Кейл направил лошадь вниз по склону, в заросшую пышной травой долину озера Блу-Лейк. Однако он никак не мог изгнать из памяти охватившее его удовольствие, когда Мики даровала ему последний поцелуй. Странно, что на этот раз ее реакция была столь необузданной и самозабвенной. Обычно она была очень сдержанна и держалась настороженно, стараясь не уступать желаниям плоти. Она едва его выносила и постоянно напоминала ему об этом. Но на сей раз она буквально растаяла в его руках и... «И что?» – мрачно буркнул самому себе Кейл. Не нужно думать об этой женщине. Черт побери, она продолжает его искушать даже тогда, когда не пытается. И противиться этому так трудно, что по его спине уже течет холодный пот.

Он ненавидит ее, внезапно понял Кейл, ненавидит зато, что ему приходится так отчаянно бороться с собой. Как спокойна и беззаботна была его жизнь, пока эта особа не повстречалась у него на пути! Теперь же в его смятенной душе безумные мысли о женщине, которую ему не следует видеть. Он знал, что участие Мики в гонке за землей непременно приведет ее к катастрофе. Ему следовало выкинуть мысли об этом из головы. Однако ему все же хотелось, чтобы разочарование не стало для нее страшным ударом.

Но больше всего Кейл не желал поддаваться тем чувствам, которые вызывала в нем эта незаурядная личность. Мики Ласситер не относилась к женщинам, которых можно бросить после нескольких безрассудных мгновений страсти. Она была самой сложной, интересной и загадочной натурой, с которой Кейл когда-либо встречался.

«Когда же ты перестанешь думать об этой ерунде?» – мысленно обругал себя Кейл. Он собирался провести на БлуЛейк безмятежный день с красивой женщиной. Они вместе посмотрят на живописный пейзаж. После этого Кейл собирался отвезти своих лошадей на переправу Кэддо-Джейк и вернуться в лагерь. И все.

Кейл слегка покачнулся в седле. Должно быть, он совсем поглупел, если считает, что путешествие вдвоем с Мики Ласситер может быть невинным и простым. «Оно потенциально опасно», – подумал он. Оставалось надеяться, что он сумеет избежать подводных мелей.

Они проехали через густые заросли подлеска и свисающие ветви белых акаций, кедра и кизила. Наконец в просвете деревьев Мики увидела великолепное озеро. Она не верила своим глазам. Перед ней были кристально чистые воды. Озеро обрамлялось песчаным тенистым пляжем.

Наверное, прошла вечность с тех пор, как Мики могла искупаться и поплавать. Когда вокруг ручьев снуют тысячи переселенцев, это невозможно. Но восхитительное озеро словно делало приглашение, которому Мики не могла противиться, – и с радостным криком она направила Санданса в воду.

Есть лошади, которые смертельно боятся воды и по доброй воле никогда в нее не войдут. Есть и такие, которые плавают в воде, как утки. Санданс относился ко второй категории. Конь сразу прыгнул в озеро и, вытянув шею, начал делать большой круг.

Кейл с улыбкой наблюдал, как Мики, соскользнув с седла, плыла следом, ухватившись за лошадиный хвост. Лошадь быстро двигалась вдоль берега впереди своей хозяйки. Радостный смех Мики заглушал пение птиц на деревьях, низко нависающих над водой. Внезапно Мики рассмеялась, словно беззаботный ребенок, и начала с кем-то разговаривать. Кейл не сразу понял, что она беседует с лошадью. Он был уязвлен, что о нем совсем забыли и эта девушка предпочитает ему компанию своего коня.

Кейл знал, что Мики очень привязана к Сандансу. Но только сейчас он понял, как высоко ценила она это животное. Ее глаза, голубые, как волны озера под солнечными лучами, смотрели только на него. Продолжая смеяться, она выпустила хвост и двинулась в другую сторону, потом повернула навстречу Сандансу. Когда они встретились, она обняла своего коня за шею. Как бы отвечая на эту ласку, он тихо заржал, а затем двинулся вперед, разрезая волны, словно огромный лебедь.

Мики снова забралась ему на спину и рассмеялась, будто играла с приятелем. Выбравшись на берег, конь поднял голову и стал отряхивать с себя воду. Мики тоже выпрямилась в седле и начала выжимать воду из своей мокрой одежды. Покончив с этим, она встала на седло ногами и, используя коня как трамплин, прыгнула в озеро. Лошадь повернула голову, ожидая, когда ее хозяйка появится на поверхности. А потом, подобно верной собаке, снова бросилась в воду.

