Унылый день сменился унылым вечером, и запись в моем дневнике за этот день — самое грустное из всего, что я записал в эту экспедицию.

Пятнадцатого мая ледовые условия ухудшились, полыньи встречались все чаще, и все труднее становилось находить переходы. Было ясно, что лед дрейфует на запад и что мы не сможем достигнуть берега Земли Бэнкса, пока западный ветер не погонит лед на восток, по направлению к земле. Теперь, подойдя к полынье, мы остановились и решили, что не двинемся дальше, пока не добудем тюленя. В течение 3–4 часов показались два тюленя на расстоянии 200 м от меня, и я убил обоих. Они потонули.

Затем последовало несколько часов ожидания, после чего появился еще один тюлень в 150 м от льдины, на которой я лежал, и всего в нескольких метрах от края полыньи.

Тюлени часто высовываются из воды настолько, что область сердца оказывается под прицелом; но если имеется опасение, что тюлень утонет, рана в туловище нежелательна. Моя пуля прошла через мозг, и мертвый тюлень всплыл. Стуркерсон, наблюдавший за охотой, восторженно закричал: «Плывет, плывет!» Запись в моем дневнике в этот вечер настолько же полна бодрости, насколько предыдущая была проникнута пессимизмом.

Мы еще больше ободрились, когда впервые за 2 недели увидели в этот день следы медведя. Самка с двумя медвежатами шла в южном направлении вдоль одной из полыней. В течение 2–3 дней мы видели ежедневно следы песцов, тогда как за неделю до того нам попадалось не больше одного следа в 3–4 дня. Мы все так же упорно пробивались к Земле Бэнкса. Первой передышкой явился день отдыха, который мы разрешили себе, чтобы накормить собак и устроить пир из свежесваренного тюленьего мяса в честь нашей восторжествовавшей теории. За этим днем заслуженного отдыха последовали 2 дня вынужденной праздности.

Обычно на стоянках мы раскидывали двойную палатку Берберри, но в день пиршества солнце так светило и грело, что мы натянули только наружную холстину, чтобы солнечные лучи могли проникнуть внутрь палатки и согреть ее. В холодную погоду эта палатка не могла считаться идеальной, но она все же лучше всех известных нам палаток. Она имела коническую форму, но в остальном напоминала зонт, так как пять бамбуковых стержней, соответствовавших прутьям зонта, были прикреплены изнутри к наружному полотнищу палатки, на равных расстояниях Друг от друга, и соединены шарнирами у верхушки палатки. К этим бамбуковым «прутьям» было привешено на шнурах внутреннее полотнище, тоже состоявшее из специальной ткани Берберри; между наружным и внутренним полотнищем оставался воздушный промежуток примерно в 5 см. В двойной палатке температура на 10° выше, чем в ординарной. Разница в весе составляет меньше 2 кг; поэтому стоит везти двойную палатку, имеющую к тому же и другие преимущества. При морозе в -18° C внутри ординарной палатки образуется иней, увеличивающий ее вес и ночью падающий хлопьями на постель, отчего она сыреет. При двух полотнищах это может произойти только при весьма сильном морозе. Небольшое количество инея, образующееся между двумя полотнищами, не имеет значения, так как 90% его можно сбить, если при складывании палатки выколачивать ее снаружи палкой. Другое преимущество заключается в том, что 2–3 человека могут раскинуть подобную палатку в несколько секунд, с такой же быстротою, с какой раскрывается зонтик; когда эта палатка уже раскинута, то, благодаря бамбуковому каркасу, она не хлопает, как другие палатки. Правильно установленная, она может противостоять любой арктической буре. Только однажды, во время шторма, разлучившего нас с Уилкинсом и Кэстелем, наша палатка была опрокинута ветром; это произошло потому, что она была раскинута на небольшой полосе скользкого льда и скользила под напором ветра.

В день отдыха мы поставили ординарную палатку, и яркий солнечный свет проникал сквозь холстину так свободно, что в тот же день мы заболели снежной слепотой. Это явилось для нас полной неожиданностью. У нас случались время от времени легкие приступы снежной слепоты, но это бывало лишь во время пребывания на открытом воздухе; мы никак не ожидали, что наши глаза могут быть поражены в палатке. Приступ был не сильный, но при снежной слепоте, больше чем при какой другой болезни, профилактика предпочтительнее лечения. Как только мы поняли, что произошло, мы натянули внутреннюю холстину, покрыли палатку снаружи еще материей, чтобы стало темнее, надели темные очки и сидели или спали в палатке до тех пор, пока наши глаза не поправились.

