У вероятного англо-германского союза были давние предпосылки. В 1870–1871 годах, когда Германия нанесла унизительное поражение Франции, Англия осталась в стороне. Российско-английские разногласия восьмидесятых годов XIX века также положительно сказались на отношениях с Германией. Правда, предложение в 1887 году Бисмарка заключить англо-германский союз ни к чему не привело. Но тайный союз Солсбери с Италией и Австрией, нацеленный на сохранение статус-кво в бассейне Средиземного и Черного морей косвенно, через Тройственный союз — также с участием Италии и Австрии, связал Лондон с Берлином.

Это отчасти объясняет, почему Англия с восьмидесятых годов почти не возражала против колониальных притязаний Германии. Карта Африки германского рейхсканцлера была, конечно, лишь отражением его карты Европы (и, возможно, германской внутренней политики). Тем не менее Бисмарк, пользуясь уязвимостью положения англичан в Египте, отстаивал в Африке германские интересы. После 1884 года он воспользовался оккупацией Египта как предлогом для ряда дерзких выступлений в Африке. Германия угрожала англичанам образованием франко-германской “Лиги нейтральных государств”, объявила о протекторате над территорией у бухты Ангра-Пекена (Людериц) в Юго-Западной Африке и заявила права на всю территорию между английской Капской колонией и португальской Анголой. Англия, в свою очередь, признала претензии Германии на Юго-Западную Африку, Камерун и Восточную Африку. В вопросе о Занзибаре, поднятом в 1886 году послом в Лондоне Паулем фон Гацфельдтом, не было ничего необычного. Хотя Занзибар для Германии не имел почти никакого экономического значения (и в 1890 году был обменян на архипелаг Гельголанд в Северном море), было важно просто поставить такой вопрос, поскольку Англия была охотно готова уступить. По англо-германскому договору 1890 года Занзибар признавался сферой английского влияния, а Германия взамен приобретала Гельголанд и прибрежную полосу [вокруг Дар-эс-Салама], в результате чего Германская Юго-Западная Африка получила выход к реке Замбези.

Более вероятным казалось англо-германское сотрудничество в Китае. Как часто бывает, все дело было в деньгах. С 1874 года (когда цинский Китай получил первый иностранный заем) главным источником внешних заимствований китайского правительства служили две английские фирмы из Гонконга: Гонконгско-Шанхайская банковская корпорация и “Джардин, Мэзисон энд К°”{347}. Кроме того, английское правительство в лице Роберта Харта контролировало Императорские морские таможни. В марте 1885 года немецкий банкир Адольф Ханземан предложил Гонконгско-Шанхайской банковской корпорации разделить государственные финансы Китая и финансирование железных дорог в равных долях между английскими и немецкими членами нового синдиката. Переговоры привели к учреждению в феврале 1889 года Немецко-азиатского банка с участием более тринадцати крупнейших германских банков{348}.

Опасное расширение российского влияния на Дальнем Востоке и поражение, нанесенное Китаю японцами в войне 1894–1895 годов, создали идеальные условия для сотрудничества Берлина и Лондона. Банкиры (Ханземан и Ротшильд) фактически стремились наладить сотрудничество между Гонконгско-Шанхайской банковской корпорацией и Немецко-Азиатским банком, которое (при условии должной официальной поддержки Англии и Германии) сдерживало бы рост влияния России в Китае. Конечно, ожидания банкиров далеко не совпадали с замыслами дипломатов и политиков. Фридрих фон Гольштейн, серый кардинал германского МИДа, желал, чтобы его страна держала сторону не Англии, а России и Франции, и присоединился к их возражениям по поводу аннексии японцами Ляодунского полуострова согласно Симоносекскому договору (1895). События подтвердили справедливость мнения банкиров{349}. В мае 1895 года было объявлено, что Китай заплатит японцам контрибуцию из российского займа, и это стало ударом и для британского, и для германского правительств. Разумеется, Россия не могла предоставить этот заем, поскольку сама выступала на международном рынке заемщиком. Фактически это были французские деньги, и выгоду извлекли и Россия, и Франция. Первая приобрела право провести Транссибирскую железную дорогу через Маньчжурию, а вторая получила железнодорожные концессии в Китае. В мае 1896 года был заключен даже официальный китайско-российский союз и учрежден Русско-Китайский банк (в основном с французским капиталом){350}. В этой ситуации предложение Ханземана о сотрудничестве Гонконгско-Шанхайской банковской корпорации и Немецко-Азиатского банка показалось более выгодным, и в июле 1895 года два банка подписали соглашение. Шаг, нацеленный на прекращение соперничества великих держав, предполагал передачу китайских внешних займов международному консорциуму (как прежде в Греции и Турции) с неявным англо-германским доминированием. В результате сложных дипломатических маневров этого удалось достичь в 1898 году, когда Китаю был предоставлен второй заем.

Трудности этим не исчерпывались. Солсбери отказался предоставить государственные гарантии под этот заем, и английскую долю оказалось чрезвычайно трудно разместить. В ноябре 1897 года немцы захватили бухту Цзяочжоу и Циндао — главный порт провинции Шаньдун. За этим последовал спор Гонконгско-Шанхайской банковской корпорации с Ханземаном по поводу железнодорожной концессии в Шаньдуне{351}. Правда, об этом быстро забыли. Когда в марте 1898 года Россия взяла в аренду Порт-Артур, Великобритания немедленно потребовала от китайцев “уступить” ей порт Вэйхайвэй (на противоположной стороне бухты от Порт-Артура){352}. В начале сентября в Лондоне на встрече банкиров и политиков было достигнуто соглашение о разделе Китая на “сферы влияния” для распределения железнодорожных концессий. Долина реки Янцзы досталась английским банкам, провинция Шаньдун — немцам, а линия Тяньцзинь — Чжэньцзян была разделена{353}. Споры о железнодорожном строительстве на этом не закончились, но модель сотрудничества найдена{354}. После начала восстания ихэтуаней (1899) и русской оккупации Маньчжурии (1900) немцы, отправив в Китай войска, убедили Лондон в том, что “русские не рискнут воевать”. В октябре 1900 года Великобритания и Германия заключили новое соглашение о признании политики “открытых дверей” и принципа целостности Цинской империи{355}. Это событие явилось кульминацией англо-германского политического сотрудничества в Китае, но важно, что деловое сотрудничество продолжалось еще несколько лет. Возникшие в дальнейшем разногласия (вызванные проникновением “Пекинского синдиката” в район Хуанхэ) были улажены в 1902 году на встрече банкиров в Берлине{356}.

Вероятно, именно во время порт-артурского кризиса Гацфельдт заговорил с Чемберленом о вероятности англо-германского союза. Артур Бальфур вспоминал:

Джо [Чемберлен] очень импульсивен. Возникшие накануне в кабинете министров споры [касательно Порт-Артура] привлекли его внимание к нашей изоляции и обусловленному ею подчас затруднительному дипломатическому положению. Он определенно зашел далеко, выражая собственную склонность к союзу с немцами. Он восстал против соображения (которое явно не давало покоя немцам), будто присущий нашему государству парламентаризм сделает такой союз непрочным, и, кажется, даже смутно обрисовал вид, который может принять соглашение между двумя странами.