— И это ты говоришь после того, как съел целый фунт отборных креветок, — поддразнил его серп Твен. Некоторые из окружающих засмеялись, но Манделу шутка не развеселила.

— Роскошные трапезы на конклаве изначально задумывались как компенсация за жизнь, полную самоотречения, — процедил он. — Но они потеряли свой смысл, когда здесь столько серпов, которые ни в чем себе не отказывают!

— Перемены — хорошая вещь, если они служат всеобщему благу, — сказала серп Кюри. — Вот только серпы «нового порядка» не служат вообще никакому благу.

— Мы должны продолжать борьбу, Мари, — сказала серп Меир[24]. — Наша задача — всячески поддерживать и возвеличивать достоинства серпов, твердо придерживающихся высоких моральных устоев. Мы должны полоть с неизменной мудростью и состраданием, ибо в этом наша суть. И мы никогда не должны считать право на лишение жизни чем-то само собой разумеющимся. Это бремя, а не удовольствие. Это привилегия, а не развлечение.

— Отлично сказано! — одобрил серп Твен. — Будем верить, что добродетель восторжествует над эгоцентризмом «нового порядка». — Тут он лукаво усмехнулся. — А знаешь, Голда, твоя речь звучит так, будто ты метишь на место Верховного Клинка.

Она искренне рассмеялась:

— Вот уж чего не надо, того не надо!

— Но слухи-то до тебя доходили, не так ли? — спросил Твен.

Серп Меир пожала плечами.

— Подумаешь, слухи. Оставляю их серпам, которые еще не завернули за угол. Что до меня, то я слишком стара, чтобы тратить время на пустые домыслы.

Анастасия обернулась к серпу Кюри:

— Что за слухи?

Та пренебрежительно отмахнулась:

— Каждые пару лет идут толки, будто Ксенократ собирается оставить пост Верховного Клинка, но он все не уходит и не уходит. Думаю, он сам их и распускает, чтобы все только о нем и говорили.

Прислушавшись к разговорам других серпов, Анастасия сделала вывод, что тактика Ксенократа вполне успешна. В тех случаях, когда беседа шла не о серпе Люцифере, в ней непременно обсуждались всяческие слухи о Верховном Клинке. Например, что он уже самовыпололся; что у него есть ребенок; что процедура обновления возраста пошла не так, как надо, в результате чего Ксенократ превратился в трехлетнего малыша. Чего только не болтали! Но никого, казалось, не смущала явная нелепость слухов. А что, забавляться так забавляться!

Анастасия в своем серповском самомнении ожидала услышать гораздо больше пересудов об их с Мари приключениях, но о них вообще мало кто упоминал.

— До меня доходили слухи, будто вы обе ушли в подполье, — сказал серп Секвойя. — Это как-то связано с серпом Люцифером?

— Абсолютно не связано! — ответила Анастасия резче, чем ей самой бы того хотелось. Вмешалась Мари — чтобы не дать подопечной наломать дров:

— Нет, нас просто немного потревожила шайка негодников. Пришлось перейти на кочевой образ жизни, пока их не переловили.

— А, ну отлично, что все выяснилось, — молвил серп Секвойя и вернулся к столу за добавкой.

— Что значит «выяснилось»? — возмутилась Анастасия. — Мы по-прежнему не имеем понятия, кто стоял за всем этим!

— Не имеем, — спокойно согласилась Мари. — И кто бы это ни был, он может сейчас находиться здесь, в ротонде. Лучше прикинуться, что нам до лампочки.

Еще до конклава Константин поделился своими подозрениями, что за атаками на них скорее всего стоит какой-то серп, и сейчас следствие разрабатывало эту версию. Анастасия оглянулась вокруг, ища Константина в переполненной ротонде. Это оказалось несложно, поскольку его алая мантия бросалась в глаза, — и, к счастью, на ней не было драгоценностей. Константин по-прежнему придерживался нейтралитета, чего бы это ему ни стоило.

— Я рада, что вам вернули глаза, — сказала Анастасия, подойдя к нему.

— Пока еще немного чувствительны к свету, — отозвался он. — Полагаю, их надо «разносить», как обувь.

— Есть что-то новое по нашему делу?

