«У меня не было выбора, — подумала Гиад, желая заявить это в лицо своей заносчивой спутнице. — Отче Избавитель попросил меня войти в его свиту. Отказать ему стало бы грехом».

Однако она не сумела произнести эти слова вслух: да, в них содержалась правда, но не вся. Тогда Асената хотела улететь. Разве могло бесконечное замкнутое бдение в Свечном Мире сравниться со славным крестовым походом архиисповедника, который, следуя пророчеству, направлялся в систему Провидение?

Внезапно сестре показалось, что она открыла какую–то незримую дверь, откуда хлынул поток воспоминаний, сметающий все годы, минувшие с тех пор.

И вот Асенате Гиад снова двадцать два. Сегодня начинается ее вторая жизнь, хотя сама сестра еще об этом не знает.

Крепко прижимая болтер к нагруднику, она стоит на Дороге Пророка, облаченная в серый доспех, который начищен до блеска и украшен церемониальными лентами. Асената подобна зеркальному отражению двух Сестер Битвы, находящихся по бокам от нее, и шестисот других, выстроенных вдоль горного серпантина в знак почтения к их гостю.

Досточтимый исповедник выбрал благоприятный день для восхождения к собору Светильника, ибо непрерывные бури Витарна утихли и все вокруг заливает двойной свет парных солнц: радостные охряные лучи Избавления смешиваются с гневно–красным сиянием Проклятия. Подобное случается редко. Воздух настолько чист, что заметны все семь окружных гор Перигелия, хотя до них множество лиг. Асената никогда еще не наблюдала такой картины, и она жаждет повернуться по кругу, чтобы насладиться видами, но подобное стало бы непростительным нарушением дисциплины. Кроме того, Бог–Император одарил этим зрелищем не ее.

Единственная вершина в поле зрения Гиад — Темперанс, иначе Строгий шпиль. Он самый мрачный из семи, поскольку там целестинки ее ордена проводят обряды отбора для сестер–кандидаток. Эти мытарства предназначены для закаливания духа, а не тела: они призваны укрепить сознание против искусов гораздо более страшных, чем любые мирские соблазны. Недавно Асената провела там много времени, поэтому считает, что видеть Темперанс сейчас — к добру. Сестра даже не думает, что могла оказаться лицом к нему по простой случайности. Согласно ее вере, совпадений не бывает. Во всем есть порядок и смысл.

Гиад слышит громогласную симфонию, сопровождающую кавалькаду, и ее сердце поет, но она подавляет желание повернуть голову и проследить за приближением процессии. Асената поглядит на посетителей, когда они пойдут мимо нее, и в какой–то момент, несомненно, увидит даже отче Избавителя. Его флот завернул к Свечному Миру перед долгим странствием в языческую систему Провидение. Что примечательно, посольству исповедника разрешили не преодолевать Исход и высадиться на самом Кольце Коронатус. Такое почти неслыханное нарушение ритуала явно свидетельствует, как велика святость их гостя. Возможность узреть столь праведного поборника Света Императора — редкое благословение.

Сдерживая пыл, Гиад без лишних раздумий ждет, когда посольство возникнет в ее зоне видимости.

Первым появляется экспедиционное подразделение Адепта Сороритас из ордена Терния Вечного, авангардный отряд крестового похода исповедника. Их белые латы сияют в лучах двух солнц, посрамляя тускло–серую броню Асенаты. Целестинки и серафимы этого сестринства выделяются черными табардами и замысловатыми наспинными знаменами, где изображен багряный цветок, увитый терниями. Их возглавляет седовласая женщина в траурно–темном плаще, на силовом ранце которой цветет живой розовый куст, знак различия канониссы–истязателя. Ее лицо, похожее на топор, искривлено гримасой свирепой веры; печатая шаг, она подозрительно оглядывает серых воительниц Железной Свечи. Когда женщина проходит мимо, Гиад замечает среди шипастых лоз на ее ранце человеческий череп, глазницы которого заполнены кроваво–красными лепестками. Позже сестра узнает, что он принадлежал предшественнице канониссы.

