«Мы не видели на острове ни малейших следов дичи, и, поскольку не было также никаких следов пребывания здесь Стефанссона, мы были уверены, что если он даже добрался до суши, то, несомненно, умер от голода. Тщетно прождав подвижки льда, мы решили устроиться по-зимнему и обыскать все побережье, чтобы найти тело Стефанссона или какие-либо следы его пребывания, когда установится санный путь. Сейчас ещё не было достаточно снега для этого, поэтому я с одним товарищем-эскимосом, который много раз участвовал в арктических экспедициях Стефанссона, направился пешком вглубь острова. Два дня мы охотились без всякого результата, а по вечерам обсуждали судьбу нашего начальника.

Были все основания считать его погибшим. Он не вернулся на берег Аляски и, конечно, не мог добывать себе пищу на льду; намерение Стефанссона дойти до Земли Бэнкса, против ветра и дрейфа, также представлялось нам неосуществимым; если же он и добрался туда, то, наверное, уже умер от голода. Эскимос Наткусяк вспоминал, что в последнее время Стефанссон строил какие-то фантастические планы; прежде, когда Наткусяк только познакомился с ним, Стефанссон был такой же, как все белые люди; но потом он стал каким-то странным, все хотел сделать что-то необыкновенное, чего белые люди никогда еще не делали. Всякий эскимос знал, что по морскому льду далеко не уйдешь, и теперь Стефанссон доказал это своей смертью. Наткусяк полагал, что это первая и последняя попытка предпринять такое безумное путешествие. Мы легли спать, оплакивая смерть нашего начальника и сознавая, что мы никогда не верили в успех его предприятия.

На третье утро мы вышли рано, решив провести день и ночь в поисках дичи. Пройдя 1–2 мили от лагеря и поднявшись на холм, я увидел на некотором расстоянии вблизи от берегов знак, которого я не заметил накануне. Внимательно рассмотрев его в бинокль, я решил, что он, вероятно, стоит давно и был в свое время сооружен кем-либо с проходивших здесь китобойных судов. Но в то же время я был почти уверен, что накануне его не было. Тогда у меня мелькнула мысль: «Может быть, он только что сооружен Стефанссоном!» — и я побежал посмотреть его поближе. Я бежал, а надежда моя все росла. Приблизившись к знаку, я увидел, что он был совсем новый, сделанный из дерна. Неужели Стефанссон и его спутники живы? Еле переводя дух, я добежал до знака и нашел там записку, написанную рукой Стефанссона. Значит, он и, по крайней мере, один из его спутников были живы!

Эскимоски в походе

«Остановитесь лагерем на берегу, в полумиле к юго-западу отсюда», — вот все, что было сказано в записке. Но этого было достаточно, чтобы я понял, что они живы и идут по направлению к нашему судну. Я помчался обратно в мой лагерь, но тем временем эскимос ушел на охоту. Я не мог вернуться без него и прождал весь день и полночи. Наконец, он вернулся, убив нескольких карибу и белого медведя.

Мы поспешили к главному лагерю, обсуждая по дороге, в каком состоянии мы найдем группу Стефанссона. Мы воображали их измученными, обессилевшими, умирающими от голода и напрягающими последние силы, чтобы дотащиться до нашего лагеря. Одним словом, я представлял себе их в таком состоянии, в каком, судя по книгам, обычно находятся герои Арктики. Мы пришли к нашему домику около 4 часов утра, и я на цыпочках обошел его, боясь разбудить утомленных путешественников. Два спутника Стефанссона — Стуркер Стуркерсон и Уле Андреасен — крепко спали на скамьях и громко храпели, а Стефанссон занимал мою палатку. Я заглянул туда и увидел, что он спит. В полумраке я не мог разглядеть, как выглядели люди, а потому пошел посмотреть их собак. Все шесть собак, взятые с Аляски, были налицо и казались жирными и резвыми. Я был поражен, но особенно изумился, когда утром увидал пришедших к завтраку путешественников: они выглядели великолепно, лучше, чем когда мы видели их в последний раз. Оставляя Аляску, они имели запас пищи на один месяц; с тех пор прошло почти полгода, а они представляли собою олицетворение здоровья и силы и ничего не рассказывали о лишениях, голоде, опасностях, так что мы были почти разочарованы. Они шли по льду по направлению к востоку, охотясь на медведей и тюленей, когда нуждались в пище; таким образом, они прошли больше 1 000 миль, питаясь за счет местных ресурсов, и ни разу не оставались без обеда. Весь план экспедиции они выполнили до мельчайших деталей».