— Нет, — честно ответил серп Константин, — но у меня стойкое предчувствие, что фекальные массы всплывут на поверхность во время этого конклава. Посмотрим, насколько скверно здесь завоняет заговором.

— Ну и как тебе твой первый год?

Анастасия обернулась и увидела серпа-юниора в мантии из художественно потертой джинсовой ткани с прорехами. Серп Моррисон — его посвятили на один конклав раньше Цитры. Смазливая мордашка и повадки короля старшей школы продвинули его, к удивлению Анастасии, гораздо дальше, чем она ожидала.

— Он был… насыщен событиями, — сдержанно ответила она, не желая входить с ним в доверительные отношения.

— Это точно! — улыбнулся он.

Анастасия попыталась сбежать в какой-нибудь укромный уголок, но место этого вдруг оказалась в окружении элегии серпов-юниоров, возникших словно из ниоткуда.

— Слушай, это так классно, что ты даешь людям месяц на подготовку! — прощебетала одна девушка, имени которой Анастасия не помнила. — Надо и мне попробовать.

— И как оно — полоть с серпом Кюри? — поинтересовался другой юниор.

Анастасия старалась быть вежливой и терпеливой, но чувствовала себя неловко, оказавшись в центре их внимания. Ей не хотелось заводить внутри коллегии друзей одного с ней возраста, однако многие молодые серпы не жалели усилий, чтобы втереться к ней в доверие.

— Будь осторожна, — предупреждала ее Мари на предыдущем, осеннем конклаве, — иначе они начнут таскаться за тобой, как свита.

Анастасия не хотела никакой свиты. И не хотела, чтобы ее причислили к серпам, обзаводящимся фанатами.

— А давай будем полоть вместе? — предложил серп Моррисон и подмигнул. — Повеселимся!

Анастасия вышла из себя.

— «Повеселимся»? — переспросила она. — Так ты, значит, собираешься примкнуть к «новому порядку»?

— Да я и туда, и туда, — ляпнул он и поспешил исправиться: — То есть, я еще не определился.

— Хорошо, когда определишься, дай знать.

Она развернулась и ушла, оставив за собой последнее слово. Когда на посвящении этот парень взял себе имя Моррисон, Анастасия подумала, что его выбор исторического покровителя-женщины достоин восхищения, и поинтересовалась, может ли называть его Тони[25]. Он, оскорбившись самому предположению, пустился объяснять, что назвал себя в честь Джима Моррисона — певца и композитора смертной эпохи, умершего от передозировки. Цитра припомнила кое-что из его музыки и сообщила собеседнику, что его исторический покровитель хотя бы одну вещь в своей жизни сделал правильно — написал песню «Странные люди»[26]. Под «странными людьми» она подразумевала, конечно, серпа Моррисона. После этой колкости он дал себе зарок завоевать симпатии Анастасии, пустив в ход всё свое обаяние.

— Должно быть, Моррисона корежит, что мы, юниоры, больше хотим тусоваться с тобой, чем с ним, — сказала ей серп Бейонсе несколько минут спустя. Анастасия еле удержалась, чтобы не оторвать собеседнице голову.

— Тусоваться?! Серпы не тусуются! Мы проводим прополку, и мы поддерживаем друг друга.

Отповедь заткнула серпу Бейонсе рот, но, похоже, одновременно вознесла Анастасию на еще более высокий пьедестал. Анастасия вспомнила слова серпа Константина перед последней атакой заговорщиков. Он сказал тогда, что не только Мари, но и сама Анастасия вполне может быть целью убийц, поскольку она пользуется большим влиянием среди серпов-юниоров. Ей не хотелось ни на кого влиять, но отрицать бессмысленно — она действительно была для них авторитетом. Может быть, придет день, когда она свыкнется с этой ролью и найдет способ извлекать из нее пользу.

В 6:59 утра, за минуту до того, как должны были открыться бронзовые двери в зал заседаний, прибыл Верховный Клинок Ксенократ, тем самым положив конец слухам о самопрополке или превращении в малолетку.

— Странно… — задумчиво сказала Мари. — Для Ксенократа нехарактерно приходить так поздно. Обычно он является одним из первых и старается провести как можно больше времени в беседах с другими серпами.