— Это ложь, — предупреждает Иона стародавнюю тень, взирающую на путника с другого конца его — их — дороги. — Покончи с ней!

«Закончи ее!»

Потом в поле зрения Тайта остается только ухмыляющийся безумец, сидящий перед ним на корточках в цехе рыбозавода. Глаза самозваного борца за свободу ярко блестят, потом мутнеют, и его рот растягивается еще шире. С влажным хлопком лицо Верлока сползает с черепа, как перчатка, и из распахнутых челюстей с протяжным визгом вырывается нечто змееподобное, всплывшее из Моря Душ. Раскручиваясь из тела злополучного трудяги, демон испускает волны неистовства, которые осязаемо искажают воздух рядом с ним. Прилив бешенства омывает Иону, будоража гнев в его душе, но благословение зеркала возносит странника над валом. В тот миг беспощадной ясности перед Тайтом вырисовывается картина жестокого фарса, разыгравшегося здесь.

Путник ощущает бессильную злобу ничтожного человечка, который вымостил дорогу в ад, надеясь обрести свободу, и познаёт судьбу жертв его безрассудства. Но среди них нет невинных, да и не может найтись, ибо они ведали в жизни лишь деспотию и пестуемую ею порочность. В сердце каждого из них тлеет уголь ярости, алчущий только искры, что разожжет насилие.

И тогда Ружалка взмывает среди них, словно тысяча языков пламени.

Иона видит, как рабочие, скинув оковы рассудка, толпой бросаются на рыбовидную тварь — режут и колотят ее жалким оружием, а то и голыми руками. Распаленные дикой свободой, люди как будто не замечают, что в ответ чудовище учиняет беспощадную бойню. Один за другим изувеченные трупы разлетаются по уготованным им местам, создавая сцену, которая через несколько часов откроется Тайту.

Истребление заканчивается за считаные минуты и кратко вспыхивает вновь, когда появляются бойцы в белых шинелях из отделения сержанта Горана. Их жгучие лазлучи так же безвредны для демона, как инструменты в руках рыбников, однако солдатам удается прожить чуть дольше. Возможно, потому, что они пытаются убить монстра издали. Растерзав их, пришелец из преисподней возвращается в тело носителя: хотя тварь не насытилась и не пресытилась, она осторожна и понимает, что в косном новом мире ее подпитывает только резня. Таясь внутри человека–личинки, существо наблюдает и поджидает новую добычу.

Сейчас это зрелище не вызывает у странника никаких чувств, ведь душа Ионы онемела наподобие его плоти, но позже он будет дрожать, и плакать, и проклинать увиденный кошмар. А потом Тайт напишет о нем. Не о самих событиях или их подробностях — ведь повествование путника не какая–то хроника тривиальных треволнений, какими бы дьявольскими они ни были, — а о смысле случившегося. Вот что нужно книге.

Истина.

Ружалка — первый демон, с которым столкнулся Иона, и встреча подарит ему много откровений. Но сначала Тайту надо выжить.

Странник отпрыгивает вбок от твари, рванувшейся на него потоком черных глаз и акульих зубов, скрепленных обнаженными жилами. Чудовище поворачивает следом, извиваясь с гибкостью подводного хищника, скрежеща клыками и мерцая от желания попробовать Иону на вкус. Тот резкими перекатами уходит от молниеносных выпадов Ружалки, и луч подствольного фонаря бешено рассекает тьму. Оказавшись у стены, Тайт рывком поднимается на ноги, заскакивает на стол поблизости — и спрыгивает за миг до того, как демон разносит опору в труху. В стремительном полете Иона изворачивается с нечеловеческой ловкостью, наводя пистолет на цель.

Не на монстра, а на скудоумного еретика, выудившего такой улов.

Безжизненная оболочка Верлока все так же стоит на коленях, его ободранная голова запрокинута, а расставленные челюсти направлены к потолку. Он кажется скелетным цветком, тянущимся к солнцу. Глаза рыбника, сползшие к шее, бессмысленно смотрят на мир из обвисших остатков лица. Все тело рабочего содрогается и трясется в такт порывистым движениям Ружалки, ведь хвост демона по–прежнему уходит в растянутую глотку человека.