Вот каков был конец экспедиции, которая месяцами осуждалась и оплакивалась эскимосами, китобоями и участниками нашей экспедиции, говорившими, что «один безумец и двое обманутых им людей пошли по морскому льду на север с целью самоубийства».

Как я уже говорил неоднократно, главной задачей настоящей книги является желание заставить публику отказаться от шаблонных представлений об Арктике и втолковать ей, что человек, обладающий нормальным здоровьем и силой, умеющий приспособляться к непривычной обстановке и способный отрешиться от книжных теорий и ходячих мнений, может чувствовать себя в Арктике не хуже, чем в любом ином месте земного шара. Для меня лично одним из примеров, иллюстрирующих эту истину, является осень 1914 г.; о ней я часто вспоминаю, как о времени, которое я охотно пережил бы снова. Особенно важно было то, что мы имели весьма заманчивую цель для нашей деятельности. «Мэри Сакс» доставила нам известие, что «Карлук» погиб и что главные ресурсы нашей экспедиции погибли вместе с ним или оказались вне пределов досягаемости. Вместе с тем я лишился большинства моих лучших спутников. И вот предстояло доказать, что, несмотря на свою малочисленность и скудные ресурсы, мы не нуждаемся в помощи со стороны и, применяясь к местным условиям, сможем выполнить первоначальные задания экспедиции.

В первую очередь нужно было урегулировать продовольственный вопрос. Хотя «Мэри Сакс» доставила некоторое количество съестных припасов, их не хватило бы даже на одну зиму, если бы люди и собаки кормились только ими. Кроме того, опыт всех полярных экспедиций, с самых отдаленных времен и вплоть до Скотта, доказал, что питание одними лишь корабельными припасами сопряжено с опасностью заболевания цингой. Пири имел в своем распоряжении десятки эскимосских охотников, опытных и знакомых с местностью, которых он посылал добывать моржей, мускусных быков или оленей, тогда как у нас был лишь один эскимосский охотник, Наткусяк, а моржи и мускусные быки не водятся в том районе Арктики, где расположена Земля Бэнкса.

То обстоятельство, что местные ресурсы были беднее, чем обычно в Арктике, делало нашу задачу особенно интересной. Нам приходилось рассчитывать на карибу и тюленей, причем охоту на тюленей мы решили отложить до середины зимы по следующим соображениям: во-первых, при благоприятных условиях тюленей можно добывать даже во время зимней тьмы, тогда как при охоте на карибу бинокль не менее важен, чем ружье, а потому она может быть сколько-нибудь успешной лишь при дневном свете; во-вторых, отощавшие карибу, добываемые зимой и весной, представляют собою довольно неважную пищу, тогда как жирные карибу, добытые осенью, являются деликатесом.

Уилкинс, Наткусяк и я начали охоту с того, что отошли на 3 дня пути к северо-востоку от нашей базы, т. е. от мыса Келлетт. Почти все это время шел снег, засыпавший все оленьи следы, а видимость была лишь на 1–2 мили. Каково бы ни было изобилие припасов на нашей базе, но в силу прочно установившейся привычки или, может быть, из «гордости» я почти никогда не разрешаю своим спутникам брать с собой на охоту запас продовольствия больше чем на 2–3 суток. Во всех без исключения случаях нам удавалось добыть какую-нибудь дичь до того, как этот запас был израсходован; вообще, подобная тактика правильна, так как налегке люди идут быстрее и, зная, что перед ними альтернатива — добыть дичь или остаться голодными, охотятся энергичнее и больше радуются удаче.