Я всегда очень заботился о глазах, и поэтому в течение десяти зим, проведенных мною за Полярным кругом, ни разу не болел настоящей снежной слепотой, хотя один глаз все же был ей подвержен. Когда один глаз слабее другого, как это часто бывает, только этот глаз и заболевает снежной слепотой. Яркий блеск снега ослепляет более сильный глаз, так что он инстинктивно закрывается, и чем дальше, тем труднее становится держать его открытым, потому что глаз, находившийся в темноте, легче ослепляется, чем глаз, привыкший к свету. Таким образом все напряжение приходится на более слабый глаз, а потому он и заболевает чаще.

Читатель может вывести отсюда заключение, что снежной слепотой больше всего заболевают в ясные солнечные дни. Но это неверно. Опаснее всего те дни, когда облака закрывают солнце, но не настолько, чтобы день стал совершенно пасмурным: получается рассеянный свет без теней. Морской лед никогда не бывает ровным, на нем всегда имеются торчащие обломки или, по крайней мере, снежные сугробы. Когда солнце сияет среди ясного неба, все неровности хорошо видны, потому что на низкие места падает тень. Но в дни рассеянного света все белое кажется совершенно ровным, а потому легко можно удариться о ледяную глыбу или упасть в сугроб; чтобы избегнуть угрожающей опасности, приходится все время сильно напрягать глаза. В этих случаях очень помогают очки со стеклами янтарного цвета, так как неровности, незаметные для простого глаза, видны через эти «светофильтры», как их называют фотографы. Это одно из главных преимуществ янтарных стекол перед всеми другими предохранителями от снежной слепоты. Очки с ярко-зелёными стеклами хороши при ярком солнце и приятнее глазу, чем темные или так называемые «дымчатые» стекла, худшие из всех. При солнечном свете годятся стекла почти всех цветов, но в облачную погоду как зеленые, так и дымчатые стекла пропускают слишком мало света и уменьшают видимость настолько, что являются только помехой.

При плохих очках или при отсутствии их глаза поражаются снежной слепотой. Симптомы ее проявляются не сразу. Иногда после долгого дневного перехода, уже в палатке или в снежной хижине, глаза точно наполняются песком; табачный дым или небольшая копоть от плохо заправленной лампы вызывают обильное слезотечение. Ощущение песка в глазах постепенно усиливается, появляется боль; но только к утру начинаются острые стреляющие боли, сходные с зубной болью, и люди, перенесшие это заболевание в тяжелой форме, утверждают, что в жизни не испытали ничего столь мучительного.

Снежная слепота обладает тем свойством, что один приступ предрасполагает к последующим. Люди, никогда не бывавшие в полярных странах или вообще в странах, где много снега, обычно иммунны и заболевают только при особенно сильном раздражении глаз. Но те, кто, подобно эскимосам, постоянно находятся в предрасполагающих к заболеванию условиях, очень восприимчивы к снежной слепоте. Многие из них так проникнуты фаталистической уверенностью в неизбежности болезни, что хотя и принимают известные меры предосторожности, но в недостаточной степени. Самые тяжелые случаи снежной слепоты я наблюдал именно среди эскимосов. Люди, которых я имел все основания считать стойкими и мужественными, лежали в постели и, прикрывшись с головой шкурой или одеялом, стонали от боли, не дававшей им уснуть ни днем, ни ночью. Период острых болей продолжается обычно не более 3 дней, если оставаться в затемненной комнате или носить темные очки. После полного выздоровления вторичный приступ наступает не раньше чем через неделю, независимо от условий, но люди беспечные рискуют стать жертвами этих припадков каждые 7–10 дней. Можно предохранить себя от заболевания, если смотреть на темный предмет. Во время наших путешествий случалось, что у нас бывала только одна пара темных очков; их приходилось дать тому, кто шел впереди, выбирая дорогу, потому что только он был вынужден всегда держать глаза направленными на белую поверхность. Те же, кто идут с санями, чтобы предохранить их от падения, могут смотреть на их темную покрышку или на собак.