие. А на каком языке – не скажу, я греческого не знаю.

– А старика спросить?

– Деду не помереть сейчас основная задача, потом спрашивать будем. Может, он и соврал что писать умеет… кстати, как он?

– Лучше уже. Надя как раз окуньков наловила, так что пока густым бульоном его поим. Завтра, думаю, можно будет потихоньку и гущи давать… а ты хитрая, увела у местных банку соли!

– Не хитрая, а предусмотрительная. Это Жван хитрый: знал, что наш топор против местного вчетверо дороже будет, а нам не сказал. Ну да ничего, ему всяко потом с нами торговать еще придется, отыграемся. А так хоть по дороге за солью не будем пресной жраклей давиться.

– И сколько нам еще плыть?

– Осталось две тысячи километров… ну, чуть больше. Сейчас световой день почти семнадцать часов, Волга впадает в Каспийское море со скоростью пять километров в час, так что в идеальных условиях доползем за шесть суток. С учетом того, что дрова на ходу рубить у нас не выйдет, то неделю минимум. Я бы закладывалась на десять дней, – поделилась прикидками Леночка, – но еще неизвестно сколько мы на месте будем искать место где можно на берег съехать.

– Поскорей бы… нам же обратно плыть вдвое дольше – пожаловалась в пространство Ира.

– Будем стараться. Кстати, а почему нам так срочно сваливать-то потребовалось?

– Этот юный идиот Жван сказал торговцу, что топоры наши из волшебного железа сделаны и потому такие прочные.

– Но мы же им топоры уже продали…

– А еще он сказал, что у нас из волшебного железа и корабли сделаны, а на кораблях этих плывут только двенадцать слабых женщин, которых он по пути защищал. Я думаю, что нам стоит патроны все же экономить…

– Ты из-за этого не взяла проводников у Жвана?

– Нет. Думаю, пока не стоит всем показывать и Баскунчак, и даже "Тигра" нашего. Соль они, я специально спросила, откуда-то с Волги возят, причем добывают не очень далеко от Нижнего Новгорода, то есть неподалеку от места впадения Оки. Правда сейчас считают, что это в Оку впадает река Волога… в общем, несколько дней вверх по Волге и далее пешком – но чужих туда не пускают. Соль каменная, поэтому и грязная такая, да и не очень ее там много, нам не интересно будет – тем более пешком по лесу ее тащить. А нам нужно соли очень много.

– Ну тонны полторы-две думаю нам надолго хватит.

– Мы еще килограмм полтораста Жвану за меха отдать должны будем – у них же мехов и на осенний торг припасено немало, но это мелочь конечно. Оля, ты там видела скамейки сбоку?

– Это где зрители сидели? Да, а что?

– Это не зрители, это рабы сидели. Кто хозяев с торга ждал, а кто и на продажу выставлен был. Со второго ряда – это товар сидел. Обратила внимание, что там детей много?