За Сестрами Битвы следует бронемашина «Экзорцист» с блестящим корпусом, над которым вздымаются позолоченные трубы пышно украшенной пусковой установки. Впрочем, сегодня из танка вылетают только резонирующие органные ноты какого–то имперского марша. На крыше «Экзорциста» лежит мягкая подушка, и сидящая там женщина неземной красоты в шелковых одеяниях играет на золотой арфе. Неизвестно как, но изысканные звуки, извлекаемые ею, прекрасно слышны сквозь рев органа.

За боевой машиной шагает группа монахов в белых рясах, которые с идеальной синхронностью помахивают дымящимися кадилами. Подняв выбритые макушки к небу, они сопровождают музыку баритонным хором. Сервиторы–херувимы с пухлыми личиками, что застыли в отсутствующих улыбках, порхают вокруг иноков на механических крыльях и стучат в крохотные барабаны, привязанные к их тельцам.

Асената невольно ахает при виде закованных в броню великанов, которые маршируют вслед за монахами. Исполинов всего трое, но они затмевают собой всю остальную процессию, виденную сестрой, поскольку они — мифы, обретшие плоть. Конечно, сестра никогда не сомневалась в существовании Адептус Астартес, но шанс увидеть, как они идут по ее миру, — несравненный дар, ведь космодесантники, разумеется, важнейшее из творений Бога–Императора. Само их присутствие словно соединяет Гиад с далеким прошлым ее расы и предназначением, провозглашенным ее неумирающим богом. И кроме того, гиганты просто прекрасны.

Их доспехи непрерывно переливаются разными цветами, словно их распирает какая–то внутренняя энергия, мешающая остановиться на единственном оттенке, однако при этом трио воинов всегда смотрится гармонично. Со своей позиции Асената не видит их левых наплечников — с гербом ордена. Но правые поистине великолепны: каждая из выгнутых пластин покрыта уникальной и мастерски выполненной росписью. У космодесантника, идущего слева, изображены огромные фьорды под белой крепостью с высокими башнями, пронзающими облака. У его товарища справа — портрет женщины, вся красота которой заключена в загадочности улыбки.

Но глубже всего впечатляет сестру работа на оплечье центрального великана. На первый взгляд абстрактный узор из геометрических фигур приглушенных оттенков кажется незатейливым, однако в нем скрыта безграничная утонченность — нечто такое, чего Асената никогда раньше даже не воображала, но к чему всегда стремилась душой. Осознание этого необратимо изменяет Гиад, хотя она сама не понимает, как именно.

Посмотрев на лик воина, подарившего ей откровение, сестра видит то, что и ожидала: правильные царственные черты без единого намека на высокомерие. Широко расставленные глаза исполина сияют от восхищения великолепием Перигелия, на губах играет неопределенная улыбка, а волосы цвета воронова крыла стянуты серебряным венцом. С его силового ранца струится багряный плащ, самую малость не достающий до земли. Отныне, думая о своем Императоре, Асената всегда будет видеть перед собой этого дивного воина.

В ее поле зрения неожиданно входит четвертый великан, ступающий в нескольких шагах позади остальных. Хотя его латы изукрашены так же вычурно, цвет брони меняется в пределах оттенков синего: от чернильно–фиолетового до королевской лазури. Спинная часть доспеха, дугой поднимаясь над затылком, переходит в пластинчатый капюшон, который обрамляет лицо. Волосы космодесантника скрыты, однако Гиад не сомневается, что он сед: воин не менее красив, чем его спутники, но излучает настороженность и замкнутость, характерные для тех, кто повидал слишком многое. Его личный герб — каркасная сфера из переплетенных серебряных линий, кажущаяся почти трехмерной, как голограмма. Если абстрактный узор на плече командира привел Асенату в упоение, то это изображение вызывает у нее неприязнь, и тоже по непонятным причинам.

Затем полубоги скрываются из виду, и остается только человек, одиноко шагающий в хвосте процессии. Даже если бы он не следовал по стопам гигантов, то все равно показался бы непримечательным. На нем простая коричневая ряса, прихваченная на поясе куском веревки, и сандалии на босу ногу. Из религиозных символов священник носит только безыскусную деревянную аквилу на шее. Несмотря на торчащую бороду и тонзуру рукоположенного проповедника, он сравнительно молод — немногим старше тридцати пяти. Его кожа оттенком напоминает полированную медь, а с обоих сторон высокого лба мудреца свисают угольно–черные волосы, пронизанные седыми прядями.