Все это зрелище доставило Кейлу наслаждение. Он был уверен, что Мики придет в восторг от этого уединенного озера. Но он не мог и предполагать, что такое большое удовольствие получит и он сам. Эта девушка казалась полной жизни, радовалась миру и всему, что в нем есть, а ее смех напоминал музыку. Когда она улыбалась, ее лицо светилось от удовольствия. И Кейл, который всегда считал себя разумным и рациональным, внезапно позавидовал ее лошади.

Как бы он хотел, чтобы улыбка этой великолепной русалки была обращена к нему, как жаждал, чтобы ее руки обнимали его шею, чтобы ему она шептала в ухо нежные слова! Этой лошади досталось внимание единственной женщины, которую Кейл никак не мог изгнать из своих мыслей. Боже, да он ревнует к лошади! Мики обожала это существо, и было похоже, что эти двое уже много раз так же весело проводили время. Они были как дома и в воде, и на земле, и они были так поглощены друг другом, что Кейл мог бы сейчас просто исчезнуть – и они вряд ли бы это заметили!

Кейл завистливо вздохнул. Этой девушке надо хотя бы поблагодарить его за то, что он привез ее в такое великолепное место. Она, похоже, совсем про него забыла. Он столько боролся с привязанностью к ней, а она его не замечает...

Эти печальные мысли мигом вылетели у него из головы, когда Мики снова показалась на водной поверхности лицом вверх. Ее мокрая одежда хорошо обрисовывала все изгибы ее груди и бедер. Все линии ее тела были безупречны – как у ангела, плывущего на серебристом облаке.

Ее вид воспламенил Кейла. Все воды озера не могли остудить его пыл. Ему захотелось немедленно схватить эту дриаду и перенести на песчаный берег, не терпелось провести руками по ее обольстительному телу.

Когда Кейл представил себе эту греховную картину, из его груди вырвался мучительный стон. Но это же невозможно! Он думает о вещах, которых Мики ему не позволит. Он чисто случайно подсмотрел другую сторону ее безрассудного характера, которая скрывается за решимостью и волей. Ему удалось увидеть ее сущность.

Когда Мики позвала Санданса, чтобы, стоя за ним, скинуть с себя мокрую одежду, Кейл затаил дыхание. Словно парализованный, он молча наблюдал, как ее коричневое ситцевое платье летит по воздуху, чтобы опуститься на спину лошади. А потом на спину лошади опустилась и нижняя сорочка.

Кейл заплатил бы целое состояние, если бы в эту минуту Санданс стал прозрачным. Он видел только обнаженные руки Мики, когда она плыла то в одну сторону, то в другую, не рискуя удаляться от лошади на большое расстояние. Однако воображение Кейла быстро дорисовало ему недостающую картину. Его неудержимо влекло к этой отважной нимфе, использовавшей коня в качестве ширмы. И Кейл вынужден был признать, что как последний идиот он не может побороть свое желание. Неужели она не понимает, как это трудно для него – сидеть здесь, словно на раскаленной сковородке, когда его тело просто требует дотронуться до нее?

Но она невинна, с сожалением подумал Кейл. Всю жизнь Кейл питал к девственницам чуть ли не религиозное почтение. Как же жестоко поступила судьба, познакомив его с девицей и заставив ее страстно желать! Но она-то что – не знает, что не следует раздеваться перед мужчиной? Она думает, что он камень?

Когда Мики в очередной раз всплыла на поверхность, Санданс повернул голову и Кейл наконец увидел зрелище, о котором мечтал. Среди расходящихся серебристых волн плыла столь изящно сложенная обворожительная нимфа, что он только разинул рот.

Вода был прозрачной, так что девушка казалась находящейся за чуть окрашенным стеклом. Ее груди были полными, темные пики – упругими и приглашающими прикоснуться. Ее плечи выточены из слоновой кости, присыпанной кое-где водяными брызгами. Ее хорошо очерченные бедра и ноги казались твердыми и тем не менее очень женственными. Для художника рисовать любую часть ее тела было бы подлинным удовольствием. Но Кейл сомневался, что нашелся бы мастер, способный запечатлеть такую прелестную женщину на холсте. Любой портрет имеет только два измерения, и потому он не может отразить столь динамичную, излучающую радость красоту.