— Гори! — ревет Тайт, вкладывая в приказ свое презрение, и открывает огонь.

Испуская радужный свет, его нечестивая пуля петляет между витков туловища монстра. Вгрызшись в череп Верлока, она взрывается, и вспышка озаряет весь цех. Носителя охватывает переливчатое пламя, которое устремляется по телу твари, расплетая его на своем пути. Ружалка лишь верещит, с ненавистью тараща тысячи глаз и иных отверстий.

Прыжок Ионы оканчивается падением на спину, едва не оглушающим его: странник пожертвовал состоянием апофеоза, чтобы наполнить мощью смертоносный выстрел. Одновременно с тем, как демон бросается на него, огонь достигает башки монстра, и та рассыпается хлопьями почерневшей эктоплазмы в пяди от лица Тайта.

Путник еще долго лежит без движения, зачарованно глядя, как растворяются в воздухе зловонные миазмы. Окончательно поняв, что уцелел, он скалит зубы — так же хищно, как его жертва.

— Не этой ночью, ублюдок, — дразнит Иона своего истинного врага, который ждет встречи с ним в отдаленном будущем. — Я с тобой еще не разобрался.

— Проповедник Тайт! — рявкнул кто–то хриплым голосом.

Открыв глаза, Иона поймал на себе недоуменный взгляд сестры Хагалац.

— Ты что–то говорил о лжи. Какой именно? — требовательно спросила беловолосая женщина.

Странник немного помолчал, оценивая ее. Кем бы ни была Хагалац, она явно обладала здесь некоей властью. Возможно, у нее также имелись какие–нибудь ответы. И, что важнее, Тайту пришлось бы потратить один из бесценных осколков, чтобы прорваться через охрану моста…

Иона принял решение.

— Ложь заключена в Ольбере Ведасе, сестра.

— То есть?

В тоне диалогус не оказалось ноток отрицания или гнева. Она словно ожидала услышать такой ответ.

— Что бы ни произошло в схоле, Ведас выжил, — продолжил Тайт, чувствуя истинность своих слов. — И я готов поспорить, что он–то все и устроил.

«Выкладывай все карты, — подумал Иона. — Пан или пропал».

— Ваш богослов — еретик, сестра, — сказал он. — Я прибыл на Витарн, чтобы убить его.

Лемарш смотрел, как сестра Гиад заходит в отделение. Она ухаживала за бойцами на «Асклепии», на «Крови Деметра» и вот теперь в Сакрасте. Хотя ответственность за пустотных абордажников уже несли другие сестры, комиссар ожидал ее появления. Все ждали.

«Какие бы еще роли ни играла Асената, она остается нашим хранителем, — рассудил Ичукву. — Такой человек не может пренебречь обязанностями. В ней сохранилось что–то от палача».

Удивило Лемарша только то, что Гиад задержалась. Пришла она лишь после полудня, когда больничная рутина уже шла своим чередом. Еще на Первой заре старшая матерь Соланис со свитой из ассистенток в красных рясах приступила к обследованию и ритуальному оздоровлению раненых. Методично обойдя палату, госпитальеры выбрали самых тяжелых пациентов, которых затем увезли на каталках в хирургическое отделение для более глубокого очищения, как телесного, так и духовного. Выяснилось, что ночью все–таки скончался рядовой Райнфельд. Но сестры уповали на милость Императора и надеялись, что эта смерть окажется последней. Соланис заверила Ичукву, что палатина Бхатори уже разрабатывает план лечения их болезни. Акаиси якобы трудилась до утра, используя Фейзта как «переносчика избавления», что бы это ни значило.

В общем, комиссар не мог придраться к новым целителям: они заботились о гвардейцах эффективно и даже обходительно. Правда, без толики сострадания.

— Приветствую, сестра, — произнес Лемарш, когда Асената подошла к его койке.

— Комиссар, — рассеянно отозвалась Гиад. — Полагаю, мои сестры хорошо за вами ухаживают?

— Безупречно. На завтра мне назначены процедуры для устранения «асимметрии конечностей», как выразилась матерь Соланис.

— Вот и хорошо. — Асената не заметила попытки пошутить. Ее глаза покраснели, а мешки под ними казались синяками на бледной коже.